Интеллектуальное расслоение в постиндустриальном обществе.

Проблемы, порождаемые информационной революцией, не сво­дятся к технологическим аспектам, они имеют выраженное соци­альное измерение. Их воздействие на общество различные иссле­дователи оценивают по-разному. Так, П. Дракер относится к возни­кающим проблемам достаточно спокойно: «Центр тяжести в про­мышленном производстве — особенно в обрабатывающей промыш­ленности, — пишет он, — перемещается с работников физическо­го труда на работников интеллектуального. В ходе этого процесса создается гораздо больше рабочих мест для представителей сред­него класса, чем закрывается устаревших рабочих мест на произ­водстве. В целом, он сравним по своему положительному значе­нию с процессом создания высокооплачиваемых рабочих мест в промышленности на протяжении последнего столетия. Иными сло­вами, он не создает экономической проблемы, не чреват "отчужде­нием" и новой "классовой войной"... Все большее число людей из рабочей среды обучаются достаточно долго, чтобы стать работни­ками умственного труда. Тех же, кто этого не делает, их более удачли­вые коллеги считают "неудачниками", "отсталыми", "ущербными", "гражданами второго сорта" и вообще "нижестоящими". Дело здесь не в деньгах, дело в собственном достоинстве»[194] В то же время существует много исследователей, обращающих внимание на су­щественную эрозию прежних принципов построения обществен­ной структуры. Такие известные авторы, как Д. Белл, Дж. К. Гэлбрейт, Ч. Хэнди, Ю. Хабермас, Р. Дарендорф и другие, отмечают, что новая социальная группа, которая обозначается ими как «низший класс (underclass)»[195], фактически вытесняется за пределы общества[196], формируя специфическую сферу существования людей, выключен­ных из прежнего типа социального взаимодействия[197]. Дальше всех идет в подобных утверждениях Ж. Бодрийяр, считающий, что низ­ший класс представляет собой некую анонимную массу, не способ­ную даже выступать в качестве самостоятельного субъекта соци­ального процесса[198]; при этом характерно, что радикализм таких взглядов не встречает в научном сообществе заметного стремления оппонировать их автору. Вынесение конфликта за пределы тради­ционной классовой структуры[199] может, конечно, создать впечатле­ние его преодоления или ослабления, но впечатление это обманчи­во, и недооценка возникающего противостояния может стоить очень дорого[200].

Таким образом, основанием классового деления современного социума становятся образованность людей, обладание знаниями. Следует согласиться с Ф. Фукуямой, утверждающим, что «в разви­тых странах социальный статус человека в очень большой степени определяется уровнем его образования. Например, существующие в наше время в Соединенных Штатах классовые различия (курсив мой—В. И. ) объясняются главным образом разницей полученного образования. Для человека, имеющего диплом хорошего учебного заведения, практически нет препятствий в продвижении по служ­бе. Социальное неравенство возникает в результате неравного дос­тупа к образованию; необразованность — вечный спутник граждан второго сорта»[201]. Именно это явление представляется наиболее ха­рактерным для современного общества и вместе с тем весьма опас­ным. Все ранее известные принципы социального деления — от базировавшихся на собственности до предполагающих в качестве своей основы область профессиональной деятельности или поло­жение в бюрократической иерархии — были гораздо менее жест­кими и в гораздо меньшей мере заданными естественными и неус­транимыми факторами. Право рождения давало феодалу власть над его крестьянами; право собственности приносило капиталисту по­ложение в обществе; политическая или хозяйственная власть под­держивала статус бюрократа или государственного служащего. При этом феодал мог быть изгнан из своих владений, капиталист мог разориться и потерять свое состояние, бюрократ мог лишиться дол­жности и вместе с ней — своих статуса и власти. И фактически любой другой член общества, оказавшись на их месте, мог с боль­шим или меньшим успехом выполнять соответствующие соци­альные функции. Именно поэтому в экономическую эпоху классо­вая борьба могла давать представителям угнетенных социальных групп желаемые результаты.

В постиндустриальном обществе положение меняется. Люди, составляющие сегодня элиту, вне зависимости от того, как она бу­дет названа — новым классом, технократической прослойкой или меритократией —обладают качествами, не обусловленными внеш­ними социальными факторами. Не общество, не социальные отно­шения делают теперь человека представителем господствующего класса, и не они дают ему власть над другими людьми; сам человек формирует себя как носителя качеств, делающих его представите­лем высшей социальной страты. В свое время Д. Белл отмечал, что до сих пор остается неясным, «является ли интеллектуальная элита (knowledge stratum) реальным сообществом, объединяемым общи­ми интересами в той степени, которая сделала бы возможным ее определение как класса в смысле, вкладывавшемся в это понятие на протяжении последних полутора веков»[202]; это объясняется отча­сти и тем, что информация есть наиболее демократичный источ­ник власти, ибо все имеют к ней доступ, а монополия на нее невоз­можна. Однако в то же самое время информация является и наиме­нее демократичным фактором производства, так как доступ к ней отнюдь не означает обладания ею[203]. В отличие от всех прочих ре­сурсов, информация не характеризуется ни конечностью, ни истощимостью, ни потребляемостью в их традиционном понимании, однако ей присуща избирательность — редкость того уровня, кото­рый и наделяет владельца этого ресурса подлинной властью. Спе­цифика личностных качеств человека, его мироощущение, усло­вия его развития, психологические характеристики, способность к обобщениям, наконец, память и так далее — все то, что называют интеллектом и что служит самой формой существования информа­ции и знаний, — все это является главным фактором, лимитирую­щим возможности приобщения к этому ресурсу. Поэтому значи­мые знания сосредоточены в относительно узком круге людей — подлинных владельцев информации, социальная роль которых не может быть в современных условиях оспорена ни при каких обсто­ятельствах. Впервые в истории условием принадлежности к гос­подствующему классу становится не право распоряжаться бла­гом, а способность им воспользоваться.

Новое социальное деление вызывает и невиданные ранее про­блемы. До тех пор, пока в обществе главенствовали экономические ценности, существовал и некий консенсус относительно средств достижения желаемых результатов. Более активная работа, успеш­ная конкуренция на рынках, снижение издержек и другие экономи­ческие методы приводили к достижению экономических целей — повышению прибыли и уровня жизни. В хозяйственном успехе пред­приятий в большей или меньшей степени были заинтересованы и занятые на них работники. Сегодня же наибольших достижений добиваются те предприниматели, которые ориентированы на мак­симальное использование высокотехнологичных процессов и сис­тем, привлекают образованных специалистов и, как правило, сами обладают незаурядными способностями к инновациям в избран­ной ими сфере бизнеса. Имея перед собой цели, в содержании ко­торых экономический контекст занимает отнюдь не главное место, стремясь самореализоваться в своем деле, обеспечить обществен­ное признание разработанным ими технологиям или предложен­ным нововведениям, создать и развить новую корпорацию, высту­пающую выражением индивидуального «я», эти представители ин­теллектуальной элиты добиваются тем не менее наиболее впечат­ляющих экономических результатов. Напротив, люди, чьи ценности имеют чисто экономический характер, как правило, не могут каче­ственно улучшить свое благосостояние. Дополнительный драма­тизм ситуации придает и то, что они фактически не имеют шансов присоединиться к высшей социальной группе, поскольку оптималь­ные возможности для получения современного образования дают­ся человеку еще в детском возрасте, а не тогда, когда он осознает себя недостаточно образованным, помимо этого, способности к интеллектуальной деятельности нередко обусловлены наследствен­ностью человека, развивающейся на протяжении поколений.