Мэтт Хейг Семья Рэдли

Мэтт Хейг Семья Рэдли

 

 

Scan - laliluleo. OCR & ReadCheck - Ergo80.

 

«Мэтт Хейг "Семья Рэдли"»:

Corpus, Астрель; Москва; 2011; ISBN 978-5-271-31665-4

Перевод: Юлия Федорова

 

Аннотация

 

Мэтт Хейг – своего рода анфан террибль в литературном мире Великобритании. Каждый его роман – событие, захватывающее, неординарное, веселое и немножко жуткое. Книги Хейга неизменно входят в списки бестселлеров, экранизируются, удостаиваются престижных наград и широко публикуются за рубежом.

Герои его нового романа «Семья Рэдли» – типичные консервативные обыватели, отец, мать и двое детей, проживающие в благопристойной среднестатистической английской деревне. Если у них и есть странности, то совсем безобидные: слабое здоровье, легкая аллергия на… чеснок и солнечный свет. И нечего на них коситься, они – хорошие люди. Дети Рэдли, Роуэн и Клара, даже и не подозревают, что их родители уже семнадцать лет воздерживаются, подавляя свою истинную природу. Пока однажды в пятницу вечером не происходит роковой инцидент, влекущий за собой череду неотвратимых перемен. К лучшему или нет – время покажет…

Мэтт Хейг
«Семья Рэдли»

 

Посвящается Андреа, как всегда. А также Лукасу и Пёрл.

Не пролейте ни капли

 

ПЯТНИЦА

 

Ваши инстинкты вводят вас в заблуждение. Инстинкты обеспечивают выживание животным, но мы же не звери. Мы не львы, не акулы, не стервятники. Мы – цивилизованные люди, а цивилизация существует только тогда, когда инстинкты подавляются. Так что выполняйте свой долг перед обществом и игнорируйте появляющиеся у вас темные желания.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 54

 

Орчард-лейн, семнадцать

Тут тихо, особенно по ночам. Даже слишком тихо, подумаете вы, не могут на такой милой тенистой улочке жить… И действительно – в три часа ночи в деревеньке Бишопторп трудно усомниться в том, что ее мирные обитатели ведут…

Пустая спальня

– Надо поспать, – говорит он себе. Не помогает. В эту пятницу в три часа ночи свет горит в комнате Роуэна, старшего из двух детей Рэдли. Он не спит, хотя и выпил…

Мне снился сон

Хелен ложится в постель, от странного напряжения у нее ломит все тело. Муж вздыхает – протяжно и как-то тоскливо – и прижимается к ней. – Это еще что такое? – Пытаюсь тебя поцеловать, – отвечает он.

Легкий укол боли

Проснувшись утром, Хелен первым делом выпивает воды и открывает баночку ибупрофена. Она кладет таблетку на язык так аккуратно, будто это причастная… Ровно в тот момент, когда она глотает лекарство, ее муж – он бреется в ванной… Отнимает лезвие от подбородка и видит, как быстро появляется капля крови – прекрасно-красная. Вытирает ее, смотрит на…

Притворство

Все утро Клара изо всех сил притворяется здоровой, она готовится к школе, как будто ничего не произошло, невзирая на противные ощущения в желудке. … Видите ли, в прошлую субботу Клара приняла очень важное решение. Она давно… А то ведь утки в пруду не едят хлеб, который она им предлагает, и ни одна кошка не дает ей себя погладить, и лошади,…

Сорок шесть

Достигнув определенного возраста – для кого-то это пятнадцать лет, для кого-то сорок шесть, – человек начинает осознавать, что не вписывается в… Благоразумный законопослушный обыватель: жена, дети, машина, взносы в… Вчера ночью он имел в виду просто секс. Безобидный, человеческий. А что такое секс? Да ничего. Обнимушки в движении.…

Будь реалистом

– Меня беспокоит Клара, – говорит Хелен, подавая мужу коробку с обедом. – Она отказалась от животной пищи всего неделю назад, а ей уже явно… Питер ее, похоже, даже не услышал. Он поглощен вдумчивым созерцанием бардака в… – Сколько же у меня тут барахла накопилось.

Шестьдесят единиц

Выйдя с Кларой на солнечный свет, Роуэн поражается ее бледности. – Как ты думаешь, от чего это? – спрашивает он, стараясь не смотреть на… – Не знаю…

Ирландский сеттер

Питер несет ведро с пустыми банками и бутылками по гравийной дорожке на тротуар и замечает Лорну Фелт, возвращающуюся к дому номер девятнадцать. – Лорна, привет, – здоровается он. – Насчет сегодня все в силе? – Ах да… – говорит Лорна, как будто только что вспомнила. – Ужин. Нет, мы не забыли. Я приготовлю немного тайского…

День видит смерть и агонию

Усталость накатывает на Роуэна волнами дурмана, и как раз сейчас его накрыла очередная волна. Ночью он проспал около двух часов. Результат выше… Но сзади доносится шепот: – Утро доброе, тупило.

Фотография

Это всего лишь фотография. Застывший момент из прошлого. Вещь, которую можно потрогать, которая была сделана раньше, чем появились цифровые фотоаппараты, и которую она так и…

Фауст

 

Уроки немецкого проходят в просторном старом классе с восемью люминесцентными лампами, висящими под высоким потолком. Две лампы мерцают, то зажигаясь, то погасая, что не идет на пользу Роуэновой голове.

Он сидит в самом конце класса, вжавшись в стул, а миссис Зибен читает «Фауста» Гёте в своей обычной театральной манере.

– Welch Schauspiel! – декламирует она, сжимая пальцы, как будто приготовила что-то очень вкусное. – Aber ach, ein Schauspiel nur!

Она поднимает взгляд на лишенные всякого выражения лица семнадцатилетних подростков.

– Что означает «Schauspiel»? Кто-нибудь знает?

Пьеса. Роуэну это слово знакомо, но он не поднимает руку, так как не осмеливается по собственной воле говорить на весь класс, особенно когда среди учеников сидит Ева Коупленд.

– Кто-нибудь знает? Знает?

Задавая вопрос, учительница задирает нос, словно мышь, почуявшая сыр. А сегодня она голодная.

– Ну, разделите это существительное на части. Shau и Spiel. «Зрелище» и «игра». Это постановка. Пьеса. Которая идет в театре. Гёте критиковал фальшивость мира. «Какая пьеса! Но ach – увы – это не более чем постановка!» Гёте очень любил словечко «ach», – говорит она, улыбаясь. – Он был «мистером Увы». – Она зловеще осматривает класс и в самый неподходящий момент встречается взглядом с Роуэном. – Так, давайте попросим нашего собственного мистера Увы помочь нам. Роуэн, прочти отрывок на следующей, двадцать шестой странице, начиная с… так… – Заметив что-то, она улыбается. – Zwei Seelen wohnen, ach! in meiner Brust, увы, в моей груди, или сердце, живут, или проживают, или населяют ее, две души… Давайте, Herr Ach! Чего же вы ждете?

Роуэн видит, что все обернулись к нему. Весь класс вытянул шеи, чтобы поглумиться над молодым человеком, застывшим от ужаса перед необходимостью читать вслух. Одна только Ева продолжает смотреть в книгу, пытаясь, наверное, хоть как-то облегчить его смущение, которое она уже видела на прошлой неделе на уроке английского, когда ему пришлось читать слова Отелло, тогда как она была Дездемоной. («М-м-мне в глаза глядите! – бурчал юноша, глядя в учебник. – С-с-смотрите прямо».^[2])

– Zwei Seelen, – начинает Роуэн и слышит сдавленный смешок. С этого момента его голос начинает существовать как бы сам по себе, впервые за сегодняшний день ему совсем не хочется спать, но ничего приятного в этом нет. Роуэн насторожен, как укротитель львов или напуганный скалолаз, он чувствует, что катастрофа не за горами.

Он пробирается от слова к слову в полном ужасе, понимая, что язык его в любой момент может произнести что-нибудь не так. Пауза между «meiner» и «Brust» затягивается на пять секунд и несколько жизней, с каждым словом голос становится все слабее, он то вспыхивает, то гаснет, как висящие под потолком лампы.

– Ich bin der Geist der st-stets verneint, – читает он. Я дух, всегда привыкший отрицать.^[3]

Но, даже так сильно нервничая, он ощущает какую-то странную связь с этими словами, словно они принадлежат не Иоганну Вольфгангу фон Гёте, а Роуэну Рэдли.

 

Я зудящая сыпь, которую никогда не чешут.

Я жажда, которую никогда не удовлетворяют.

Я парень, который никогда не добивается своего.

 

Почему он такой? Что он отрицает? Что может придать ему достаточно сил и уверенности в собственном голосе?

Ева катает между пальцами ручку, сосредоточенно глядя на нее, будто она одаренная гадалка и с помощью этой ручки может предсказать будущее. Он чувствует, что она смущается из-за него, и сама мысль об этом ему невыносима. Он бросает взгляд на миссис Зибен, но ее поднятые брови говорят ему: надо продолжать, пытка еще не окончена.

– Entbehren sollst Du! – читает он, не передавая голосом восклицательной интонации. – Sollst entbehren!

Миссис Зибен останавливает его:

– Читай с выражением. Это очень эмоциональный момент. Ты же понимаешь слова, Роуэн? Ну, давай, погромче.

Все снова смотрят на него. Пару секунд смотрит даже Ева. Ребята получают от этого удовольствие, как люди, посещающие корриду и другие жестокие зрелища. Он – пронзенный, истекающий кровью бык, чью агонию они хотят продлить.

– Entbehren sollst Du, – повторяет он, но опять недостаточно громко.

