Таракан, таракан, тараканище!
А вы знаете, зачем нужны тараканы?
Они существуют повсеместно, в любой экосистеме, они были всегда, пережили динозавров и нас с вами переживут. Их невозможно истребить до конца, они презирают яды и не дохнут от радиации. Они многочисленны, плодовиты и живучи, способны приспосабливаться к самым неприятным условиям и абсолютно не изменяются вот уже несколько миллионов лет. Не потому, что незачем. А потому что нельзя.
Посмотрите на таракана. Что вы видите? Маленькую жалкую козявочку, которая даже укусить не может? Нет, вы видите монстра, чудовище! Даже если вы не запрыгнете с воплем на стол, все равно в вашей душе возникнет чувство глубочайшего омерзения. На то нет объективных причин. Таракан слаб, не ядовит, не опасен и совершенно беззащитен перед человеком. Да, он может иногда служить переносчиком заразы, но не в большей степени, чем ваша кошка или собака, а их вы не боитесь.
В этом главное и основное свойство таракана: он устроен таким хитрым образом и так запрограммирован природой, чтобы вызывать неподотчетный страх и иррациональное отвращение у любых высокоразвитых существ. Зачем это нужно? Чтобы уберечь биосферу от проникновения извне. Тараканы – центральный элемент иммунной системы Земли.
Когда какая‑нибудь инопланетная цивилизация замышляет против нас недоброе – ну, например, завоевание мира, – она ведь никогда не нападает сразу, сломя голову. Сначала прилетают зонды, проводят исследование, сканирование, а уж потом умные головы в их инопланетном Генштабе вырабатывают тактику и стратегию нападения. И вот пялятся они тычинками в экран, любуются земными видами, мечтают, как приберут все эти богатства к своим ложноножкам – и вдруг прямо в центре экрана видят ЕГО! Таракана! Тараканы же, напоминаю, вездесущи, и неспроста – только так можно гарантировать, что они попадут в кадр. Генштаб в ужасе, главный в обмороке, оба адъютанта хватаются всеми конечностями за все головогруди, секретаря тошнит над мусорным бачком. Флотилия разворачивается и улетает в другую галактику на сверхсветовой скорости. Эта планета гадкая! На ней водятся тараканы! Страшные, противные, неистребимые, усами шевелят! Фу, мерзость, мерзость, скорее прочь отсюда!
Нам‑то еще ничего, мы вроде притерпелись, а бедным инопланетянам каково с непривычки?
Вот и летают над Землей круглые тарелки, красные треугольники, белые параллелепипеды, покружат‑покружат и пропадают. Один боевой флот сменяется другим, а нападать так и не решаются. Боятся.
Тараканы на страже, они бдят и никого не подпустят к матушке‑Земле.
А вы на них с тапочком…
* * *
– Я вовсе не хотел уводить из Гамельна всех детей, – сказал Крысолов. – Да и не всех, кстати, увел, всего‑то пару десятков. Это уж молва потом раздула все и приукрасила. И прошли‑то они со мной не так уж далеко, и двух миль не будет. Горожане быстро опомнились, спохватились, догнали, вернули детей по домам. Побили меня ни за что ни про что…
Он вздохнул.
– Я ведь и не играл даже во второй‑то раз. Вышел из мэрии как оплеванный, без оговоренной платы, с горящими ушами, а в спину меня толкали смешки и издевки членов городского совета. А что сделаешь, кому пожалуешься? Так и шел по улице, горбился, про флейту свою и забыл. А дети провожали меня глазами, локтями друг друга подпихивали: глядите, мол, вот оно, живое чудо идет! Волшебник, настоящий! Одной дудочкой целую армию крыс истребил!
И бежали за мной, и дергали за рукава: дяденька, сыграй еще! Дяденька, покажи фокус!
Много ли они чудес видели в своем Гамельне? Вот и увязались следом, оторваться не могли, глазами ели, вдали – что еще сотворю? А я и не умею толком ничего, только крыс заклинать. А не то, может, и увел бы детей, показал бы им мир другой стороной, где и не такие еще чудеса бывают. Да где уж мне! Пару десятков сманил, не более. И недалеко совсем. Это все молва потом растрепала, будто потянулись за мной все, и ни один не вернулся. Если бы!
Но уж пару миль мы с ними точно прошли.
Принц отодвинул в сторону ветхий полог и взглянул в лицо спящей принцессе. Да, это, безусловно, была та самая девушка, чей портрет он нашел в лавке старьевщика. Хотя придворный художник, как водится, и приукрасил действительность, но принцесса все равно оказалась довольно мила, хотя и несколько болезненной, чахоточной красотой. «Какая она худенькая и бледненькая, – сочувственно подумал принц. – Сто лет пролежать в темной башне, без еды, питья и свежего воздуха – шутка ли! Ну ничего, ломоть хлеба с куском мяса, бокал вина и легкая верховая прогулка вернут ей румянец».
Принц наклонился над гробом и нежно поцеловал принцессу в губы. Губы оказались неожиданно горячими и сухими. Принцесса открыла глаза.
– Ой, – сказала она, быстро запахивая на груди истлевшую блузку. – Уже все? Можно вставать?
– Э‑э… Да, – выдавил принц.
Принцесса спустила ноги с постамента и огляделась по сторонам.
– Как много пыли! – заметила она. – Интересно, какой же сейчас год?
– Одна тысяча триста сорок седьмой, – машинально ответил принц.
– Ах, как замечательно! – захлопала в ладоши принцесса. – Значит, у старой ведьмы все получилось! Я и правда проспала сто лет!
