Вот мы и на месте. Седьмой круг ада.
Въезжая в деревню, Уилл осматривает достопримечательности главной улицы. Выкрашенный фиолетовой краской магазин детской обуви, называется «Динь-Динь». Скучный на вид паб и опрятный маленький гастроном. Ого, а это что, секс-шоп? Да нет, всего лишь магазинчик маскарадных костюмов для убогих депрессивных некровопьющих, верящих, что поход на вечеринку в парике в стиле афро и тряпках с блестками скрасит их унылую повседневность. А для тех, кому не помогает, вон еще и аптека. Какой-то чудик в балахоне, натянув на голову капюшон, выгуливает трясущуюся собачонку. Но этого мало, чтобы нарушить царящий здесь душный уют, атмосферу тишайшей благопристойности. Уилл останавливается на светофоре, чтобы пропустить престарелую пару. Они медленно поднимают свои хрупкие ручонки в знак благодарности.
Он едет дальше, минуя одноэтажное здание, которое прячется за деревьями подальше от проезжей части, будто бы стесняется своего относительно современного облика. Клиника, как гласит вывеска. Уилл представляет себе, как его брат проводит там день за днем в окружении больных неаппетитных тел.
«Я увожу сквозь вековечный стон, – вспоминает он строки из Данте. – Я увожу к погибшим поколеньям. Входящие, оставьте упованья».[6]
А вот и она. Маленькая черно-белая табличка, почти полностью закрытая листвой каких-то буйно растущих кустов.
Орчард-лейн. Уилл сбавляет скорость, сворачивает налево и вздрагивает от солнца, висящего над крышами дорогих домов.
Тихий неподвижный мирок здесь еще тише и неподвижнее. Особняки восемнадцатого-девятнадцатого века построены раньше, чем Байрон инсценировал свою первую смерть. На подъездных дорожках стоят сверкающие и вопиюще дорогие автомобили. Кажется, будто они были сконструированы специально для того, чтобы просто торчать здесь и никуда не ездить. Можно подумать, им доставляет удовольствие лениво созерцать собственные механические души.
Одно точно, думает Уилл. Фургончик – ровесник Вудстока будет тут как бельмо на глазу.
Уилл останавливается напротив, заехав на узкую полосу газона.
Он разглядывает дом номер семнадцать – большой и красивый, с дверью ровно по центру, хотя все же немного не дотягивает до своего великолепного соседа. Затем смотрит на машину Рэдли. Идеально подходит для нормального счастливого семейства. Да уж, снаружи придраться не к чему.
Уилл ощущает слабость – наверное, из-за солнца. Как правило, он в это время спит. Возможно, он совершает ошибку.
Ему необходимы силы.
И он поступает, как всегда в трудную минуту, – протягивает руку назад за свернутым спальником. Не разворачивая, залезает в теплую сердцевину и вытаскивает оттуда бутылку темно-красной крови.
Нежно гладит этикетку, на которой его собственным почерком выведено: «ВЕЧНАЯ – 1992».
Абсолютное совершенство, мечта, заключенная в бутылку.
Уилл не открывает ее. Еще ни разу не открывал. До сих пор не случалось достойного повода – ни торжественного, ни печального. На нее достаточно просто посмотреть, дотронуться до стекла и представить себе этот вкус. Или каким этот вкус был тысячи ночей назад. Через минуту он засовывает бутылку обратно в спальник и убирает его.
Теперь Уилл улыбается теплому светлому чувству, которое можно назвать и счастьем, потому что через миг он снова ее увидит.