– Entbehren sollst Du! – умоляет его миссис Зибен. – Смиряй себя! Роуэн, это мощные слова. Голос должен звучать сильно.

Она тепло улыбается.

«Что на нее нашло? – думает он. – Решила воспитать во мне характер?»

– Entbehren sollst Du!

– Еще. Давай, mit Gusto!^[4]

– Entbehren sollst Du!

– Громче!

Сердце Роуэна гулко колотится. Он снова смотрит в книгу, на те слова, которые ему придется прокричать, чтобы миссис Зибен от него отстала.

Entbehren sollst Du! Sollst entbehren!

Das ist der ewige Gesang.

Он набирает полные легкие воздуха, закрывает глаза, чуть не плача, и слышит собственный голос – громче некуда.

– Смиряй себя! Смиряй себя! Вот мудрость прописная!

Только закончив, он осознает, что прокричал эти слова по-английски. Смех, до этого сдавленный, теперь взрывается в полную мощь, ребята просто попадали на парты в истерике.

– Что тут смешного? – сердито спрашивает Ева у Лорелеи Эндрюс.

– Ну почему эти Рэдли такие чокнутые?

– Он не чокнутый.

– Ну конечно, ага. На планете Дурдом он ничем не выделяется. Но я выражала точку зрения землян.

Стыд охватывает Роуэна с новой силой. Он смотрит на золотистый загар Лорелеи, на ее глаза олененка Бэмби (только очень вредного), и воображение рисует ему, как она внезапно сгорает на месте.

– Хороший перевод, Роуэн, – говорит миссис Зибен, и смех учеников затихает. Теперь она улыбается ласково. – Впечатляет. Не знала, что ты умеешь так точно переводить.

«Я тоже не знал», – думает Роуэн. Но тут он замечает кого-то сквозь армированное стекло двери. Кто-то выбежал из другого класса и понесся по коридору. Это его сестра, она бежит к туалету, прикрывая рукой рот.

 

За ширмой

Четырнадцатый за сегодняшний день пациент Питера находится за ширмой, он снимает брюки и трусы. Натягивая резиновую перчатку, Питер старается не… Нервное расстройство? Анемия?

Что-то скверное

Ладони Клары стали скользкими от пота. Ей кажется, что внутри у нее нечто ужасное. Какой-то яд, который необходимо… В туалет заходят девчонки, и кто-то дергает дверь ее кабинки. Клара замирает и старается дышать поглубже, чтобы унять…

Зеленый салат с маринованным цыпленком и заправкой с чили и лаймом по-тайски

– Красивые бусы, – вынужден сказать Питер, поймав себя на том, что слишком долго смотрит на шею Лорны. К счастью, она дотрагивается до простых белых бусин с признательной улыбкой. … – Ой, Марк купил мне их сто лет назад. На рынке в Сент-Люсии. Мы ездили туда в свадебное путешествие.

Коупленд

– Вы поедете в отпуск в этом году? – спрашивает гостей Хелен. Марк кивает: – Скорее всего. Может, на Сардинию.

Тарантул

В поле холодно, даже несмотря на костер, но остальным, похоже, все равно. Ребята танцуют, пьют, курят травку. Клара сидит на земле и смотрит на горящий в нескольких метрах от нее костер, ощущая его тепло и вздрагивая от пляшущих…

Сигнал

 

Пару минут спустя Клара выходит через калитку в поле. Она хочет позвонить маме, но телефон не ловит сигнал, так что она идет дальше. Но не прямо к дороге, поскольку не хочет оставаться на виду у ребят, а через поле.

Клара снова достает телефон. Антенна все еще перечеркнута.

На земле спят коровы. Это всего лишь безголовые контуры, еле различимые в темноте, словно спины китов, поднимающихся на поверхность океана. Настоящими коровами они становятся, только когда она подходит ближе – они в испуге просыпаются и отчаянно бегут прочь. Девочка продолжает идти через поле наискосок к виднеющейся вдалеке дороге; музыка и голоса веселящихся ребят постепенно растворяются в ночном воздухе.

Кларе никогда в жизни не было так плохо. А это серьезное достижение, учитывая, что она постоянно страдает от глазных инфекций, трехдневных мигреней и периодических поносов. Ей хочется оказаться в постели, свернуться калачиком и тихонько хныкать в подушку.

И тут девочку снова охватывает ужасная тошнота, настолько сильная, что ей хочется покинуть собственное тело.

Надо остановиться.

Надо остановиться и проблеваться.

Но тут она что-то слышит. Тяжелое дыхание в темноте.

Костер уже в нескольких километрах от нее, видно лишь слабое свечение за неровной изгородью из разросшихся кустов, разделяющей поля.

Она различает массивный силуэт бегущего к ней человека.

– Эй, – задыхаясь, выдавливает он. Он. – Клара.

Это Харпер. Но Кларе слишком плохо, чтобы беспокоиться насчет того, зачем он побежал за ней. Мысли у нее спутались настолько, что она уже забыла его похотливые взгляды и даже надеется, что бежит он вовсе не за ней. Или, может, она что-то потеряла и он хочет это вернуть.

– Что? – спрашивает Клара, заставляя себя выпрямиться.

Он подходит ближе. Широко улыбается и молчит. Похоже, пьян в доску. И все же ей не страшно. Харпер – кретин и хулиган, но она всегда считала его слишком бестолковым, чтобы ждать от него неприятностей. Если, конечно, Тоби не крутится поблизости со своими советами.

– Ты хорошенькая, – говорит он, качаясь, словно огромное дерево, подрубленное у основания.

От его голоса ей становится хуже, тошнота подступает к горлу.

– Нет. Неправда. Мне…

– Я хотел спросить, может, ты хочешь прогуляться.

– Что?

– Ну, просто типа прогуляться.

Клара ошарашена. Она снова задумывается о том, что ему мог сказать Тоби.

– Я пойду.

Он улыбается:

– Все нормально. Я знаю, что я тебе нравлюсь.

Кларе только этого не хватало. У нее сейчас даже нет наготове стандартного набора вежливых отказов, которые помогли бы ей выкрутиться. Она в состоянии лишь идти дальше.

Но Харпер каким-то образом преграждает ей путь и улыбается, словно кто-то из них только что пошутил. Только шутка эта может оказаться жестокой или неприятной. Клара идет вперед, он пятится задом, не давая прохода, а ей как никогда хочется, чтобы рядом никого не было. Никого, кроме мамы и папы.

Сейчас он вдруг начинает казаться опасным, на пьяном лице проступает угроза. У Клары мелькает мысль, что вот так, наверное, чувствуют себя собаки и обезьяны в лабораториях, когда до них вдруг доходит, что ученые вовсе даже не играть с ними собрались.

– Прошу, – выдавливает она, – оставь меня в покое.

Харпера это, кажется, рассердило, как будто она нарочно хотела его обидеть.

– Я знаю, что я тебе нравлюсь. Прекрати притворяться.

Притворяться.

Это слово вихрем кружится у нее в голове, становясь бессмысленным звуком. Клара уверена, что чувствует вращение земли вокруг оси.

Она пытается сосредоточиться.

Вдоль края поля проходит дорога, на которой сейчас никого нет.

Дорога, ведущая в Бишопторп.

К родителям.

Домой.

Подальше от него.

Ей надо позвонить маме. Надо, надо, надо…

– Твою мать!

Клару вырвало на кроссовки Харпера.

– Они новые! – возмущается он.

Клара вытирает рот, ей чуть-чуть полегчало.

– Извини.

Она наконец осознает, что помощи в случае чего ждать неоткуда – они уже очень далеко от остальных ребят и еще недостаточно близко к дороге.

Клара обгоняет Харпера и, ускоряя шаг, торопится под уклон к дороге. Но он не отстает.

– Ничего. Я тебя прощаю.

Не обращая на него внимания, Клара снова пытается позвонить родителям, но из-за нервного напряжения попадает в настройки вместо списка контактов.

Харпер снова рядом.

– Все нормально, говорю. – Его голос изменился, за деланым смехом сквозит гнев.

– Мне плохо. Отстань.

Клара открывает список контактов. И вот заветный номер засветился на экране, отчего девочке становится спокойнее. Она нажимает кнопку вызова.

– Со мной тебе станет лучше. Ну же, я знаю, что я тебе нравлюсь.

Клара прижимает телефон к уху. Идет вызов. С каждым механическим гудком Клара молится, чтобы родители взяли трубку. Но три-четыре гудка, и телефона у нее в руках больше нет. Харпер грубо вырывает его у Клары. И отключает.

Ситуация принимает серьезный оборот. Несмотря на скверное самочувствие, Клара понимает, что шутка становится опасной. Она девочка, а он парень, к тому же он вдвое больше ее и может сделать с ней что угодно. Она думает о том, что в пяти километрах отсюда ее родители сидят за столом и ведут милую беседу с супругами Фелт. Никогда еще пять километров не казались таким большим расстоянием.

– Что ты делаешь?

Он кладет ее мобильник в карман джинсов.

– Твой телефон у меня. Самсунговое убожество.

Он просто ребенок. Трехлетнее дитя чудовищного размера.

– Отдай, пожалуйста. Мне надо позвонить маме.

– Он у меня в кармане. Подойди и достань.

– Ну пожалуйста, отдай, а?

Харпер подходит к Кларе вплотную. Обнимает ее. Клара пытается сопротивляться, но он гораздо сильнее и сжимает ее все крепче. От него разит спиртным.

– Я знаю, что ты в меня втюрилась, – повторяет Харпер, – Ева сказала Тоби.

Сердце у Клары бешено колотится, ее обуревает паника.

