Одна из особенностей техники нарративного интервью заключается в том, что тема беседы сообщается информанту непосредственно перед началом, а не заранее: рассказ должен быть экспромтом. До интервью в процессе переговоров о его проведении информанту следует сказать лишь несколько общих фраз, например что интервью будет затрагивать самые разнообразные аспекты, что ничего выходящего за рамки его компетенции не будет, а ответы формулируются в свободной форме.
Необходимость получения рассказа-экспромта объясняется /шумя моментами: • считается, что в таком рассказе, как правило, уменьшается вероятность появления пространных рассуждений, оценок line связи с непосредственным жизненным опытом, с событиями жизни;
считается, что содержание рассказа-экспромта в меньшей степени определяется особенностью ситуации взаимодействия с интервьюером: неподготовленный к рассказу информант будет меньше стараться произвести впечатление на ин-н-риьюера. В этом случае содержание рассказа будет в большей степени соответствовать жизненному опыту рассказчика. Это, конечно, не означает, что влияние контекста, т.е. ситуации общения с конкретным интервьюером, будет полностью устранено. «Я» как результат коммуникации всегда присутствует (вспомним концепцию трех «Я» рассказчика — см. Тему 2, Часть II). Вместе с тем считается, что значимость этого «Я» в рассказе-экспромте несколько уменьшится. Ф.Шютце полагает, что нарративное интервью как процедура, процесс состоит из трех этапов'.
• Первый этап — начало интервью и основной рассказ исследователь кратко формулирует просьбу или общий вопрос. Это называется «нарративным импульсом», цель которого — стимулировать информанта к рассказыванию истории своей жизни. Нарративный импульс не должен затрагивать приватных или неприятных для информанта тем.
После того как начался рассказ, функция интервьюера сводится к роли слушателя и стимулированию продолжения повествования кивками головы и обычными для заинтересованного слушателя репликами «Хм-хм», «Что было дальше?» и т.д. В случае если респондент заканчивает повествование, интервьюер должен попытаться задать новый вопрос. При этом вопрос должен быть задан так, чтобы у рассказчика не было необходимости давать оценки и аргументы. Цель такого вопроса — стимулировать рассказ о периодах жизни, которые либо были недостаточно освещены, либо вообще остались незатронутыми.
• Второй этап — «фаза нарративных расспросов». Рассказчику задаются вопросы о событиях, упомянутых им ранее в своем повествовании. Опять речь идет не об оценках и аргументации. Интервьюер касается прерванных линий рассказа, малопонятных для него мест и предлагает информанту дополнить или прояснить их.
• Третий этап — заключительная часть. Респондент получает слово как «теоретик», развивая аргументацию, давая объяснения по поводу событий своей жизни. Таким «теоретическим» резюме интервью и завершается.
Нарративное интервью, как правило, записывается на диктофон, а потом транскрибируется.
Цит. по: Журавлев В.Ф. Указ. соч. С. 39-40.
5.4. Отношения интервьюер — информант в нарративном интервью
В отличие от методологии классического социологического исследования, устанавливающей монологичные, субъект-объектные отношения между исследователем и исследуемым, методология качественного социологического исследования декларирует установление принципиально другого характера этих отношений: они становятся диалоговыми, субъект-субъектными, отношениями равноправных партнеров исследовательского процесса.
На уровне процедуры интервью это означает, что в качественном интервью в целом и в нарративном как его наиболее «ярком» виде отношения между интервьюером и информантом также должны быть субъект-субъектные.
Однако действительно ли эти отношения являются межличностными отношениями двух субъектов общения, можно ли их назвать подлинно субъект-субъектными! На наш взгляд, методологический посыл качественной социологии в ситуации реальных взаимоотношений в процедуре интервью «дает сбой».
