Информативно-целевой анализ текстов

Российским исследователем Т.Дридзе' был разрабо­тан еще один вид формализованного анализа, правда, только текстовой информации — информативно-целевой. В рамках этого подхода текст рассматривается как целостная иерархиче­ская содержательно-смысловая структура, объединенная авто­рским замыслом (коммуникативным намерением). Это объ­единение функционально, т.е. ориентировано на достижение конкретной цели общения.

Основная задача метода состоит в том, чтобы оценить конкретный текст с точки зрения его первичной и вторичной ин­формативности.

Первичная информативность характеризуется не абсолютным количеством информации в тексте, а лишь той ее частью, кото­рая станет достоянием реципиента (т.е. человека, воспринимаю­щего информацию). Первичная информативность описывает потенциальную способность конкретного текста донести замы­сел, основное коммуникативное намерение автора до потребителя.

Вторичная информативность понимается как потенциаль­ная способность конкретного текста служить источником тех

¹ Дридзе Т.М. Информативно-целевой анализ содержания текстовых источников // Методы сбора информации в соци­ологических исследованиях. М.: Наука, 1990. Кн. 2.

сведений, которые ищет читатель, не задумываясь о целях по­рождения автором этого текста. Как правило, читатели находят много полезного, интересного в тексте «поверх» или вопреки коммуникативным намерениям автора. Это означает, что пер­вичная и вторичная информативности чаще всего не совпадают друг с другом, создавая «смысловые ножницы».

Социолог, приступая к анализу текстов, исходя из своих ис­следовательских задач, тоже рассчитывает на вторичную инфор­мативность: преобладающее большинство документов, цирку­лирующих в обществе, не создается для социолога, для целей научного ана I, у их авторов — свои собственные коммуни­кативные замыслы, далекие от интересов социологии.

В этом случае информативно-целевой анализ больших тек­стовых разноплановых массивов ориентирован на изучение со­держания с целью выявления, сопоставления, систематизации и сведения в системы данных о социальных явлениях или процессах. Здесь конкретный текст признается информативным в той ме­ре, в какой в его содержании обнаруживаются сведения, соот­ветствующие целям исследования.

В этом своем варианте информативно-целевой анализ со­единяет в себе элементы дедуктивного анализа (контент-ана­лиз), индуктивного, где исследователь «идет» от текста, и инфор­мационного, когда извлеченные из текста индикаторы смысловых единиц «ставятся в жесткие координаты существу­ющих между ними семантических отношений»¹.

Для оценки первичной информативности текста исследова­тель анализирует макро- и микроструктуры текста, где макро­структура — это иерархия разнопорядковых смысловых бло­ков, а микроструктура — набор внутритекстовых связей между опорными смысловыми узлами текста (фактами), образу­ющими логико-фактологическую цепочку, на основании кото­рой рассчитывается гипотетический коэффициент информа­тивности². По величине этого коэффициента судят об уровне первичной информативности текста: при максимальном значе-

'Дридзе Т.М. Указ. соч. С. 102.

² Он рассчитывается как отношение синтаксем, составляю­щих логико-фактологическую цепочку, к общему количеству синтаксем в тексте.

нии его (К=1) текст в высшей степени информативен, т.е. воспринимается (или, точнее, будет восприниматься) реципи­ентом максимально адекватно цели коммуникации. В целом чем «дальше» этот коэффициент от единицы, тем в меньшей степени он будет адекватно восприниматься.

Оценка первичной информативности текста помогает сде­лать ряд практически важных операций:

— внести изменения в текст таким образом, чтобы его лингвис­тический план (языковые средства), логика его развертыва­ния в наибольшей степени соответствовали содержательно-смысловой структуре, т.е. коммуникативным намерениям коммуникатора;

— сократить (сжать) текст, снять его избыточность без устра­нения смысловых узлов.