– Пожалуйста, – просит она в последний раз.

– Черт, да что такое? Ты на меня блеванула. Такая же чокнутая, как твой братец.

Харпер пытается поцеловать ее. Клара отворачивается.

Следующая его реплика разит, как удар камня.

– Что, думаешь, ты слишком хороша для меня? Не слишком.

Клара уже громко зовет на помощь. Руки Харпера шарят по ее телу с недвусмысленными намерениями.

– Помогите! – снова кричит Клара куда-то в сторону оставшегося позади костра. Слова ее долетают лишь до коров, они смотрят на нее, перепуганные не меньше, чем она сама. Харпер тоже начинает паниковать. Это видно по его лицу: нервная ухмылка, в глазах мечется страх. Не в состоянии придумать ничего лучшего, он зажимает ей рот. Она бросает взгляд на дорогу. Машин нет. Вообще никого не видно. Она пробует кричать, но из-под ладони Харпера доносится лишь сдавленный стон. Он прижимает руку сильнее, чуть ли не сворачивая ей челюсть.

Потом толкает ее сзади под колени и валит на землю.

– Ты не лучше меня, – говорит Харпер, не отнимая руки от ее рта. – Я тебе покажу. – Он наваливается на нее. Нащупывает рукой верхнюю пуговицу Клариных джинсов.

От этого ее страх перерастает в гнев. Она бьет его по спине, тянет за волосы, кусает за ладонь.

Почувствовав кровь, Клара крепче стискивает зубы.

– Ай! Стерва! Ой!

Что-то изменилось.

Она начинает четче мыслить.

Внезапно улетучивается страх.

И тошнота.

И слабость.

Остается лишь кровь, восхитительный вкус человеческой крови.

Жажда, о которой она никогда не подозревала, берет свое, и Клара испытывает облегчение, точно пустыня от первых капель дождя. Она отдается этому ощущению, этому вкусу и не слышит, как Харпер кричит, выдергивая руку. Клара видит на его руке что-то черное и блестящее и понимает, что это рана от ее укуса. Огромная зияющая рана вместо ладони, плоть разорвана до костей. Харпер смотрит на нее в совершенном ужасе, а ей даже не интересно, чем этот ужас вызван. Ей сейчас ничто не интересно.

Ее охватывает дикая неконтролируемая ярость, у нее внезапно появляются силы, чтобы оттолкнуть Харпера, подмять его под себя и продолжить сосать его кровь.

Его сдавленный крик наконец угасает, как и нечеловеческие мучения, что она ему причинила, и Клара остается наедине с изысканным и несравненным наслаждением кровопития. Волны крови топят слабую девочку, какой Клара себя считала, и вызывают к жизни кого-то нового – ее настоящую и сильную сущность.

Теперь Клара сильнее целой армии. От ее страхов не остается и следа, как не остается следа и от ее боли и тошноты.

Она теряется в этих ощущениях, чувствуя насыщенность настоящего момента, свободу от прошлого и будущего, и под покровом темного беззвездного неба продолжает пиршество.

 

Кровь, кровь

Хелен встает, чтобы подойти к телефону, но он перестает звонить раньше, чем она успевает выйти из столовой. Странно, думает она, и у нее возникает… – Хелен, так вкусно. Дай, пожалуйста, Лорне рецепт. Лорна бросает на него недобрый взгляд, явно понимая, что это шпилька в ее адрес. Она открывает рот, потом закрывает,…

Тихо

 

Роуэн весь вечер просидел у себя в комнате, он трудится над стихотворением о Еве, но ничего не выходит.

Вдруг он замечает, что в доме как-то тихо. Не слышно вежливых, натянутых голосов родителей и гостей. Зато до его ушей доносится нечто другое.

На улице заводится мотор. Роуэн отодвигает занавеску и смотрит в окно как раз вовремя – автомобиль быстро выезжает со двора и мчится прочь по Орчард-лейн.

Странно.

Его родители никогда так быстро не водят, так что у него мелькает мысль, не украли ли у них машину. Он надевает майку, которую недавно снял, чтобы сделать пару натужных отжиманий, и бежит вниз.

 

Бела Лугоши

Хелен выезжает из деревни, и в темноте по окнам машины хлещут ветви деревьев. Она предпочла сесть за руль сама, так как понимала, что Питер, узнав… – Черт дери, Хелен, – возмущается он. – Она знает? – Нет.

Темные поля

Мальчик лежит на земле у ног Питера. Он не может быть жив. Он поднял руки над головой, словно показывая, что сдается. Клара выгрызла ему горло,… Даже в былые времена, даже после самых безумных гулянок они редко оставляли… Сладкая, сладкая кровушка…

Меня зовут Уилл Рэдли

На автостоянке у супермаркета в Манчестере стоит женщина и с немым вожделением смотрит в глаза брату Питера. Она совершенно не осознает, что делает.… – Привет, Джули, – сказал он, прочтя ее имя на бейдже. Выглядел он на первый взгляд ужасно – как растрепанный рок-музыкант из какой-то уже немодной группы, до сих пор…

Бесконечное одиночество деревьев

Роуэн спускается вниз и видит не только что все ушли, но и что родители не убрали со стола. Даже ягодный пудинг еще стоит. Глядя на ярко-красный ягодный сок, выступающий из центра пудинга, Роуэн… Знаменитые интеллектуалы переходят на книгу под названием «Бесконечное одиночество деревьев» Алистера Хобарта,…

Каламиновый лосьон

Ева замечает, что к ним по полю идет человек. Только когда он выкрикивает ее имя, до нее доходит, что это ее отец. От стыда ей хочется провалиться… Тоби тоже его заметил. – Кто это? Это?..

Десять минут первого

Мама с Кларой закрылись в душевой внизу, а Роуэн стоит, прислонившись к сушилке для одежды. – Ни черта не понимаю, – обращается он к закрытой двери. Это он еще мягко выразился. Только что вернулись его мама с сестрой, которая, похоже, была вся в крови. Действительно…

Своего рода голод

Ночь пролетает с пугающей скоростью. Питер возвращается домой. Он сжигает свою и Кларину одежду в бушующем огне.

Крестики, четки и святая вода

На протяжении семнадцати лет родители постоянно лгали Роуэну. В его понимании это означает, что вся прежняя жизнь была сплошной иллюзией. – Вот почему я плохо сплю, – говорит он, сидя на кровати рядом с отцом. – Да?… Отец кивает:

Немного похож на Кристиана Бейла

Тоби Фелт катит на своем велосипеде, допивая последние глотки водки. Мусорщик! Отвратительно. Тоби дает себе клятву, что покончит с собой, если когда-нибудь станет мусорщиком. Залезет в кузов…

СУББОТА

 

Кровь не удовлетворяет желание. Она его усиливает.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 50

 

Отрада есть на горной крутизне

Мало что на свете так же прекрасно, как пустынная дорога в четыре часа утра. Белые полосы и подсвеченные знаки указывают, как ехать, и им нет дела до того,… Вещи остаются.

Омлет

 

– Не приезжай сюда. Пожалуйста.

Никто из сидящих за кухонным столом не слышит мольбу Хелен, нашептываемую омлету, который она взбивает на сковородке. Ее надежно заглушает нудное бормотание «Радио Четыре».

Продолжая помешивать, Хелен думает о своей бесконечной лжи. Все началось, еще когда дети были грудничками и она рассказывала своим знакомым из Национального фонда деторождения, что переходит на смесь, потому что акушерку якобы беспокоят «проблемы с кормлением». У нее не хватало духу признаться, что даже до того, как у малышей начинали резаться первые зубы, они кусали ее до крови. Клара в этом отношении оказалась хуже Роуэна, и Хелен со стыдом говорила подругам, ратующим за грудное вскармливание, что кормит трехнедельного младенца из бутылочки.

Она знает, что Питер прав.

Знает, что у Уилла есть и связи, и талант. Как там оно называется? Заговаривание крови. Он умеет заговаривать кровь людей. Это особый гипнотический дар, проявляющийся благодаря частому потреблению крови. Но Питер понимает далеко не все. Он даже не подозревает, что играет с огнем.

Хелен вдруг замечает, что омлет уже начал подгорать, отскребает его от сковородки и выкладывает всем на тосты.

Сын смотрит на нее, он ошеломлен тем, что она делает вид, будто все нормально.

– По субботам у нас омлет, – поясняет мама. – Сегодня же суббота.

– В гостях у вампиров.

– Роуэн, хватит, – говорит Питер, в то время как омлет плюхается ему на тост.

Хелен предлагает омлета и Кларе, та кивает, чем вызывает презрительное фырканье брата.

– Мы тут с папой поговорили, – усевшись, сообщает Хелен. – Если мы хотим пройти через случившееся всей семьей, если мы хотим жить в безопасности, нам следует вести себя как обычно. Я имею в виду, люди начнут сплетничать и задавать вопросы о вчерашнем. Может быть, придут и полицейские. Хотя пока что парня даже пропавшим без вести нельзя считать, не говоря уж о… Только через двадцать четыре часа…

Она бросает выразительный взгляд на Питера, требуя поддержки.

– Мама права, – вяло подтверждает он.

Все наблюдают за Кларой, которая начала есть омлет.

– Ты стала есть яйца, – отмечает Роуэн. – Яйца снесли куры. А куры – живые существа.

Клара пожимает плечами:

– Познавательно.

– Брось, она должна нормально питаться, – вмешивается Питер.

Роуэн вспоминает легкомысленный тон отца, когда он вчера ночью перечислял знаменитых вампиров. А потом – как Клара в прошлую субботу объясняла, почему решила стать стопроцентной вегетарианкой.

