АНТОН ЧЕХОВ

1) ФИЗИКА (“собственник”)

2) ВОЛЯ (“дворянин”)

3) ЭМОЦИЯ (“сухарь”)

4) ЛОГИКА (“школяр”)

Короткую, но едва ли не исчерпывающую характеристику всему порядку функций Чехова дал художник Илья Репин. Он писал: ”Враг сантиментов и выспренных увлечений, он, казалось, держал себя в мундштуке холодной иронии и с удовольствием чувствовал на себе кольчугу мужества.

Мне он казалсянесокрушимым силачом по складу тела и души”.

Нам, Чехова лично не знавшим, представляющим его себе по поздним фотографиям и пьесам, характеристика Репина покажется, по меньшей мере, странной. В сегодняшних представлениях, Чехов - болезненный, рано состарившийся, рафинированный интеллигент, человек милый, но слабый и телом и духом.

Однако на самом деле, описание Репина стоит гораздо ближе к оригиналу, нежели наши современные стереотипы. Во-первых, Чехов был красив, красив сочной мужественной красотой. Об этом говорили женщины, хорошо его знавшие и вниманием красивых молодых мужчин не обделенные. Но из фотографий Чехова, пожалуй, только одна - Чехова девятнадцатилетнего (1879 г.), еще без бороды и пенсне, дает представление о необычайно привлекательной его наружности, рельефности и сочности лепки лица.

Отнюдь не равнодушен был Чехов, вопреки интеллигентской традиции, к деньгам, вещам, комфорту. Однако присущий ему собственнический инстинкт не сделал из Чехова ни скряги, ни эгоиста, недаром Горький называл чеховскую любовь к вещам “благородной”.

Пожалуй, единственной сферой, в которой вполне явственно отразилась 1-я Физика писателя, была сексуальная сфера. Прежде, благодаря цензуре, Чехов выглядел безлибидным певцом сумерек, страдающим половым индифферентизмом. Однако недавние публикации купюр из его писем дали совершенно иную картину. Перед нами предстал весьма жизнелюбивый джентльмен, делящийся в письмах с друзьями своими впечатлениями от посещения проституток, жалующийся на отсутствие в Сумах публичных домов и т.д.

Великая русская литература второй половины XIX века ( Толстой, Достоевский, Куприн и т.д.) любила избирать себе в героини проституток и содержанок, посвящая им множество страниц, а иногда и целые произведения. Молчал на эту тему один великий писатель, может быть, лучше других знавший столь пикантный предмет, - это Чехов. Пожалуй, лишь однажды как-то высказался он на эту тему в писанном на заказ рассказе “Припадок”, однако высказался своеобразно. От начала до конца рассказа в нем сквозит плохо скрытая ирония по адресу тематически сходных писаний, прекраснодушных, исполненных гражданского пафоса и тайного вожделения. Герои рассказа - три студента: медик, художник и юрист. Если вспомнить, что сам Чехов был медиком, а два его брата художником и юристом, то ясно проглянет автобиографическая основа рассказа. Итак, три студента отправляются в поход по публичным домам. Для медика и художника (старших братьев) такого рода визиты - дело обычное, для юриста (Михаил - юрист- младший в чеховской семье) они в новинку. Заканчивается же студенческий поход по злачным местам тем, что целомудренный юрист разражается гневной филиппикой по адресу своих распутных спутников. И в ответ художник произносит нечто совершенно неприличное для русской литературы: “ Так и знал, что этим кончится. Не следовало бы связываться с этим дураком и болваном! Ты думаешь, что теперь у тебя в голове великие мысли, идеи? Нет, черт знает что, а не идеи! Ты сейчас смотришь на меня с ненавистью и с отвращением, а по-моему, лучше бы ты построил еще двадцать таких домов, чем глядеть так. В этом твоем взгляде больше порока, чем во всем переулке!” Из рассказа не видно - по какую сторону находится автор, но, судя по чеховским письмам, в которых высказывалась симпатия к посетителям публичных домов и неудовольствие от отсутствия такого рода учреждений, отповедь художника в “Припадке” - отражение авторской позиции.

