С первых моментов своего существования наука создавала свой особый язык, язык теоретических понятий — терминов, по большей части принципиально отличающийся от естественного языка повседневного общения людей. Однако часто ряд научных понятий все же заимствуется из обыденного языка, метафорически «пересаживается» в научную почву: «метафора в науке умирает, скрывается в понятии, уходит с головой в стоячее болото термина и как бы залегает на его глубине, в самой толще, до которой при желании можно добраться»1. Многозначность слова, имеющая место в повседневном общении, теряется ради одного-единственного смысла, который и «застывает» в термине. В самом деле, известные всем со школы физические понятия, как, например, «волна» и «ядро атома», — примеры таких «умерших» метафор.
В целом же научная терминология стремится выйти за пределы наличного опыта и выразить ненаблюдаемые сущности, и поэтому естественный язык, приспособленный для описания только тех объектов, с которыми сталкивается человек в повседневной жизни, — здесь плохой помощник.