В социологии оценка первичной информативности может быть использована и в методических целях. В частности, И.П.Киселева проводила такой анализ текстов интервью с пу­теводителем, которые использовала на разведывательной ста­дии исследования: успех взаимодействия интервьюера и рес­пондента и на этом этапе зависит в значительной мере от того, насколько адекватны друг другу «фокусы вопросов и отве­тов»'.

Информативно-целевой анализ здесь выступает средством обнаружения и устранения «смысловых ножниц» между по­рождением текста и его восприятием респондентом. Анализ макро- и микроструктуры восьми интервью, расчет коэффи­циентов информативности каждого из них позволили оценить качество формулировок вопросов с точки зрения их соответствия целям исследования (коммуникативного замысла исследовате­ля). Это, в свою очередь, дало возможность определить лучшие из них, т.е. такие, при которых соответствие вопросов и ответов на них оказалось максимально полным. Понятно, что использо­вание таких формулировок в тексте интервью сослужит наи­большую пользу исследователю.

' Подробно см.: Киселева И.П. Информативно-целевой ана­лиз текста свободного интервью // Социологический жур­нал. 1994. №3.

2.5. Проблема надежности документальной информации

Классическая парадигма социологического иссле­дования с ее нацеленностью на достоверное знание всегда ста­вит важный вопрос: насколько надежна документальная ин­формация, насколько ей можно доверять?

Прежде всего, качество получаемой таким методом инфор­мации зависит от надежности источника информации. Как оценить его? Считается, что первичные документы, содержащие информацию «из первых рук» (дневники, тексты интервью), всегда надежнее вторичных, «перекраивающих», «перемалыва­ющих» первичную информацию для целей анализа (отчеты по исследованию, материалы государственной статистики и т.д.).

При использовании вторичных документов полезно знать цель их написания, чтобы представить себе степень их надеж­ности. Так, отчет о деятельности организации, представленный в вышестоящие органы, как правило, не очень надежный доку­мент, т.к. реализует установки администрации «выглядеть луч­ше», «не выносить сор из избы». В то же время отчет о деятель­ности подразделений, подготовленный для «внутреннего использования», для реального анализа ситуации, заведомо бо­лее надежен. Исследователю, использующему вторичные доку­менты, необходимо представлять себе и ситуацию подготовки документа, чтобы определить меру его надежности: кто готовил документы, откуда, из каких источников брались первичные данные, каким методом осуществлялся их сбор и т.д. Наиболее надежными являются документы, подготовленные независи­мыми экспертами: социологами, финансовыми аналитиками и т.д.

Особенное значение это требование имеет применительно к официальным личным документам: книгам, газетным статьям, мемуарам. Знание ситуации, при которой готовился официаль­ный документ, помогает оценить меру возможного смещения, отделить «ритуальные» пассажи, диктуемые социальным конте­кстом, от «истинной» информации, соответствующей мнениям автора.

Данные формализованных интервью или Карточек наблю­дения считаются надежными, если они выполнены в соответ­ствии со всеми требованиями, предъявляемыми к ним: шкалы проверены на обоснованность и устойчивость данных, а Кар­точки наблюдения являются результатом контролируемого (самого надежного) вида наблюдения.

Анализируя тексты личных документов (дневников, мему­аров, писем), полезно помнить, что фактуальная информация всегда более надежна, чем оценочная. Кроме того, видимо, бо­лее достоверны те детали, которые автор считает несуществен­ными, неважными.

3. Анализ документов в качественной

парадигме социологического исследования

3.1. Традиция изучения человеческих документов

В качественном социологическом исследовании могут ис­пользоваться самые разнообразные документы. В то же время особой любовью здесь пользуются личные, и особенно так на­зываемые «человеческие документы» как особая их разновид­ность: письма, дневники, воспоминания, автобиографии и т.д.