Сам по себе разговор о сексуальных предпочтениях Чехова не имел бы никакого смысла, если бы в этой частности не отразилось целое - 1-я Физика писателя. Нужно обладать избыточной, результативной, монологовой, толстокожей и абсолютно бесстрашной плотью, чтобы почти весь зрелый период жизни обходиться услугами проституток. От 1-й Физики, дополненной 3-й Эмоцией, происходит и та неспешность, с которой Чехов решал вопрос о браке. Когда же писатель надумал-таки связать себя узами Гименея, полноценная семейная жизнь оказалась для него невозможной, и подобная ситуация вообще характерна для “чеховского” порядка функций.

1-я Физика могла бы сделать из Чехова эгоиста, скрягу, потребителя, человека, равнодушного к нуждам и страданиям людей, если бы ее постоянно не придерживала развернутая вовне 2-я Воля. Куприн находил такое сочетание загадочным, он писал, что Чехов “мог быть добрым и щедрым не любя, ласковым и участливым - без привязанности, благодетелем - не рассчитывая на благодарность. И в этих чертах, которые всегда оставались неясными для окружающих, кроется, может быть, главная разгадка его личности”. Еще ближе к пониманию природы чеховского альтруизма стоял другой писатель (Потапенко), по мнению которого “не может быть подвергнуто сомнению, что искреннего влечения к врачебной деятельности А.П. не питал. Заблуждения же наблюдателей объясняется тем, что за влечение они принимали исключительно развитое в нем чувство долга, которое заставляло его с улыбкой на губах делать то, что было ему неприятно и даже противно...”

Действительно, обостренное чувство долга - производное от 2-й Воли толкало к людям эгоистичную 1-ю Физику Чехова. Не нутром, не кожей сочувствовал он нуждающимся и страдающим, а сильным, гибким духом своего “я”. Именно 2-я Воля заставляла Чехова бесплатно лечить, строить деревенскую школу, помогать материально семье, собирать библиотеку для родного города Таганрога. К той же 2-й Воле восходят лучшие стороны чеховской натуры: порядочность, деликатность, демократизм, скромность и т.д. Но бессмертием своим Чехов обязан 3-й Эмоции.

* * *

В том, что у него была 3-я Эмоция сомнений нет. О ней, только в других терминах, сообщали люди, хорошо Чехова знавшие: “ Его всегдашнее спокойствие, ровность, внешний холод какой-то, казавшейся непроницаемой, броней окружали его личность. Казалось, что этот человек тщательно бережет свою душу от постороннего глаза.

Но это не та скрытность, когда человек сознательно прячет что-то такое, что ему неудобно показать и выгодней держать под прикрытием”.

“Сухари”, в качестве главного занятия, редко избирают артистическое поприще. Обычно литература, музыка, искусство - для них хобби, а не профессия. Сам Чехов, как бы намекая на несерьезность своих литературных занятий, любил говорить, что медицина ему жена, а литература - любовница. Впрочем, начало его писательской карьеры действительно выглядело несерьезным по содержанию и форме и преследовало одну цель - приработок. То, что поначалу Чехов избрал себе юмористический жанр, очень понятно:1-я Физика окрашивала его мировоззрение в светлые жизнелюбивые, веселые тона, фиговый листок 3-й Эмоции - ирония - во всем окружающем находила повод для насмешки, однако добродушие 2-й Воли делало эту насмешку беззлобной. Таким образом, из всей суммы порядка функций и сложился первый юмористический период творчества Чехова, точнее, еще не Чехова, а Антоши Чехонте.

Однако по прошествии времен, знакомства с серьезной литературой и серьезными писателями, накопления невеселого жизненного опыта, туберкулеза и общего истощения сил многое переменилось, и Чехов постепенно превратился в того Чехова, каким мы привыкли его себе представлять: классического певца сумерек, писателя тихой светлой печали. 1-я Физика истончилась и в самом Чехове, и в его творчестве. Остались беззлобие, честность и стыдливость 2-й Воли, равнодушие к умозрительной проблематике 4-й Логики, и доминантой его творчества стала нежная, еле слышная свирель 3-й Эмоции.