– А как же речь о курином Освенциме, которую мы прослушали на прошлой неделе?

– Эти куры бегали на свободе, – пытается ослабить напряжение Хелен.

Клара резко поворачивается к брату. Ее глаза, сегодня без очков, сияют новой жизнью. Даже Роуэн вынужден признать, что она никогда еще так хорошо не выглядела. Волосы блестят, цвет кожи поздоровел, изменилась даже осанка. Обычно сестра сидела, сгорбившись и понурив голову, а теперь спина у нее прямая, как у балерины, а голова кажется воздушным шариком, наполненным гелием. Такое ощущение, что сила притяжения над ней теперь не властна в полной мере.

– И что тут такого? – спрашивает Клара.

Роуэн опускает глаза в тарелку. Он-то как раз напрочь лишился аппетита.

– Вот так, значит, оно происходит? Выпиваешь крови и отбрасываешь все свои принципы вместе с очками?

– Ей необходимо есть яйца, – вступается за дочь Хелен. – Отчасти в этом и была проблема.

– Да-да, – подхватывает Питер.

Роуэн качает головой:

– Но ей, похоже, теперь вообще все равно.

Хелен с Питером переглядываются. Нельзя отрицать, что тут Роуэн прав.

– Роуэн, прошу тебя, это очень важно. Я понимаю, на тебя многое свалилось. Но давайте все вместе постараемся помочь Кларе пережить этот приступ, – просит мать.

– Ты говоришь так, будто у нее астма.

Питера от этого тоже передернуло.

– Хелен, она выпила много крови. Наивно рассчитывать, что можно и впредь вести себя так, словно ничего не произошло.

– Да, наивно, – признает она. – Но мы все равно это сделаем. Мы будем выше случившегося. А для этого надо продолжать жить как обычно. Просто жить как обычно. Папа пойдет на работу. Вы в понедельник отправитесь в школу. Но сегодня Кларе, наверное, лучше не выходить из дому.

Клара кладет вилку на стол.

– Я пойду гулять с Евой.

– Клара, я…

– Мам, мы договорились. Если я не пойду, это вызовет подозрения.

– Да, пожалуй, – соглашается Хелен.

Роуэн хмурит брови и ест омлет. А Клара, похоже, чем-то недовольна.

– А почему мы всегда включаем «Радио Четыре», хотя никогда его не слушаем? Раздражает. Как бы доказываем, что мы – средний класс или типа того?

Роуэн не сводит глаз с незнакомого человека, вселившегося сегодня в его сестру.

– Клара, заткнись.

– Сам заткнись.

– Черт, ну неужели ты ничего не чувствуешь?

Питер вздыхает:

– Ребята, успокойтесь.

– Ты ведь все равно Харпера терпеть не мог. – Клара окидывает брата таким взглядом, будто это он ведет себя странно.

Роуэн берет вилку с ножом и тут же кладет обратно. Он ужасно не выспался, но гнев разгоняет усталость.

– Мне многие люди не нравятся. Ты готова всю деревню ради меня вырезать? Можно подать заявку? Так это работает? А то мне на днях в «Обжоре» сдачи недодали…

Хелен косится на мужа, и тот снова пытается образумить детей:

– Ребята… – Он примирительно поднимает руки, но Роуэн с Кларой сцепились уже всерьез.

– Я защищалась. Знаешь, не будь ты таким овощем, тебе жилось бы куда веселее.

– Овощем. Отлично. Спасибо, графиня Клара Трансильванская, это афоризм дня.

– Иди на хер.

– Клара! – Хелен от неожиданности льет апельсиновый сок мимо стакана.

Клара отодвигает стул, скрежеща им по полу, и вылетает из кухни, чего не делала еще ни разу в жизни.

– Все вы идите на хер.

Роуэн откидывается на стуле и смотрит на родителей:

– На этом месте она по сюжету превращается в летучую мышь?

 

Пропащие

Вот мы и на месте. Седьмой круг ада. Въезжая в деревню, Уилл осматривает достопримечательности главной улицы.… Он едет дальше, минуя одноэтажное здание, которое прячется за деревьями подальше от проезжей части, будто бы…

Хорошенькая

Клара разглядывает постеры на стенах своей комнаты. Несчастный бассет. Обезьяна в клетке.

Заборы

 

Хелен стоит в коридоре, не в состоянии как-либо повлиять на происходящее. Она позволяет мужу пригласить его в дом и обнять. Он улыбается и смотрит на нее, лицо его ничуть не утратило былой притягательности.

– Да, давно не виделись. – Голос Питера звучит как-то глухо, как будто издалека.

Уилл обнимает брата, но смотрит на Хелен.

– Ну и сообщеньице ты мне оставил, Пит. «Помоги мне, Оби-Ван Кеноби, ты моя последняя надежда».

– Да уж, – нервно отвечает Питер. – Это был настоящий кошмар. Но мы все уладили.

Уилл пропускает это мимо ушей и переключается на Хелен, которая вдруг почувствовала себя зажатой в собственном коридоре. Стены с акварелями как бы надвигаются на нее, а когда Питер закрывает дверь и Уилл подходит, чтобы поцеловать ее в щеку, ей кажется, что она вот-вот взорвется от приступа клаустрофобии.

– Ничего себе, Хелен, как вчера расстались.

– Правда? – напряженно отвечает она.

– Да. Правда. – Уилл улыбается и осматривается. – Миленько у вас тут. Ну а когда я познакомлюсь с детьми?

Питер чувствует себя неловко и беспомощно.

– Да прямо сейчас, наверное.

Хелен не остается ничего, кроме как провести его на кухню, она мрачна, как на похоронах. Клары там нет, о чем Хелен даже немного сожалеет, – дочь помогла бы ей отвлечься от вопросов, написанных на лице Роуэна.

– Кто там пришел? – интересуется он.

– Твой дядя.

– Дядя? Какой дядя?

Роуэн в недоумении. Ему всегда говорили, что у родителей нет ни братьев, ни сестер.

Тут появляется таинственный дядя, и Питер смущенно улыбается:

– Ну, это мой… брат Уилл.

Роуэн уязвлен, он не отвечает на дядину улыбку. Хелен представляет, о чем он думает: очередная ложь в жизни, полной обмана.

Уилл, к ее ужасу, садится на стул Питера и осматривает экзотический ландшафт коробок с хлопьями и холодный тост на решетке.

– Завтракаете, значит, – говорит Уилл.

Хелен в отчаянии наблюдает за ним. Ей позарез нужно сказать Уиллу очень многое, но она не может вымолвить ни слова. Он должен уехать. Питер обязан выставить его. Дернув мужа за рубашку, она выходит из кухни.

– Надо его выпроводить.

– Хелен, успокойся. Все нормально.

– Не могу поверить, что ты оставил ему сообщение. Не могу поверить. Это так глупо.

Питер, уже начиная злиться, трет рукой лоб.

– Хелен, ради бога. Он же мой брат. Не понимаю, почему в его присутствии ты выходишь из себя.

Хелен старается говорить не слишком быстро, глядя в дверной проем:

– Я не выхожу. Я в себе. Просто… Господи, да когда мы его в последний раз видели, мы были… ну, ты понимаешь. Он символизирует наше прошлое. Он – зло, от которого мы отказались, переехав сюда.

– Не драматизируй. Послушай, он может нам помочь. Ты же понимаешь, что мы, скорее всего, по уши в дерьме. Из-за того, что случилось с Кларой. А ты ведь знаешь, ты помнишь, что он может. В общении с людьми. С полицией. Он умеет убеждать. Умеет очаровывать.

– Заговаривать кровь? Ты сейчас об этом?

– Возможно. Да.

Хелен приглядывается к мужу, гадая, сколько крови тот выпил вчера.

– Так вот, в данный момент он находится в нашем доме и очаровывает нашего чувствительного мальчика. Уилл может сказать ему что угодно.

Питер смотрит на нее как на истеричку.

– Хелен, прекрати. Вампир вампиру заговорить кровь не может. Заставить Роуэна поверить во что-либо, противоречащее истине, ему не под силу.

Похоже, это лишь усиливает тревогу Хелен.

– Он должен уехать. Ему здесь не место. Иди выгони его. Пока он не… – Она осекается, вспомнив, как мало Питеру на самом-то деле известно. – Избавься от него.

Роуэн рассматривает дядю, пока тот откусывает кусок холодного тоста из цельнозернового хлеба.

Он немного похож на папу, но портрет приходится изрядно отредактировать в уме, чтобы заметить это сходство. Надо сбрить трехдневную бороду, снять плащ и изношенные черные ковбойские ботинки. Добавить немного жирка на щеки и живот Уилла, состарить кожу лет на десять, коротко подстричь волосы, поменять футболку на рубашку и погасить огонек в глазах. Если проделать все это, получится человек, чем-то напоминающий отца Роуэна.

– Углеводы, – высказывается Уилл по поводу тоста. Он даже не старается прикрыть рот. – Обычно я их не ем.

Неловкость, которую испытывает Роуэн, сидя за завтраком с незнакомцем, приходящимся ему кровным родственником, помогает сдерживать злость.

Уилл глотает свой кусок и неопределенно машет остатком тоста в направлении племянника.

– Ты не знал обо мне, да? Судя по твоему лицу, когда я вошел…

– Не знал.

– Ну, ты на маму с папой особо не сердись. Я их вообще-то не виню. Нас объединяет долгая история. Много взаимных обид, но и хорошего немало. Видишь ли, у них не всегда были железные принципы.

– Так ты все еще…

Дядя валяет дурака, прикидываясь смущенным.