К этим документам следует отнести такие, где человек «сам рукой водит», т.е. не пропущенные сквозь чью-либо интерпре­тацию, «живые». Транскрипт интервью, тоже личный доку­мент, с этой позиции не может быть отнесен к «человеческим документам» по той причине, что «прошел» сквозь стадию транскрибирования, т.е. определенной обработки и потому не­избежной интерпретации «живого» языка интервью. Мы пом­ним, что многие связывают само возникновение качественного подхода с анализом писем польских эмигрантов, проведенным У.Томасом и Ф.Знанецки в «Польском крестьянине».

Новый всплеск интереса к личным и особенно «человечес­ким документам» происходит в 1980-х годах. В этот период на­чинает остро осознаваться плюральность социальной жизни, разнообразие ее форм, традиций, жизненных стилей, языко­вых игр. Новая культурная и познавательная ситуация в гума­нитарном познании побуждает обратить внимание исследова­телей на «цветущую сложность культуры», когда рядом с вполне современными модернистскими формами жизни со­седствуют немодернистские, традиционные, столь же ценные и важные и отнюдь не должные «отмирать», уступив место со-временным. В рамках такого умонастроения среди социологов возникает мощная потребность восстановить неведомую, за­малчиваемую историю, «дать голос» «маленьким» людям, чьи наивные тексты «забивались» «большими нарративами», созда­ваемыми учеными, политиками, интеллектуалами в целом.

Внимание к таким документам стало своего рода знаком эпохи и превратилось в особую традицию использования мето­да анализа документальной информации.

Погружение в «человеческие документы» дает возможность исследователю проникнуть в незаметность повседневной жиз­ни «иросшю человека», в которую так или иначе «вписана» ис­тория, понять социальный контекст одной-единственной чело­веческой судьбы: события, «правила игры», идеологемы, представления и ожидания. Понять этот социальный фон со­циолог может, используя реалистический и нарративный подхо­ды (мы об этом говорили в Теме 4, Часть I). Кроме того, очень важное значение здесь имеет и анализ языка текста. Язык пи­шущего — это выражение и производство его статуса, его «мес­та» в социальной структуре, характеристика его символическо­го капитала'.

Как правило, «документы жизни» анализируются методом традиционного (качественного) анализа, «внимательного вгля-дывания». Результатом такого изучения чаще всего выступает комментарий, в котором теоретические понятия «переплете­ны» с метафорами, аналогиями, фрагментами «живого» текста.

Сами по себе эти «документы жизни» достаточно разнород­ны. Одни из них написаны на «нелитературном языке», без точек и запятых, с орфографическими и стилистическими ошибка­ми. Это так называемое «ручное», «наивное» письмо. Отрывок из такой «книги жизни», написанной женщиной «из народа», крестьянкой с пятью классами образования Е.Киселевой, мы приводили в Теме 4, Часть I. Чтение подобных текстов, по мне­нию Н.Н.Козловой, блестяще анализировавшей «наивное пись­мо», большей частью подобно переходу в «мир иной», не похо­жий на мир литературного языка, субъектности и рационального мышления, в котором привык жить интеллектуал. «Это тексты,

¹ Козлова Н., Сандомирская И. «Наивное письмо» и произво­дители нормы. С. 165.

в которых ощущается присутствие пишущего живого тела и живого голоса»'.

В других — сплошные клише, как будто в человека заложе­на машинка, которая пишет «за него». Самые уникальные со­бытия своей жизни здесь описываются одинаковым официаль­ным, «газетным» языком.

В третьих — обе эти разновидности письма смешаны, пе­реплавлены, дополняя и конкурируя друг с другом. Особый интерес для социологов представляют такие «человеческие до­кументы», которые люди ведут всю жизнь: меняется сам пишу­щий, и вместе с ним меняется и язык текста — ручное «само­дельное» письмо постепенно превращается в «нормальный», литературный язык.