В самом деле, социальные психологи утверждают, что межличностные отношения в процедуре общения (а интервью — это всегда общение) только тогда могут быть действительно субъект-субъектными, когда предполагают равенство партнеров в процессе общения, когда его участники выступают как равно активные и равно свободные партнеры. Вместе с тем в нарративном интервью (как и в качественном вообще) интервьюер и информант все же не могут рассматриваться ни как равно активные, ни как равно свободные партнеры. Они — не равно активные партнеры в процедуре интервью в двух смыслах:
1 — прежде всего, они по-разному вовлечены в процесс об-шепия, при этом разная вовлеченность «задана» различиями и выполняемых ролях. Здесь, несомненно, большая вовлеченность информанта, в «свободном полете» рассказывающего ис-Орию своей жизни или ее фрагмента. Вовлеченность ин-лрвьюера здесь минимальна и сводится лишь к выражению |Наков заинтересованности в рассказе. Она обусловлена самим мисративным требованием его невмешательства в повество-wiiiiic информанта. Все то немногое, что он делает в процедуре интервью, — и «нарративный импульс», и всевозможные междометия «гм», «ага», и короткие фразы типа «как это интересно», «неужели все это было» — служат только одной цели — максимально "раскрепостить"» информанта;
2 — у исследователя и информанта совершенно разная мотивация к участию в интервью. Для информанта это всегда навязанная деятельность, общение здесь в большей или меньшей степени вынужденно. Конечно, в нарративном интервью эта вынужденность несколько сглаживается: рассказ о себе, своей жизни — обычная повседневная практика. В процедуре интервью информанты часто оказываются увлеченными самим процессом, да и «проговаривание жизни» нередко выступает экзистенциальной потребностью поиска ее смысла: рассказывая свою историю жизни, человек зачастую «избавляется от неудобной жизненной ситуации, изживает неприятности»'. Поэтому навязанная «обязательность» повествования нередко уходит на второй план для информанта, хотя принципиально все-таки остается.
Интервьюер и информант — не равно свободные субъекты общения, если под свободой понимать отсутствие жесткой регламентации процедуры общения, ее неформальный характер. Действительно, подлинно свободное неформальное межличностное общение предполагает, что партнер сам по себе — цель общения, это фактически бескорыстное общение. В процедуре нарративного интервью (и качественного в целом) — другая ситуация. Жизненный мир информанта интересен исследователю прежде всего в контексте познавательной задачи, в горизонте его пусть интуитивного, смутного, но все же некоторого содержательного образа результата. Само поведение интервьюера в процедуре интервью не есть проявление его личной заинтересованности, проявление его субъективности, но всегда лишь имитация непринужденной беседы, всегда искусственный и искусный способ «разговорить» информанта, чтобы его понять. Да и общение это достаточно «одностороннее»: сам интервьюер не «раскрывает», как правило, себя, свой внутренний мир.
' Бургас М. История жизни, рассказывание и поиск себя // Вопросы социологии. 1992. Т.1. № 2. С. 129.
Исключение составляют современные феминистски ориентированные качественные исследования, пытающиеся «вписать опыт женщин в сферу научного рассуждения» и потому вынужденные «продвигаться к созданию новых методов, пригодных для описания женских жизней и их активности, не покидая при этом границ социологии»1. Для них характерна попытка изменить эти отношения, сделать их «более гуманными», неиерархическими, осуществить реальное равноправное партнерство в процедуре интервью. Такое «переделывание» типичных для качественного интервью отношений обусловлено прикладной направленностью феминистских исследований: стремлением преобразовать положение женщин, «просветить» их как группу, находящуюся в подчиненном положении в мужском мире. Фактически такие исследования — сплав исследовательской и преобразовательной деятельности. Не случайно К.Панч выделяет особый тип исследования — action research2 (исследование с акцентом на преобразовательную деятельность), в ходе которого исследователь целенаправленно старается одновременно производить сбор данных и изменять поведение женщин. Оба участника в таком интервью равны в том плане, что они не только могут, но и должны активно взаимодействовать, апеллировать к своему личному опыту и опыту других, отвечать на вопросы друг друга. Интервьюер получает полное право активно оказывать влияние на ход мыслей собеседницы путем объяснения, убеждения. Чаще всего участники такого интервью становятся друзьями, между ними устанавливаются близкие, дружеские отношения. Отношения, складывающиеся в таком интервью, — это практически неформальное межличностное общение.
В качественном интервью и в нарративном как в его виде, мс преследующем феминистских целей, иная ситуация: отношения интервьюер—информант все-таки иерархичны и в пом смысле — не подлинно субъект-субъектные. В то же время
1 Клименкова Т. Феминистские стратегии интервьюирования и анализа данных.
2 Punch К. Op. cit. P. 143.
здесь гораздо большая степень субъектной выраженности информанта, гораздо меньшая степень регламентации процедуры общения в сравнении с классическим интервью. И потому эти отношения — не субъект-объектные. Очевидно, здесь имеет место особый тип субъект-субъектных отношений, основанных на сохранении определенной дистанции, когда четко различаются интервьюер и исследуемый субъект. Можно даже сказать, что у исследуемого субъекта остается «объектная» сторона — ведь он интересен интервьюеру в первую очередь не как уникальная личность с набором уникальных характеристик, но как носитель именно тех характеристик, которые значимы с точки зрения целей и задач исследования.