– Вампир? Это такое провокационное слово, с ним связано столько клише и девчачьих фантазий. Но да. Боюсь, так и есть. Я – постоянно практикующий вампир.

Роуэн опускает глаза на тарелку, на крошки и недоеденные кусочки омлета. Сердце забилось сильнее – от злости или от страха? Так или иначе, ему все же удается кое-как выразить свою мысль:

– А как же насчет… этих… моральных ценностей?

Дядя вздыхает, будто разочарован.

– Проблема в том, какие именно выбрать. Их ведь нынче видимо-невидимо развелось. Как подумаешь, голова раскалывается. Я выбираю кровь. Кровь проще. С ней всегда четко осознаешь свою позицию.

– Так что, ты просто убиваешь людей направо и налево? Этим ты занимаешься?

Уилл озадаченно молчит.

Роуэн весь затрепетал, как цыпленок среди скорлупок.

Тут на кухню входит отец, вид у него сконфуженный. «Нет, – думает Роуэн. – Уилл точно старший».

– Уилл, можно тебя на два слова?

– Можно, Питер.

Роуэн остается на месте, а они выходят из кухни. Сыпь начинает немилосердно зудеть, и Роуэн яростно ее расчесывает. Второй раз менее чем за двенадцать часов ему хочется умереть.

 

Уилл смотрит на неброскую, но изящную картину на стене в прихожей. Это полуабстрактная акварель с яблоней; в нижнем углу маленькая коричневая буква «X».

А Питер смотрит на Уилла. Выглядит он хорошо, надо признать. Почти совсем не изменился и наверняка ведет тот же образ жизни, что и всегда. Старший брат выглядит лет на десять моложе Питера. В глазах хулиганские искорки, во всем облике нечто такое – свобода? угроза? жизненная сила? – что сам он давно утратил.

– Слушай, Уилл, – Питер с трудом подбирает слова, – я понимаю, ты потратил силы и время, чтобы приехать сюда, и мы это действительно ценим, но дело в том, что…

Уилл кивает:

– Яблоня. Яблонь много не бывает.

– Что?

– Ну, ведь вся слава всегда достается яблокам, не так ли? – говорит Уилл, словно они беседуют об одном и том же. – Вечно эти чертовы яблоки. Но нет, нужно же целое дерево. Нужно все дерево-прародитель.

До Питера доходит, что он имеет в виду.

– Ах да. Это Хелен рисовала.

– Но, прямо скажем… акварель? Мне нравились ее работы маслом. Обнаженная натура. Смотришь – ну так бы и съел.

– Послушай, дело в том… – повторяет Питер. Ему нелегко выполнить требование Хелен.

Он же пригласил сюда Уилла, родного брата, которого не видел почти два десятка лет. А выгонять приглашенных вампиров, не говоря уже о кровных родственниках, – задача не из простых.

– Пити, все отлично, но давай поболтаем чуть позже.

– Что?

Уилл театрально зевает.

– Трудная выдалась ночка, – поясняет он. – Мне давно пора спать. Но ты не волнуйся. И надувной матрас доставать не надо. А то я могу его проткнуть во сне, ну, ты понимаешь, если что-нибудь не то приснится. Со мной в последнее время это часто бывает. – Уилл надевает солнцезащитные очки и снова целует брата в щеку. – Я скучал по тебе, братишка.

Он выходит из дома.

– Но… – робко возражает Питер, понимая, что уже слишком поздно.

Дверь закрывается. Питер расстроенно смотрит на нее и вспоминает, что так было всегда. Уилл неизменно был на шаг впереди. Он поворачивается к картине, о которой говорил брат. Напряженно вглядывается в расплывчатое зеленое облако листвы и красные точки яблок.

Он не согласен с Уиллом. Питер считает, что жена со временем отточила свое мастерство, ее стиль стал более тонким, более сдержанным. Ему очень нравится забор на переднем плане, прямые коричневые мазки, перекликающиеся со стволом дерева. Сейчас заборы играют большую роль в ее творчестве, и однажды он поинтересовался, что они символизируют. Защищают или ограничивают? Хелен не ответила. Видно, и сама не знала. Она, наверное, подумала, что он ее подкалывает, и, возможно, так оно и было, но в любом случае он вовсе не намеревался критиковать ее искусство. Даже уговорил ее выставить картины в кофейне в Тёрске, и очень удивлялся, когда никто ничего не купил. (Питер потом объяснял Хелен, что она пыталась продать их слишком дешево. Более высокая цена непременно привлекла бы покупателей, особенно учитывая, что Тёрск – отнюдь не центр мирового искусства.)

– Что он сказал? – Полный тревоги и нетерпения голос Хелен выводит его из задумчивости.

– Не стал меня слушать. Просто вышел.

Хелен выглядит скорее расстроенной, нежели сердитой.

– Питер, он должен уехать.

Он кивает, думая, как же этого добиться и почему Хелен считает это самой серьезной проблемой из всего, с чем им придется столкнуться в ближайшие дни. Серьезнее, чем исчезновение мальчишки, чем соседские сплетни, чем полиция.

Хелен стоит рядом, всего в метре от него, не дальше, но с тем же успехом она могла бы маячить на горизонте. Питер собирается положить руку ей на плечо и подбодрить, но не успевает – она разворачивается и уходит на кухню загружать посудомоечную машину.

 

Тантрическая диаграмма правой ступни

У соседей Рэдли, в доме номер девятнадцать по Орчард-лейн, все тихо. Лорна Фелт лежит в постели рядом с мужем, у нее легкое похмелье, но она… Марк, разумеется, не хотел, чтобы она вешала свое приобретение на стену. Впрочем, и против того, чтобы ее клиенты…

Новый прикид

Ева лежит в кровати в мешковатой футболке, которая была на ней два года назад, в ту ночь, когда пропала мама. Если бы не это, она бы ее давно… Выбросить эту футболку означало бы сжечь еще один мост между Временем До и… Новая квартира так не похожа на их бывший дом в Сейле. Во-первых, это был дом, а не квартирка для пенсионеров. У дома…

Слегка запаниковала

По дороге в город Клара учуяла нечто необычное. Насыщенный, экзотический запах, какого ни разу прежде не замечала в переполненном автобусе № 6. От… И вот опять: она стоит перед зеркалом в примерочной кабинке «Топ-Шопа», ощущая… Воображение живо рисует Кларе, как она склонялась над телом Харпера, вгрызаясь, точно маленький хищный велоцираптор, в…

Спасите детей

Утро Питера в клинике протекает как в тумане. Пациенты приходят, Питер механически делает свою работу, пациенты уходят. Все чаще и чаще он… Ему все труднее сосредоточиться на происходящем. На том, например, как… – Здравствуйте, – говорит Питер. Собственный голос доносится до него словно издалека – сам он сейчас находится в небе…

Лодка без весел

Хорошо известно, что когда пьешь много крови, это сильно влияет на сновидения. Как правило, многим нравится этот эффект, умеренно практикующим… Этот сон снится ему и сейчас, в эту субботу. Вот в чем он заключается.

Париж

 

Через минуту он уже удобно устроился на диване в элегантной гостиной. Хелен стоит к нему спиной, смотрит из окна на патио и сад. Она все еще не утратила своей естественной красоты, несмотря на то что избрала унылый путь смертных. Но будь она даже старой и сморщенной, как грецкий орех, его все равно бы к ней тянуло.

У Уилла такое ощущение, будто перед ним русская матрешка. Эта нервная провинциалка – лишь внешняя оболочка, а под ней прячутся другие, лучшие Хелен. Он точно знает. В том числе Хелен, с которой они когда-то летали над морем, переплетя окровавленные пальцы. Он нюхом чует, что страстная любовь к жизни, к риску все еще течет в ее венах. И осознает, что пришла пора достучаться до нее, заставить вспомнить себя прежнюю.

– Помнишь Париж? – спрашивает он. – Как мы прилетели туда ночью и приземлились в саду музея Родена?

– Тише, прошу тебя, – говорит она. – Роуэн наверху.

– У него играет музыка. Он ничего не услышит. Мне просто любопытно, вспоминаешь ли ты Париж.

– Иногда. Я о многом вспоминаю. И о тебе. И о себе, о том, какой я была. Скольким я пожертвовала, чтобы жить тут, среди нормальных людей. Иногда мне хочется, ну я не знаю, наплевать на все и пройтись голой по улице, посмотреть, что скажут люди. Но я стараюсь исправить свою ошибку, Уилл. Потому и живу так. Все это было ошибкой.

Уилл берет со столика вазу и заглядывает внутрь, уставившись в темную дыру.

– Хелен, это не жизнь. Тут как в морге. Тут даже мечты мертвые.

Хелен так же тихо продолжает:

– Я была с Питером. Я была с ним помолвлена. Я его любила. Зачем было все это менять? Зачем я тебе понадобилась? Что это было, что ты за человек, почему тебе непременно надо явиться этаким посланником преисподней и все разрушить? Захотел посоперничать с братом? От скуки дурью маялся? Или это просто старый добрый комплекс неполноценности? Давайте всех убьем или сделаем несчастными, чтобы некому было завидовать. Так?

Уилл улыбается. Вот это уже больше похоже на прежнюю Хелен.

– Да брось, моногамия никогда тебе не подходила.

– Я была молодой и глупой. Да просто тупой, черт возьми. Не могла вообразить себе последствий.

– Тупость в том году была в моде. Бедный Пит. Не следовало ему тогда соглашаться на ночное дежурство… Ты же ему так и не сказала, да?

– Кому? – уточняет она.

– Пока что я имею в виду только Пита.

Хелен закрывает лицо руками.

– Ты-то все понимал.