– Вас это радует? – удивился принц.
– Радует? Ну конечно! – принцесса засмеялась. – Я же теперь не умру в свои шестнадцать! А проживу долго и счастливо, и когда‑нибудь встречу своего… – тут она осеклась и с подозрением посмотрела на принца. – А Вы, собственно, кто? Наш новый лейб‑медик?
– Нет, – растерялся принц. – Я принц из далекого королевства и прибыл, чтобы…
– А где лейб‑медик? – нетерпеливо перебила принцесса.
– Не знаю… А зачем… Вы себя плохо чувствуете?
Улыбка сползла с лица принцессы.
– А разве меня не для этого разбудили? – спросила она. – За сто лет врачи уже научились лечить чуму, ведь правда же?..
* * *
– Ты сгубил мою молодость, – сказала женщина.
– А ты мою, – ответил мужчина.
– Ты пил, курил, издевался надо мной.
– А ты меня пилила, ругала и била сковородкой.
– И в постели ты полная тряпка.
– Да и ты тоже всегда холодна.
– Ты мало зарабатываешь.
– А ты много тратишь.
– Ты мне не то что новой шубы или духов – цветы забываешь дарить.
– А ты меня кормишь подгоревшими макаронами и кашей с комками.
– Ты обратил всю мою жизнь в череду страданий.
– Ну и ты постаралась мою отравить.
– Так, значит, мы в расчете?
– Ага. Никаких обид.
* * *
В сказочном королевстве жизнь была сказочная. Зеленели луга, на них паслись овечки, в лесах пели птички, в реке плескались рыбки – лепота, да и только. Крестьяне собирали урожай с полей, принцессы в кринолинах выезжали на природу и совершали там променад под присмотром фрейлин, торговцы торговали, колдуны колдовали, а летописцы запечатлевали происходящее в многотомных хрониках. И все, в общем, были довольны.
Единственной неприятностью, омрачавшей приятное существование жителей королевства, был дракон. Грубое, гадкое, невоспитанное существо. Дракон воровал овец, выжигал пашни, пугал принцесс и гадил на крыши. Король был очень недоволен и всячески подстрекал своих рыцарей разделаться с драконом, обещая им то полцарства,[3]то принцессу в жены, то солидное денежное вознаграждение. Рыцари на такие обещания велись как дети, выходили против дракона один на один и, натурально, геройски погибали. Так проходил год за годом.
В конце концов, королю надоело выслушивать еженедельный доклад о том, что очередная дюжина овец сожрана, очередные двести акров выжжены, сорок крыш обгажены и еще одна принцесса напугана. Он написал письма всем окрестным сказочным королям и созвал их на совет, чтобы раз и навсегда решить проблему драконов. Окрестные короли (а у каждого из них тоже проживали свои драконы, иногда даже пара) отнеслись к вопросу со всем пониманием, а потому после недолгих, чисто организационных дебатов выработали общий план действий. Было решено объединенными силами всех армий напасть на каждого отдельно взятого дракона и перебить их всех по очереди. Ни один дракон не выстоит против такой силищи, это вам не какой‑нибудь отчаянный рыцарь, а регулярные войска.
Так оно и вышло. Не прошло и года, как всех драконов на том континенте истребили, сокровищницы разграбили и уничтожили кладки яиц, чтобы уж наверняка. Самый последний пойманный дракон, правда, пытался как‑то отвертеться, твердил о проклятиях, о том, что люди еще пожалеют, но его, конечно, не стали слушать.[4]Король сказал «Отрубить ему головы!», палач трижды взмахнул топором, и с последним драконом было покончено. Три головы повесили над тремя воротами замка, а над четвертыми пришлось вешать драконий хвост, но ими все равно никто не пользовался.
Прошло некоторое время. Сперва все было замечательно. Но потом нарушение экологического баланса стало сказываться в полной мере.
Оставшись без своего единственного естественного врага, рыцари размножились чрезвычайно. Они слонялись без дела по стране, нападали со скуки на мельницы, задирали крестьян, грабили караваны и сжигали колдунов. Переходя на оседлый образ жизни, каждый рыцарь старался отгрохать себе собственный замок, а потом обкладывал поборами близлежащие земли и покушался на соседние. Это вело к междоусобным склокам, во время которых гибли почем зря мирные жители, вытаптывались поля и разрушались деревни. Рыцари буянили, дерзили королю, совращали принцесс и показывали дурной пример молодежи. И всю эту высокородную кодлу надо было кормить, поить и всячески ублажать, чтобы они, не дай бог, не взбунтовались.
Ко всему прочему, в лесах развелось до черта волков (которые, оказывается, прежде составляли основу рациона драконов), а из‑под земли полезла какая‑то мелкая нечисть, осмелевшая в отсутствие хозяина. Для рыцарей драться с такой мелюзгой было недостаточно почетно, а для простых обывателей – слишком опасно, так что нечисть жировала совершенно безнаказанно.
Король хватался за голову, слушая еженедельный отчет о том, что столько‑то тысяч акров земли вытоптано, столько‑то десятков деревень сожжено, столько‑то голов скота задрано и столько‑то принцесс беременно. «Найдите мне дракона! – кричал он. – Хоть какого‑нибудь, пусть даже маленького! Выпишите из‑за границы! Полцарства за дракона и любую принцессу в придачу или даже двух принцесс!»
Но, конечно, новых драконов взять было неоткуда. Экологические катастрофы необратимы.
Дурак был сказочный король, если решил, будто в природе есть хоть один бесполезный, вредный вид.