Прежде всего нарративное интервью максимально не формализовано. В то же время рассказ о жизни имеет свою внутреннюю структуру и логику: каждый человек в повседневной жизни обладает интуитивной компетентностью относительно правил построения рассказа (неважно, касается он какого-то конкретного случая или целой жизни). Эта компетентность служит гарантом того, что повествование будет понято слушателем. Интуитивная компетентность здесь — имплицитные (внутренние) правила, которые Ф.Шютце называет цуцвангами и в соответствии с которыми человек выстраивает свое повествование2. При этом он, как правило, может и не подозревать об их существовании: любой человек стремится сделать свой рассказ доступным пониманию и воспроизводству со стороны других людей, т.к. «в осмысленности, линейности и целостном представлении человеческой жизни равно заинтересованы как авторы автобиографических повествований, так и интервьюеры и исследователи»3. Эти правила коммуникации, эти ее внутренние требования чаще всего возникают тог-
' См.: Смирнова-Ярская Е. Указ. соч., а также: Судьбы людей: Россия XX век. М.: Ин-т социологии РАН, 1996; Гог-либ А.С. Социально-экономическая адаптация россиян: факторы успешности—неуспешности // Социс, 2001. № 7 и др.
2 Журавлев В.Ф. Указ. соч. С. 38.
3 ГолофастВ.Б. Многообразие биографических повествований // Социологический журнал. 1995. № 1. С. 76.
да, когда рассказчик не имеет возможности предварительно планировать и подготовить свое повествование, т.е. если его рассказ — экспромт (отсюда вытекает и соответствующее требование к технике интервьюирования).
Само это положение об интуитивной компетентности рассказчика, о выборе схем объяснения, понятных слушателю, базируется на методологических постулатах символического интеракционизма, этнометодологии, феноменологической социологии, объясняющих, как возможно понимание. Речь идет о знаменитом тезисе А.Шюца, называемом «тезисом взаимных перспектив», с помощью которых преодолеваются различия «индивидуальных перспектив»'. В этнометодологии, как мы уже говорили, эти имплицитные правила называются «фоновыми ожиданиями» и представляют собой образы действий безо всякой рефлексии, существующие в сознании и одинаковые для всех членов общности (см. Тему 3, Часть I).
Ф.Шютце выделяет такие имплицитные правила2:
— целостность и законченность. Все важные и существенные для жизненного опыта рассказчика события излагаются в их целостной взаимосвязи, каждый конкретный эпизод получает законченный вид;
— сгущение. Поскольку рассказчик понимает, что в его распоряжении ограниченное количество времени, он вынужден останавливаться только на самых существенных (в его понимании) событиях своей жизни;
— детализация. Детализация здесь рассматривается как частный аспект целостности: вводя новую тему или новые имена, рассказчик чувствует необходимость уточнять, прояснять конкретные обстоятельства.
Еще раз подчеркнем, что эти нарративные правила вытекают из логики нарративного жанра, воспроизводящего жизненный опыт рассказчика (опыт переживания жизненных собы-ш и) и всегда рассчитанного на понимание слушателя.
Еще одна значимая черта — нарративное интервью максимально недирективно. Это означает, что оно кардинально
1 ШюцА. Структура повседневного мышления //Социологические исследования. 1988. №2. С. 131.
2 Цит. по: Журавлев В.Ф. Указ. соч. С. 37.
снимает эту проблему «заданное™», несвободы информанта, предоставляя ему возможность самому в процедуре опроса конструировать реальность своей жизни или ее фрагмента. Интервьюер здесь утрачивает роль ведущего, управляющего процедурой интервьюирования — происходит реверсия (изменение) ролей, и ведущим становится информант.
Образно говоря, в нарративном интервью воплотилась тоска социолога по «живому слову» во всех его красках и оттенках, тоска как результат усталости от часто безуспешных попыток найти слова, которыми говорит народ1. В нарративах сам народ заговорил «во весь голос», получив возможность, может бьпь, впервые в социологическом исследовании говорить на своем языке. Да и слово «народ» здесь уместно употреблять только метафорически. В тексте нарратива в полный рост встает индивидуальное во всей своей неповторимости и уникальности. В этом смысле нарративы — всегда «голоса из хора».
Можно выделить и еще одну особенность — нарративное интервью, пожалуй, единственный метод, позволяющий социологу «схватить» процессуалъностъ жизни, обычно ускользающую от исследователя.
Конечно, внутренние изменения в объекте, «встроенные во временные координаты», можно изучать и другими способами: используя стратегию «кейс-стади» или проводя лонгитюдные исследования2 как особый тип в рамках классической парадигмы.
Вместе с тем в исследовании типа кейс-стади временной интервал, как правило, очень узкий и редко превышает год. Лонгитюдное исследование, хотя и может охватывать значительные по величине «куски» жизни, само по себе является скорее экзотикой в социологии, нежели распространенной исследовательской практикой, что, впрочем, вполне объяснимо: наша нестабильная, калейдоскопическая жизнь слишком плохо оборудована для подобного рода исследований.
' При разработке стандартизованного опросника социологу порой долго и мучительно приходится «отрабатывать» язык опросника, чтобы он был понятен респондентам.
2 «Особость» лонгитюдного исследования состоит в том, ЧТО в нем изучаются одни и те же люди на разных этапах жизнв! i ного цикла: сначала школьники, потом выпускники вузов и через несколько лет работы и т.д.
Вот эта ориентированность нарративного интервью на «схватывание» процессуальное™ жизни особенно востребована в эпоху перемен, когда социальное время спрессовывается, уплотняется, делается более насыщенным значимыми событиями. Наш исследовательский опыт использования этого метода для изучения социально-экономической адаптации россиян как процесса поведенческого и субъективного освоения тогореального социального пространства, которое сегодня формируется, подтверждает это.
В самом деле, вряд ли можно было бы понять, что происходит с людьми в период «резкого поворота руля», без анализа их собственных повествований об этом. Как, впрочем, едва ли можно было бы без анализа нарративов ответить на столь мучительный для судеб реформирования вопрос: «Почему одни люди успешно вписываются в меняющуюся социальную реальность, осваивая и конструируя новые «правила игры», в то время как другие остаются за бортом этого процесса?»