– Девяносто второй, – с осторожностью выговаривает Уилл, словно эта дата – нечто хрупкое и ценное. – Урожай того года. Я все еще храню наш сувенир. Ты же знаешь, какой я сентиментальный.

– Ты сохранил мою… – Хелен поворачивается, глаза ее полны ужаса.

– Ну конечно, а как же. Разве ты бы на моем месте поступила иначе? – Уилл начинает говорить, как на сцене: – Живу в предместье твоей души?^[7] – Он улыбается. – Вопрос риторический. Я знаю, что я – центр событий. Эйфелева башня. Но да, я храню твою кровь. И я уверен, что Пит узнал бы ее. Он всегда был снобом по части крови. Кстати, письма я тоже храню.

Уилл аккуратно ставит вазу обратно на стол.

– Ты меня шантажируешь? – шепотом произносит Хелен.

Уилл морщится, недовольный формулировкой:

– Хелен, не принижай свои чувства. Твои письма были такие трогательные.

– Я люблю свою семью. Вот мои чувства.

Семья.

– Семью, – повторяет Уилл. Само слово ассоциируется с голодом. – Пита тоже считаем или только детей?

Глаза Хелен полыхают гневом.

– Ты смешон. Неужели ты думаешь, что ты мне дороже, чем он, только потому, что успел обратить меня раньше?

Как раз в этот момент по лестнице спускается Роуэн. Его не слышат, но это не значит, что не слышит он. Слов матери он не разобрал, но уловил взволнованные интонации в ее голосе. Он останавливается, чтобы подслушать Уилла. Его слова звучат четко, но их смысл ускользает от понимания.

– Раньше? – говорит Уилл почти сердито. – Хелен, нельзя обратить человека дважды. Ты растеряла навыки. Возможно, тебе стоит освежить воспоминания.

Роуэн переносит вес с правой ноги на левую, скрипит половица. Голоса умолкают, и секунду-другую не слышно ничего, кроме тиканья старинных часов, стоящих у телефона.

– Роуэн?

Это мать. Мальчик думает, отвечать ли.

– Голова болит, – наконец объясняет он. – Я за таблеткой. Потом пойду прогуляюсь.

– А, – мать тоже реагирует только после долгой паузы. – Ладно. Хорошо. А когда ты…

– Позже, – перебивает Роуэн.

– Позже, ладно. Увидимся.

Ее голос звучит фальшиво. Но теперь-то как ему разобраться, что фальшиво, а что нет? Все, что он с детства считал реальностью, оказалось враньем. Ему хотелось бы возненавидеть родителей за это, но ненависть – сильное чувство, для сильных людей, а он совсем слаб.

Он проходит через прихожую на кухню. Открывает шкафчик с лекарствами, достает ибупрофен и смотрит на белую коробочку с таблетками.

Думает, хватит ли таблеток, чтобы покончить с собой.

 

Тисовое дерево

Они слышат, как Роуэн открывает и закрывает шкафчик на кухне. Когда он выходит из дома, Хелен снова может вздохнуть свободно. Но это лишь временное… – Могло быть и хуже, – говорит он. – Он мог бы найти письма. Или на его месте… – Заткнись, Уилл. Заткнись.

О самоубийстве

Без регулярного потребления человеческой или вампирьей крови биохимия нашего мозга может претерпевать серьезные изменения. Уровень серотонина у… Сюда же, разумеется, относится и ненависть к самим себе, которую мы…  

Вода

 

Питер гребет на тренажере, налегая на весла сильнее, чем обычно. Он планировал «проплыть» пять километров меньше чем за двадцать минут, но скорость у него уже куда выше. Он смотрит на дисплей. 4653 метра за пятнадцать минут и пять секунд. Куда лучше его обычных результатов – без сомнения, это из-за выпитой вчера крови.

Из комнаты Клары доносится музыка.

Хендрикс.

Питеру странно слышать эту кровавую музыку шестидесятых, которая, по всей видимости, нравится Уиллу до сих пор, как в семь лет, когда он танцевал с отцом вокруг баржи под «Движение в центре города».

Он слышит, как Клара смеется вместе с дядей.

Но Питер не позволяет себе отвлекаться. Он смотрит на кнопочки под дисплеем.

«ИЗМЕНИТЬ ЕДИНИЦЫ ИЗМЕРЕНИЯ». «ИЗМЕНИТЬ ПАРАМЕТРЫ ДИСПЛЕЯ».

Да уж, создателю тренажера была известна сила этого слова. Изменять.

Глядя на кнопки, он думает о Лорне и бормочет в такт движениям, исступленно догребая последнюю сотню метров.

– Джаз. Джаз. Джаз… Твою мать.

Питер останавливается и смотрит на показатели, а маховик продолжает крутиться. Останавливается он на 5068 метрах. Время – семнадцать минут двадцать две секунды.

Впечатляет.

Он побил предыдущий рекорд примерно на четыре минуты. Правда, теперь у Питера нет сил даже слезть с тренажера.

Ему ужасно хочется пить, и он косится на набухшие от локтя до запястья вены.

«Нет, – говорит себе Питер. – Обойдусь водой».

Вода.

Вот что представляет собой его нынешняя жизнь. Прозрачная, спокойная, безвкусная вода.

А утонуть в ней так же легко, как и в крови.

 

Клара слушает старую гитарную музыку, которую только что скачала по рекомендации Уилла, и даже не пытается сделать вид, будто ей нравится.

– Нет, – говорит она со смехом. – Это ужасно.

– Это – Джимми Хендрикс, – возражает дядя, словно других объяснений тут не требуется. – Это один из самых талантливых кровопийц, когда-либо ходивших по земле! Он играл на гитаре клыками. На сцене. И никто даже не замечал. – Уилл смеется. – Отец рассказал мне об этом, прежде чем… – На миг он замолкает. Кларе хочется расспросить о дедушке, но она замечает боль в дядиных глазах. Пусть уж лучше болтает о Джимми Хендриксе. – Зрители думали, что их глючит от сожранной кислоты. И никто никогда не интересовался, почему туман багровый.^[8] Разумеется, речь шла вообще не о тумане. Просто «Багровые вены» было бы слишком откровенно. У Принца была та же проблема. Но потом он стал воздерживаться, подался в свидетели Иеговы, и все покатилось к чертям. Но у Джимми все получилось в лучшем виде. Он просто инсценировал смерть и продолжил свой путь. Назвался Джо Хэесом. ХЭЕС. Сейчас у него свой вампирский рок-клуб под названием «Ледиленд» в Портленде, штат Орегон.

Клара прислоняется к стене, сидя на кровати и болтая ногами.

– Я просто не люблю гитарные соло длиной по пятьсот лет. Как и певцов, которые бесконечно тянут одно коротенькое словечко, демонстрируя все возможности своего голоса. Так и хочется на них прикрикнуть: к сути переходи!

Уилл качает головой, чуть ли не с сочувствием, потом делает большой глоток из бутылки, которую принес из фургона.

– Ммм. Я уж и забыл, какая она вкусная.

– Кто?

Он показывает надписанную от руки этикетку. Вторая бутылка за день. Первую – «ЭЛИС» – Уилл высосал до дна за считаные секунды и спрятал под кроватью Клары. А это – «РОЗЕЛЛА – 2001».

– Она была красавица. Una guapa.^[9]

Клара лишь слегка обеспокоилась:

– Ты ее убил?

Дядя делает вид, что шокирован.

– За кого ты меня принимаешь?

– За кровожадного вампира-убийцу.

Уилл пожимает плечами, словно говоря: «Все верно».

– Человеческая кровь быстро портится, – объясняет он. – Металлический привкус резко усиливается, так что нет смысла хранить ее в бутылке. Но в крови вампира гемоглобин остается тем же. А в нем и кроется все волшебство. Так вот, Розелла – вампирша. Из Испании. Познакомился с ней, когда залетал в Валенсию. Это город вампиров, как и Манчестер. Мы потусовались. Обменялись сувенирами. Попробуй ее.

Уилл протягивает бутылку Кларе и смотрит на нее – она около секунды размышляет.

– Сама ведь знаешь, что хочешь.

Клара наконец сдается и берет бутылку, подносит горлышко к носу и нюхает, как бы проверяя, что же она собирается выпить.

Уилла это веселит.

– Цитрусовая нотка, оттенок дуба и легкий след вечной жизни.

Клара глотает и закрывает глаза, ощущая сладостный прилив энергии. Она хихикает, потом хихикание переходит в бурный хохот.

Тут Уилл замечает фотографию на стене. Рядом с Кларой стоит хорошенькая блондинка. У него возникает смутное и тревожное чувство, будто он ее уже где-то видел.

– Кто это?

– Кто кто? – переспрашивает Клара, успокаиваясь.

– Оливия Ньютон Джон.

– А, Ева. Наша звезда. Правда, сегодня я ее подставила. Сбежала от нее из «Топ-Шопа». Когда я была в примерочной, перепугалась, что могу чего-нибудь натворить.

Уилл кивает:

– Приступ ОЖК. Привыкнешь.

– ОЖК?

– Острая жажда крови. Ладно, ты рассказывала…

– Ах да. Она новенькая. Только переехала сюда. – Клара делает еще глоток. Она утирает губы и, подумав о чем-то, снова смеется. – Эротическая мечта Роуэна. Они учатся в одном классе, но ему слабо даже заговорить с ней. Печальное зрелище. А папаша у нее с тараканами. Ей уже семнадцать, и до сих пор приходится подавать прошение, когда она хочет выйти из дому. Раньше они жили в Манчестере.

Клара не обращает внимания на омрачившееся лицо дяди.

– В Манчестере?

– Да, тут они всего пару месяцев.