3.2. Аналитическая индукция и grounded theory

(обоснованная теория) как способы обработки информации в качественном исследовании

Вкачественном исследовании, ориентированном на производство теоретического знания (мини-концепции), для обработки документальной информации могут использо­ваться методы grounded theory и «аналитической индукции». О технологии осуществления grounded theory мы уже говорили в Теме 2, Часть II. Там «обоснованная теория» рассматривалась прежде всего как особый тип качественного социологического исследования, предполагающий специфическую организацию сбора и анализа полученной информации². Между тем «обос­нованная теория» — это и определенный способ обработки уже готовой собранной информации, содержащейся в документах — транскриптах интервью. Пример, приводимый в этой теме из нашего исследования, демонстрирует такую возможность grounded theory.

Метод аналитической индукции направлен на описание «процесса разработки и верификации гипотез и определения

' Козлова Н., Сандомирская И. Указ. соч. С. 154.

² Впрочем, А.Страусе рассматривает grounded theory в бо­лее широком значении — как особый стиль проведения лю­бого качественного исследования.

новых понятий в качественном исследовании»¹. Мы уже гово­рили ранее, что в качественном исследовании реализуется ин­дуктивная логика получения знания: от частного — конкрет­ной первичной информации, содержащейся в документе, к общему — мини-теории, общей для некоторой совокупности случаев (в нашем случае документов). Одним из вариантов ее и является аналитическая индукция как определенная логика по­лучения теоретического знания из частных случаев, «сырых данных».

Кратко эту логику можно проиллюстрировать следующим .ом. Есть некоторый набор случаев (документов — тран-скриптов интервью), например А, В, С D, E, F. Берем документ А и изучаем его характеристики. Ему присущи признаки Р, R, S. Кратко это можно записать так: А (Р, R, S). Исследуем другие документы таким же образом: В (Q, R, S); С (Q, P, S); D (К, R, S);E(K,P,S);F(K,Q,S).

Сравнивая эти случаи (документы), можно сделать вывод: общим и повторяющимся будет признак S. Остальные призна­ки либо специфичны только для отдельного случая, либо исследователь не сумел выделить нечто существенное, что объ­единяло бы эти разные признаки. Во втором случае, а у нас — именно он, для признаков К, Р, Q, R, ищутся обобщающие их объяснения, которые могли бы быть применимы для каждого случая из исследуемых. В конечном итоге вывод может быть следующим: для существования феномена N необходимым и достаточным является наличие признака S и любых других, об­щих для изучаемых случаев. Отсутствие этих признаков свиде­тельствует и об отсутствии самого феномена.

Метод аналитической индукции, таким образом, направлен на выявление типического, общего для совокупности изучаемых элементов. Американский социолог Д.Тернер² назвал эту логи­ческую процедуру поиском универсального, т.е. эмпирически ус­тановленных общих причин, основанным на тщательном изуче­нии каждого из отобранных случаев.

¹ Клюшкина О.Б. Построение теории на основе качествен­ных данных. С. 93.

² Тернер Д. Аналитическое теоретизирование // Теория об­щества. М.: Канон-Пресс-Ц, 1999. С. 105.

Впервые аналитическаяиндукция подробно была описана американским исследователем У.Робинсоном', где он выделял шесть этапов:

1 — приблизительное определение изучаемого феномена;

2 — формулирование гипотез, его объясняющих;

3 — исследование одного случая с целью определения соответ-

ствия гипотезы реальным данным;

4 — пересмотр гипотезы, если она не соответствует данным,

либо переосмысление самого феномена, либо исключе­ние случая как не соответствующего изучаемому явлению.

5 — исследование нескольких случаев, чтобы была достигнута

некоторая определенность.

В качестве такового Робинсоном была выдвинута идея не­обходимости продолжения анализа случая до тех пор, пока не будут установлены достаточно надежно «универсальные взаи­мосвязи».

Таким образом, в этой процедуре зафиксированы две важней­шие процедуры, характерные для качественного исследования:

— пересмотр гипотезы, если имеются данные, противореча­щие ей;

— возможность изменения самого определения изучаемого фе­номена.