Именно 3-я Эмоция задала темы, тональность второго и последнего периода чеховского писательства, одновременно сделав Чехова крупнейшим реформатором театрального искусства. Суть реформы заключалась в том, что с его драматургии начался, по точному выражению, “театр настроений”. Это театр - без фабулы, пафоса, назидательности, он - лишь приглушенное почти до ультразвука излучение и взаимодействие эмоций, акварель переживаний. И тут излишне говорить, сколь труден оказался чеховский театр для восприятия и исполнения. Толстой, пусть на ухо, но прямо говорил Чехову о своем неприятии его драм. Часто не принимали Чехова и большие актеры. Впрочем, взаимно. Одна хорошо знавшая театральный мир тех времен писательница считала, что Чехов “не любил ничего пафосного и свои переживания и своих героев целомудренно оберегал от красивых выражений, пафоса и художественных поз. В этом он, может быть, даже доходил до крайности, это заставляло его не воспринимать трагедии: между прочим, он никогда не чувствовал М.Н.Ермолову, как и ей не был Чехов близок как писатель. Это было два полюса: реализм жизненный и реализм романтический”.

От прозы Чехова также не все были в восторге. Ахматова, с высоты своей образцовой 2-й Эмоции, так судила о Чехове: “...его вселенная однообразна и скучна, солнце в ней никогда не светит, мечи не сверкают, все покрыто ужасающим серым туманом; мир Чехова - это море грязи, в котором барахтаются несчастные человеческие существа...” Оценка Ахматовой, конечно, не бесспорна, но что-то в ней есть. Проза Чехова действительно бывает совсем уж обесцвечена, совсем уж запылена. Хотя быть слишком строгим к нему, как к писателю, памятуя о больной 3-й Эмоции, как-то не очень хочется.

* * *

4-я Логика Чехова также не вызывает сомнений. Из всего того, что можно назвать мировоззрением, определенность у него отличались только этика, идущая не от ума, а от 2-й Воли и эстетика - от 3-й Эмоции. Сам Чехов признавался, что меняет свои взгляды каждый день. Человеком неопределенных воззрений он выглядел и со стороны. В чеховском дневнике есть такая запись: “ Между “есть Бог” и “нет Бога” лежит целое громадное поле, которое с трудом проходит истинный мудрец. Русский человек знает какую-либо одну из двух крайностей, середина же между ними не интересует его, и потому он обыкновенно не знает ничего или очень мало”. Комментируя это место, один знакомый Чехова заметил: “ Мне почему-то кажется, что сам Чехов, особенно последние годы, не переставал с трудом продвигаться по этому полю, и никто не знает, на каком пункте застала его смерть.”

* * *

Само сочетание 1-й Физики и 3-й Эмоции предполагает, что обладатель их неспешен в браке и размножении. История жизни Чехова - наглядное тому подтверждение. Поэтому “чеховы” редки в этом мире. Однако, как ни странно, есть целая страна, где этот тип занял господствующее положение и сформировал национальный характер.

Речь идет, как нетрудно догадаться, об Англии. Полная серьезность в вопросах здоровья, внешности, денег и быта (“мой дом - моя крепость”) - все это, а также множество других более мелких черт ясно указывают на 1-ю Физику англичан. Британия - родина демократии, нынешнего правосознания и свободомыслия - конечно, не могла стать таковой, без преобладания среди ее жителей 2-й Воли. О хладнокровии, суховатости и сдержанности англичан не писал только ленивый...

Надо ли после этого объяснять: почему в Англии так любят Чехова, любят даже больше, чем на родине, в России?

* * *

“Чехова” с его внешней стороны хочется описать так: рослый, атлетически сложенный, с сочной лепкой лица человек. Взгляд добродушен, рассеян, с какой-то внутренней улыбкой. Речь сдержана, иронична, монотонна. Жест и мимика без размаха, почти незаметны. В обществе с легкостью молчит, больше всего любит веселье, шутку, но смех почти беззвучен. Одет добротно, но неброско, стрижка короткая. Женщины сдержаны по части макияжа.