– Ясно, – отвечает он и поворачивает голову к двери. Через секунду на пороге появляется рассерженная Хелен в фартуке. Она входит в комнату, и атмосфера становится напряженной. Заметив бутылку с кровью, Хелен стискивает зубы.

– Будь любезен, убери это и сам убирайся из комнаты моей дочери.

Уилл улыбается:

– Отлично. Вот и ты. А то мы беспокоились, не слишком ли нам весело.

Клара, все еще навеселе, с трудом подавляет смешок.

Мать молчит, но по лицу видно, что терпение у нее вот-вот лопнет. Уилл нехотя поднимается с пола. Проходя мимо Хелен, он наклоняется к ней и шепчет что-то на ухо, что именно – Кларе не слышно.

Но Хелен явно выбита из колеи.

– Эй, – возмущается Клара. – Давайте без секретов!

Но ответа она не получает. Уилл уже вышел, а Хелен продолжает стоять на ковре с застывшим лицом, словно восковая кукла.

Через открытую дверь Клара видит, что Уилл столкнулся в коридоре с ее отцом. Питер разгоряченный и красный после тренировки, и брат предлагает ему бутылку с кровью.

– Я в душ, – огрызается тот и поспешно исчезает в ванной.

– Господи ты боже мой, – говорит Клара своей восковой матери. – Да что у него за проблемы?

 

Малиновые облака

Одна из проблем Питера заключается в следующем. Давно, в семидесятых, когда Питеру было восемь лет, Уилл спас ему жизнь. На… Их предсмертные крики разбудили Питера, он обмочился от страха и замер под мокрым одеялом. Потом эти люди вошли в его…

Ночное существо

Хелен беспокоится все сильнее. Завтра парня начнут искать с собаками. Вызовут несколько поисковых бригад, которые прочешут каждое поле отсюда до… Они могут найти кровь и следы на земле. Но еще до того, например, завтра… Лишь три соображения ее несколько утешают.

ВОСКРЕСЕНЬЕ

 

Никогда даже не намекайте своим некровопьющим друзьям и соседям о своем прошлом, не нахваливайте опасный и волнующий образ жизни вампира тем, кому об этом ничего не известно.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 29

 

Упыри

 

Оказывается, можно запросто жить себе на одной улице с семьей вампиров, даже не подозревая, что соседи втайне жаждут напиться вашей крови.

Особенно велика вероятность подобного казуса, если половина означенной семьи и сама ни о чем не догадывается. И хотя ни один из обитателей дома номер девятнадцать по Орчард-лейн не осознавал, кто живет с ними рядом, все же за годы соседства они замечали некоторые странности.

Например, когда Хелен взялась рисовать портрет Лорны – обнаженной, по настоянию натурщицы, – она вылетела из комнаты сразу после того, как помогла Лорне расстегнуть лифчик («Извини, иногда у меня бывает ужасное недержание»).

В другой раз, на барбекю у четы Фелт, Питер сбежал, когда разговор зашел о спорте. Марк застал его на кухне присосавшимся к куску первосортного говяжьего филе. («Ой, ну я и дурак, не заметил, что оно сырое!»)

А за несколько месяцев до того, как Питер подавился приготовленным Лорной тайским салатом с чесноком, Фелты по простоте душевной решили познакомить Муската, свою новую собаку, с соседями из семнадцатого дома. Пес шарахнулся от протянутого Кларой печенья, понесся прочь и врезался головой в дверь гостиной. («С ним все будет в порядке, – с профессиональной невозмутимостью заверил Питер, когда все склонились над лежащим на ковре ирландским сеттером. – Всего лишь легкий ушиб».)

И еще разные мелочи.

Например, почему в солнечные дни у Рэдли всегда опущены жалюзи? И почему Питер упорно не поддается на уговоры вступить в крикетный клуб или хотя бы сходить с Марком поиграть в гольф? Зачем Питеру с Хелен понадобилось нанимать садовника, притом что весь участок у них втрое меньше огромного газона Фелтов, который Марк регулярно косит сам?

Пожалуй, у Марка соседи вызывали больше подозрений, чем у его жены, но и он просто считал Рэдли чудаковатыми, не более того. Он списывал их несуразное поведение на то, что раньше они жили в Лондоне, где, наверное, голосовали за либеральных демократов и часто ходили в театр, причем не мюзиклы смотреть, а что-то другое.

Только его сын Тоби открыто не доверял Рэдли и постоянно ворчал, стоило отцу упомянуть их. «Они упыри», – упрямо твердил он, хотя никогда не объяснял своего предубеждения. Марк разделял мнение Лорны, что мальчик просто не в состоянии кому-либо доверять после того, как пять лет назад его родители развелись. (Марк застал свою бывшую жену в постели с инструктором по пилатесу. Его самого это не слишком опечалило – у него к тому времени уже начался роман с Лорной, он только и искал повода расторгнуть брак, – но одиннадцатилетний Тоби, узнав о том, что родители расходятся, в знак протеста то и дело мочился на стену своей комнаты.)

Но этим воскресным утром Марк укрепляется в своих подозрениях. Лорна пошла выгуливать собаку, а он завтракает, опершись о холодную гранитную столешницу. Он ест тост с вареньем и слышит, как сын разговаривает по телефону.

– Что?.. До сих пор?.. Нет. Представления не имею… Он пошел за одной девчонкой. За Кларой Рэдли… Да я не знаю, наверное, она ему нравилась или типа того… Да. Мне очень жаль… Хорошо, миссис Харпер… Да. Я вам сообщу.

Вскоре он вешает трубку.

– Тоби? Что случилось?

Тоби заходит в кухню. Он сложен как мужчина, но выражение лица по-детски капризное.

– Харпер пропал.

Марк копается в памяти. Он должен знать этого Харпера? Столько имен вокруг, всех не упомнишь.

– Стюарт, – недовольно поясняет Тоби. – Ну, Стюарт Харпер. Мой лучший друг.

«Ах да, – думает Марк, – бессловесная гора с огромными ручищами».

– Что значит пропал?

– Пропал. С пятницы не появлялся дома. Вчера его мама еще не беспокоилась, потому что он частенько сбегает в Тёрск к бабке с дедом без предупреждения.

– Но он не у них?

– Нет. Его нигде нет.

– Нигде?

– Никто не знает, где он.

– Ты что-то говорил про Клару Рэдли.

– Она последняя его видела.

Марк вспоминает вечер пятницы, неожиданно завершившийся ужин у Рэдли. Клара. Подростки, сам понимаешь. Лицо Хелен, когда она произносила эти слова.

– Самая последняя?

– Да. Она наверняка что-нибудь знает.

Они слышат, что вернулась Лорна с собакой. Тоби собирается развернуться и уйти наверх, как делает почти всегда при появлении мачехи. Но одновременно с Марком он замечает их – они стоят позади Лорны. Молодые мужчина и женщина в униформе.

– Полиция, – поясняет Лорна, изо всех сил стараясь смотреть на Тоби с выражением материнского участия. – Они хотят побеседовать с тобой.

– Здравствуйте, – говорит мужчина. – Констебль Хеншо. Моя коллега, констебль Лэнгфорд. Нам нужно задать вашему сыну несколько вопросов. Ничего особенного, стандартная процедура.

 

Игра окончена

– Пап? Па-ап? Ева ищет отца, но его нигде нет. Работает телевизор, но его никто не смотрит.

Полиция

Раньше бы Клара Рэдли не на шутку перепугалась, если бы ей пришлось сидеть в гостиной на диване между родителями и отвечать на расспросы полиции о… Клара понимает, что беспокоиться следует, она даже честно старается разделить… – Итак, позволь спросить, почему Стюарт пошел за тобой, – начинает один из полицейских. Мужчина, констебль…

Ветчина

Когда приходит Ева, Клара сидит у себя в комнате и ест купленную для брата ветчину. Она объясняет свое вчерашнее поведение в магазине. Рассказывает,… – К тебе приходили полицейские? – интересуется она. – Из-за Харпера? – Ага.

Рекомендации по уходу за кожей для воздерживающихся вампиров

Ниже изложены самые важные рекомендации по уходу за кожей в течение дня:   1. Старайтесь держаться в тени. Выходя на улицу, по возможности избегайте прямого воздействия солнечных лучей.

Солнце прячется за облаком

Роуэн слишком потрясен инцидентом с Евой, чтобы сидеть дома. Сколько у него времени? Успеет ли он набраться недюжинной смелости, необходимой для того, чтобы рассказать ей о своих чувствах?

В тысяча девятьсот восемьдесят третьем кто-то упал с велосипеда

В четыре часа дня Рэдли собираются за столом на воскресный обед. Питер смотрит на лежащего на тарелке ягненка, он не удивлен, что жена упорно… Может быть, это из-за Уилла. Он говорит уже пять минут, отвечая на Кларины… –…дело в том, что ради себя мне к заговариванию крови прибегать нет нужды. Мне ничто не угрожает. Полицейские меня…

Мы чудовища

Ягненок доеден, но Хелен не убирает со стола, так как не хочет оставлять детей с Уиллом. Она вынуждена сидеть на месте, точно пленница, ощущая его… Разумеется, эта власть была у него всегда. Но сейчас Хелен столкнулась с этим… – Мы чудовища, – доносятся до нее слова сына. – И это плохо.

