Дихотомия труда и творчества.

Особого внимания в данном контексте заслуживает то обстоя­тельство, что в большинстве случаев понятие «труд» применяется в чрезвычайно широком смысле, сильно затрудняющем понимание происходящих в современном обществе процессов. В одной из своих недавних работ Дж. К. Гэлбрейт совершенно справедливо писал: «Следует четко констатировать факт принципиальной важности, о котором редко упоминается в экономической литературе: существует проблема с термином "труд (work)", [который] обозначает резко кон­трастирующие виды деятельности; по своей неоднозначности он вряд ли имеет много аналогов в каком-либо языке»[127]. Мы согласны с ним в том, что понятие «труд» (в английском языке — «work», во французском — «travail», в немецком — «Arbeit») действительно не определено достаточно строго в большинстве социологических исследований.

Противоречивая и двойственная природа человеческой деятель­ности отмечалась философами еще в прошлом веке. Одним из при­меров тому могут стать работы К. Маркса, определявшего труд как «процесс, совершающийся между человеком и природой,. . в кото­ром человек своей собственной деятельностью опосредствует, ре­гулирует и контролирует обмен веществ между собой и природой»[128], как «вечное условие человеческой жизни, не зависящее от какой бы то ни было формы этой жизни, а, напротив, одинаково общее всем ее общественным формам»[129], но в то же время отмечавшего, что «говорить о свободном, человеческом, общественном труде, о труде без частной собственности [значит допускать] одно из вели­чайших недоразумений»[130], и провозглашавшего, что «коммунисти­ческая революция выступает против прежнего характера деятель­ности, устраняет труд»[131].

В современных условиях в социологической литературе укоре­нилась позиция, согласно которой в рамках продуктивной деятель­ности следует выделять два ее вида: с одной стороны, осуществля­ющуюся под воздействием внешней материальной необходимос­ти, с другой — внутренне свободный процесс самореализации ин­дивида. В отличие от ситуации, которую мы анализировали во второй лекции в связи с терминологическими проблемами, возникающи­ми вокруг понятия постэкономического общества, отличия в видах продуктивной деятельности наиболее последовательно прослежи­ваются в англоязычных исследованиях, где для обозначения «тру­да» используются взаимозаменяемые на первый взгляд понятия «work» и «labour». Первое выступает в данном случае как более широкое, а второе — как более узкое, использующееся для обозна­чения деятельности, вызванной экономической необходимостью. Классическое определение труда в узком смысле слова («labour») дано в начале XX века А. Маршаллом, отмечавшим, что «труд (labour) — это любое умственное или физическое усилие, целиком или частично направленное на получение каких-то иных благ, кро­ме удовлетворения от самого процесса работы»[132]. Подобный под­ход, нельзя не отметить, укоренен в сознании англоязычных иссле­дователей исключительно глубоко. Когда А. Смит говорит о «еже­годном труде каждой нации [как о том фонде], который изначаль­но снабжает ее всем необходимым и удобным для жизни, что она ежегодно потребляет и что всегда либо является непосредственным продуктом этого труда, либо приобретается у других наций за этот продукт»[133], он применяет понятие «labour», а не «work». Когда Х. Арендт определяет «labour» как «наиболее частный (private) из всех видов человеческой деятельности»[134], она также отмечает его связь с феноменом собственности и процессом накопления обще­ственного богатства.

Напротив, термин «work» обозначает крайне широкий круг яв­лений. Ю. Хабермас отождествляет его с любой рациональной це­ленаправленной активностью[135]; Э. Жакс говорит о труде как о «при­менении здравого смысла для достижения цели в пределах своих возможностей к максимально определенному сроку»[136]; Ч. Хэнди в своем анализе видов work распространяет это понятие на самую разнообразную человеческую активность[137]; Д. Белл описывает доиндустриальную, индустриальную и постиндустриальную дея­тельность как «pre-industrial, industrial and post-industrial work»[138]. При этом большинство исследователей не считают work «деятельно­стью, которой мы занимаемся по необходимости или ради денег»[139], различая оплачиваемый (paid) и свободный (free) work[140].

Таким образом, пусть и с некоторой долей условности, можно утверждать, что оба подхода — марксистский и неоклассический — сходятся в рассмотрении labour как деятельности, продиктованной внешней необходимостью, границы которой заданы пределами удов­летворения материальных потребностей человека, a work — как продуктивной активности человека вообще. В таком контексте лег­ко согласиться с мнением Р. Хейльбронера о том, что «мир без труда (work) — это фантазия, причем опасная»[141], однако вряд ли такая формулировка окажется справедливой, если использовать понятие «labour».

Мы считаем, что переход от деятельности, обусловленной эко­номической необходимостью, к активности, свободной от подоб­ной системы стимулов, может быть обозначен как переход от тру­да к творчеству, от labour к creativity. При этом, если понимать творчество как внутренне мотивированную рациональную деятель­ность, оказывается, что определить деятельность как труд или творчество может только сам ее субъект. Преодоление труда про­исходит в первую очередь на социопсихологическом уровне; и по­скольку процесс труда задает целый ряд фундаментальных эконо­мических явлений и закономерностей, можно предположить, что преодоление экономических основ социума осуществляется не че­рез трансформацию социальных структур, а вследствие духовной и интеллектуальной эволюции составляющих их людей. Этот вы­вод, который невозможно сделать в рамках любого из направлений постиндустриальной теории, составляет основу нашего подхода к анализу преодоления эксплуатации.