ЛУКРЕЦИЯ БОРДЖА

1) ФИЗИКА (“собственник”)

2) ЭМОЦИЯ (“актер”)

3) ЛОГИКА (“скептик”)

4) ВОЛЯ (“крепостной”)

Лукреция Борджа - дочь папы АлександраYI, сестра Чезаре Борджа. Она, по словам одного биографа, “была одарена всеми чарами богатой женской натуры, но слабая и бесхарактерная сделалась игрушкой неразборчивой политики и гнусных страстей своего отца и брата. Отличаясь замечательной красотой, остроумием, образованием и любовью к искусству, она могла бы считаться одной из самых блестящих женщин своего времени, если бы на нее не легла тень печальной славы ее безнравственной семьи”. В приведенных строках уже фактически описан весь психотип “борджа”, нам остается лишь уточнить детали.

Лукреция в планах брачных афер папы (“папы” буквально и переносно) занимала особое место, разумеется, в качестве орудия. Не достигнув 13 лет она уже была дважды помолвлена, а в 13 выдана замуж за третьего претендента на ее руку. Брак оказался недолгим, что-то в планах папы переменилось, ее развели и выдали за другого. Когда Лукреции исполнилось 20 лет, криминальная парочка, отец и брат, вновь решили переиграть прежнюю брачную аферу, организовали покушение на ее мужа, и он был смертельно ранен. Лукреция сделала все для спасения супруга и облегчения его страданий, однако Чезаре, вскоре навестив раненного, велел его задушить, что и было исполнено. Овдовев, Лукреция родила мальчика, но к этому следует добавить, что к тому времени у нее уже “воспитывался трехлетний ребенок Джованни, которого она называет своим братом, а в двух буллах, хранящихся ныне в моденском архиве, Александр YI в одной признает ребенка сыном Чезаре Борджа, а в другой - своим собственным. Это двойное признание отцовства и общая молва современников выражена в двустишии Санназара:

“Здесь покоится Лукреция по имени, в действительности же

Таиса, Александра - дочь, жена и невестка”.

Действительно, современники рассказывали об отношениях в папской семье более чем пикантные истории: будто Лукреция председательствовала на папских оргиях, прикрыв наготу лишь куском прозрачной ткани, будто однажды на двор перед папским дворцом было пригнано стадо жеребцов и кобыл, папа с дочерью из окна смотрели на буйные лошадиные случки, а потом надолго уединились в папской опочивальне.

После третьего замужества Лукреция, “удалившись от беспутных оргий папского дворца в Риме, ведет в Ферраре более скромный образ жизни, окруженная блестящим двором художников, ученых и поэтов. В числе последних был Ариосто, который посвятил ей октаву в своем “Неистовом Орландо”, где воспевает ее красоту и высокие душевные качества. Очевидно, впечатлительная, мягкая, слабая Лукреция вполне зависела от окружающей обстановки и в характере ее было больше пассивного равнодушия к злу и добру, чем активной преступной воли.”

На примере жизни Лукреции, существа чувственного, чувствительного и податливого (1-я Физика, 2-я Эмоция, 4-я Воля), легко просматривается сфера приложения этого типа. Женщина-”борджа” - идеальная проститутка. Сочетание толстокожести 1-й Физики с беспечной 4-й Волей делает “борджа” нечувствительной к тем телесным и душевным травмам, что являются непременными спутниками данного промысла. Наличие же 2-й Эмоции лишь усиливает ее привлекательность на путях плотского греха. “Борджа” - женщина-праздник. Обычно ленивая, неряшливая, киснущая от умных разговоров (3-я Логика), она вся преображается, когда приходит время оставив дела, предаться неге, беспечности и веселью. Здесь “борджа” в своей тарелке, и нет никого лучше, кто бы украсил праздничный стол своими развитыми, аппетитными формами, искрящимся оживленным взглядом, милыми шутками, обаятельной улыбкой, кто бы так будил плотские желания ощущением вседозволенности и возбуждал чувства мужчины, уснувшие под хлороформом повседневной суеты.

* * *

“Борджа” не только идеальная проститутка, но, в своей мужской ипостаси, и - идеальный солдат. Такая параллель на первый взгляд покажется странной, однако на самом деле ничего странного в ней нет. Присущее “борджа” сочетание толстокожести с покладистостью (1-я Физика с 4-й Волей) такое же непременное условие удачной военной службы, как и успеха при служении Афродите. Трудно найти лучшего кандидата на амплуа идеального солдата, чем “борджа”: бесстрашный, равнодушный к крови и страданиям (1-я Физика), не склонный к обсуждению приказов (3-я Логика), а тем более к их осуждению (4-я Воля) - он в солдатчине вполне на месте. Чтобы конкретно представить себе как выглядит и действует солдат-”борджа” обратимся к фигуре Иоахима Мюрата - командующего наполеоновской кавалерией, неаполитанского короля.

И свои, и чужие узнавали Мюрата за версту. По обычной для 1-й Физики склонности к китчу, он любил обряжаться в похожий на новогоднюю елку, им самим придуманный, мундир и украшать свою шляпу неимоверных размеров плюмажем, чем одновременно вызывал умиление и улыбку. Коленкур вспоминал: “Его злополучная страсть к пышным костюмам приводила к тому, что этот храбрейший из королей, этот король храбрецов имел вид короля с бульварных подмостков. Император находил его смешным, говорил ему это и повторял это во всеуслышание, но не сердился на эту причуду, которая нравилась солдатам...”

Хотя Мюрат познакомился с Наполеоном, будучи уже в чине бригадного генерала, есть своя сермяжная правда в словах императора: “Он обязан мне всем.” Такова уж судьба “крепостных”: быть кому-либо чем-либо обязанным. Сам Мюрат не стал бы, думаю, оспаривать сказанное, потому что после женитьбы на сестре императора приписал себя к его родне и любил величаться “Иоахимом Наполеоном”, тем самым добровольно и с охотой демонстрируя свои верноподданнические чувства.

Вспоминая Мюрата, Наполеон добавлял: “Он любил, даже обожал меня. Он был моей правой рукой, но предоставленный самому себе терял всякую энергию. В виду неприятеля Мюрат превосходил храбростью всех на свете, в поле он был настоящим рыцарем, в кабинете хвастуном без ума и решительности. Нет на свете генерала, более способного к командованию кавалерией, чем Мюрат”. На первый взгляд, похвальное слово Наполеона Мюрату выглядит более чем двусмысленно: Мюрат прекрасный командир: безмозглый и нерешительный. Однако следует учитывать специфику взглядов Наполеона (см.) на достоинства и недостатки подчиненных. По его мнению, они должны были отличаться храбростью и лояльностью, остальное он брал на себя (думающий и независимый генерал только бы путался под ногами и мешал делу).

Однако император несколько заблуждался относительно умственных способностей Мюрата, он был не так глуп, как могло показаться со стороны, особенно наполеоновской. Например, Мюрат, пусть и с подачи начальника своего штаба, предвидел гибельные последствия похода на Россию, но просто не смел являться с мрачными пророчествами пред очи грозного сюзерена и шурина. Коленкур рассказывал, что Мюрат “видел трудности русской кампании и в разговорах с некоторыми лицами заранее скорбел об их последствиях. Генерал Бельяр, его начальник штаба, не строил себе иллюзий; человек благородной души, он не скрывал от короля своих мнений и тех несчастий, которые предвидела его прозорливость. Но наилучшие намерения короля рассеивались, как только он видел неприятеля или слышал пушечные выстрелы. Он не мог тогда совладать больше со своим пылом. Он мечтал обо всех тех успехах, которых способно было добиться его мужество.

Не было более услужливого человека, чем он, даже по отношению к тем, на кого он считал себя вправе жаловаться. Он любил императора, видел его недостатки, понимал, к каким они ведут последствиям, но у него в характере была склонность к лести... эта склонность почти в такой же мере парализовала все его добрые намерения, как и то влияние, которое император издавна имел на него.”

Из слов Коленкура видно, что Мюрат зажимал себе рот из природной покладистости, т.е. в терминах психософии из-за 4-й Воли. А из характерного для “борджа” противоречия между 3-й Логикой и 1-й Физикой неумолимо следовало то, что возможность отличиться в насилии, мгновенно выдувала из головы немногие трезвые мысли, ее иногда посещавшие. Хотя справедливости ради, следует заметить, что в молчании Мюрата была и своя мудрость. Другие, в обход его пытались внести элемент реализма в представления императора о существующем и грядущем положении дел, но все их замечания он пропускал мимо ушей, не в природе Наполеона было воспринимать горькую правду. Так что, молчание Мюрата можно понять.

Будучи, казалось, абсолютно лояльным Наполеону, Мюрат после женитьбы на сестре императора и восшествия на неаполитанский трон стал вести себя как-то двусмысленно, начал, вопреки своей 4-й Воле, странно колебаться. Объяснить себе эту метаморфозу императору, знавшему Каролину Бонапарт с детства, не составляло труда. Он говорил: “ У королевы в мизинце больше энергии, чем во всем короле... У него доброе сердце; в глубине души он любит меня больше, чем своих лаццарони. Когда он меня видит, он мой, но вдали от меня он, как все бесхарактерные люди поддается тому, кто ему льстит и подлаживается к нему... Его жена честолюбива и вбила ему в голову тысячу безумных затей: он хочет владеть всей Италией”. Таким образом, Мюрат оказался между мощными волями шурина и жены, как между молотом и наковальней, и полностью подчинялся тому, кто находился вблизи.

Когда же вблизи не было никого из них, Мюрат просто терял голову. Так, например, случилось, когда Наполеон оставил на него обсевки Великой армии, выбиравшейся из России. Под давлением обстоятельств и напористых генералов, он быстро скис и бежал, тем довершив разгром. Но как ни сваливал потом Наполеон вину за последнюю беду на Мюрата, он сам был виноват, потому что император специально назначил, вопреки воле армии, командующим Мюрата и тем сознательно обрек остатки ее на уничтожение, лишь бы лавры спасителя не достались его пасынку, принцу Евгению.

После первого отречения Наполеона Мюрат стал кидаться во всякого рода авантюры, с удивительным постоянством заканчивающихся для него полным крахом. Так продолжалось до тех пор, пока у стены неаполитанской тюрьмы в жизни старого служаки, приговоренного к расстрелу, не была поставлена последняя точка. Но как бы мы ни жалели знаменитого храбреца и рубаку, в гибели Мюрата чувствуется некая система. Все наполеоновские маршалы, в чьем психотипе просматривается 4-я Воля (Груши, Бертье, Ней, Мюрат), благополучием финала своей жизни похвастаться не смогли.

* * *

Среди известных политиков к “борджа” с большой долей вероятности можно отнести польского короля Сигизмунда II Августа и американского президента Уоррена Хардинга. Правление Сигизмунда поляки относят к одному из самых блестящих периодов своей истории, правление Хардинга американцы считают национальным позором, но, по мнению историков, у первого в том нет личной заслуги, а у второго - личной вины. Оба они были игрушками в руках своего окружения, и их политическое лицо грубо, но точно обрисовано отцом Хардинга, как-то сказавшего сыну: “Уоррен, если бы ты был девицей, ты вечно ходил бы на сносях. Ты просто не умеешь сказать “нет””. Вспомнив судьбу Лукреции Борджа, такую аттестацию нельзя не признать в высшей степени прозорливой.