Перед тем как полетели в Париж

Они сделали это ночью в фургоне, перед тем как полетели в Париж. Каждое соприкосновение обнаженных тел вызывало бурю сладостного восторга, и… Он помнит, как впервые укусил ее, как глубоко был потрясен, когда понял, как хороша она на вкус. Это напоминало первую…

Бессмысленный бескровный брак

Но, лежа в кровати, Питер не способен думать ни о чем другом. Только о том, что кровь доступна и ее можно пить, ни в чем себя не виня. Чтобы получить дозу, не обязательно предавать, красть или убивать. Просто идешь в специальное заведение в Манчестере,…

Тысячи лет

Чувствуя прикосновение жесткой щетины мужа к внутренней стороне бедра, Лорна Фелт недоумевает, что же на него нашло. Они лежат под розово-желтой тантрической диаграммой правой ступни с ее… Маленькая раковина и лотос.

Безумный, злой и смертельно опасный

Один из основных симптомов Роуэна – обезвоживание, которое он испытывает и прямо сейчас, несмотря на то что перед сном выпил целый пакет яблочного… Когда родители начали ругаться, он сел в кровати и допил всю оставшуюся… Из прихожей ему видно, что двери во внутренний двор открыты, и прямо в пижаме он машинально направляется на улицу.…

Водоросли и страх

Уилл осушает стакан с последними каплями Изобель и закрывает глаза. Ссора между Питером и Хелен наконец закончилась, и Уилл обращает внимание на то,… Тишина всегда его напрягала. Даже при чтении стихов ему требовался… Шум – это жизнь.

Сатурн

 

Вернувшись в свою комнату, Роуэн какое-то время сидит на кровати, бережно держа в руках бутылку вампирской крови.

Он гадает, что случится, если выпить всего чуть-чуть? Если губы сжать так, чтобы в рот попала только маленькая капелька – тогда он точно сможет сдержаться, чтобы не выпить больше.

Шума в саду Роуэн не слышит, потому что его спальня находится с другой стороны дома, зато слышит, как из своей комнаты вышла сестра, и быстренько прячет бутылку под кроватью, рядом со старой куклой из папье-маше, которую он сделал сам сто лет назад, когда мама заставляла его ходить по субботам на детский кружок рукоделия в сельском клубе. (Он не захотел мастерить пирата или принцессу, как вся остальная группа, а выбрал римского бога Сатурна в процессе поглощения собственных детей. На десятилетнюю Софию Дьюсбери это произвело весьма сильное впечатление – увидев, что Роуэн сотворил из крепированной бумаги и красной краски, она разрыдалась. После занятий учительница посоветовала Хелен подыскать своему сыну какой-нибудь другой кружок.)

Сестра открывает дверь в комнату Роуэна и пытливо смотрит на него:

– Что делаешь?

– Ничего. Сижу.

Клара заходит и садится рядом с братом. Родители между тем продолжают ругаться.

Клара вздыхает, уставившись на постер с портретом Моррисси.

– Заткнулись бы уже.

– Ага.

– Это все из-за меня, да? – Впервые за выходные она выглядит искренне расстроенной.

– Нет, – отвечает он. – Они не из-за тебя ссорятся.

– Я понимаю. Но если бы я не убила Харпера, они бы не съехали с катушек, так ведь?

– Возможно. Но по-моему, у них просто накопилось. И зря они нас обманывали, согласна?

Роэун видит, что его слова не особо успокаивают Клару, и достает из-под кровати бутылку. Клара явно потрясена тем, что половина уже выпита.

– Это Уилла, – объясняет Роуэн. – Он дал мне бутылку, но я еще не пил.

– А будешь?

Он пожимает плечами:

– Не знаю.

Роуэн передает бутылку сестре, и она вытаскивает пробку. Раздается приятное «чпок!». Клара вдыхает аромат, исходящий из горлышка. Делает большой глоток, запрокинув голову. Через мгновение на ее лице не остается и следа беспокойства.

– Как она на вкус? – интересуется Роуэн.

– Божественна. – Клара улыбается окровавленным ртом. – И обрати внимание, – добавляет она, отдавая бутылку брату, – как восстанавливается самоконтроль. Попробуешь?

– Не знаю, – повторяет он.

Не знает он и десять минут спустя, когда сестра уже ушла из комнаты. Роуэн вдыхает аромат, как делала Клара. Он сопротивляется. Ставит бутылку на тумбочку и пытается отвлечься. Предпринимает очередную попытку дописать стихотворение о Еве, но вдохновение где-то застряло, так что вместо этого он читает Байрона.

 

Она идет во всей красе,

Светла, как ночь ее страны…^[13]

 

Кожа зудит, Роуэн мучительно старается сосредоточиться, внимание соскальзывает, как ноги на льду. Он снимает футболку и разглядывает пятна на груди и плечах: участки здоровой кожи выглядят как тающие ледники в раскаленном красном море.

Красногрудый дрозд!

Роуэн вспоминает полный ненависти голос Тоби и смех Харпера, как будто на свете ничего смешнее не придумаешь.

Затем память подбрасывает один эпизод, имевший место в прошлом месяце. Он шел к каштанам, растущим в дальнем конце школьного двора, чтобы посидеть в тени, и вдруг к нему сзади подбежал Харпер, наскочил на него и повалил на землю. Роуэн помнит, как тот безжалостно вдавливал его в траву всем своим неподъемным весом, помнит, как ему не хватало воздуха, как казалось, будто легкие вот-вот лопнут. Помнит сдавленные смешки других ребят, в том числе Тоби. И хриплый неандертальский вопль Харпера: «Гаденыш не может дышать!»

Пока Роуэн лежал, придавленный, у него даже не возникло желания дать сдачи. Ему хотелось провалиться под эту жесткую землю и никогда не возвращаться.

Он берет бутылку с тумбочки.

«За Харпера», – думает он и делает глоток.

Восхитительный вкус омывает его язык, унося тревогу и напряжение. Привычные боли-хвори почти мгновенно испаряются, на смену им приходит бодрость.

Как будто бы он наконец проснулся.

Пробудился от столетнего сна.

Оторвавшись от бутылки, Роуэн изучает свое отражение в зеркале – розовые пятна исчезают, как и темные круги под глазами.

Если хочешь полетать, она тебе поможет.

Всемирное тяготение – всего лишь закон, который можно нарушить.

И вот, сам того не заметив, Роуэн уже парит над кроватью и тумбочкой, где валяется «Руководство воздерживающегося».

Он смеется, кувыркаясь в воздухе. Сотрясается от безудержного хохота, словно вся его жизнь была длинным анекдотом, который только что достиг кульминации.

Но больше никто над ним шутить не будет.

Он не красногрудый дрозд.

Он – Роуэн Рэдли.

И он может все.

 

 

ПОНЕДЕЛЬНИК

 

Сдерживайте свое воображение. Не забывайтесь в опасных мечтах. Не надо размышлять о том стиле жизни, который вам недоступен. Будьте активны. Занимайтесь спортом. Больше работайте. Отвечайте на письма. Ведите безвредную общественную жизнь. Действие ограничивает фантазию. Воображение для нас подобно машине, движущейся к обрыву на высокой скорости.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 83

 

Мистер Полицейская энциклопедия

Йорк. Главное полицейское управление Северного Йоркшира. Старший суперинтендант, детектив Джефф Ходж сидит у себя в кабинете и сокрушается о том,… Арахисовое масло! «Оно слишком соленое, и в нем содержится пальмовое масло», – аргументировала жена.

Самообладание

Почти всю ночь Роуэн дописывал стихотворение о Еве, над которым бился уже несколько недель. «Ева. Ода чудесам жизни и красоте» превратилась чуть ли… При этом, несмотря на то что ночью он не сомкнул глаз, за завтраком Роуэн… Пока родители снова пререкаются в прихожей, он шепчет Кларе:

Три пробирки

Что Питеру нравилось, когда они жили в городе, так это почти полное отсутствие сплетен среди соседей. В Лондоне можно было спокойно спать весь день, а ночами пить свежий… Но в Бишопторпе дело всегда обстояло несколько иначе. Он быстро понял, что досужие языки здесь работают беспрестанно,…

Литературный кружок

В первый понедельник каждого месяца Хелен встречается со своими подругами-домохозяйками у кого-нибудь из них дома, где подаются легкие утренние… Хелен посещает эти собрания уже около года и за все это время пропустила… Так что Хелен все же собирается и идет к Николе Бакстер, которая живет на южной окраине деревни. Дом Бакстеров…

Полезных советов

1. Покиньте общество людей. Если вы находитесь рядом с некровососущими или вампирами, поскорее отойдите от них и уединитесь в спокойном месте. 2. Включите свет. Приступы ОЖК случаются, как правило, ночью или в темноте,… 3. Поменьше стимулируйте свое воображение. Зафиксированы случаи, когда музыка, картины и фильмы провоцировали приступы…

Для понедельника мысль необычная

Питер смотрит на старушку с больными ногами, медленно ковыляющую к выходу, но думает лишь о телефонном разговоре. То, что только что сообщила Хелен,… Но, признает он про себя, столько лет прошло. Может, он просто не помнит, как… – Что ж, до свидания, миссис Томас, – машинально прощается он с выходящей из кабинета старушкой.

Место преступления: Трансильвания

В полицейском управлении Йорка старший суперинтендант Джефф Ходж хохочет так, что ему приходится прилагать все усилия, чтобы уже наполовину… – Извините, дорогуша, повторите-ка еще разок. И она повторяет. Она – это заместитель комиссара полиции Большого Манчестера Элисон Гленни, женщина, которую Джефф…

День преображения Рэдли

Во время большой перемены ученики старших классов в Розвуде неосознанно разделяются по половому признаку. Мальчишки более активны, они играют в… Объединяет их в этот ясный день одно: все они, как девочки, так и мальчики,… Но сегодня все по-другому. Сегодня, несмотря на то что с ней Ева и Лорелея Эндрюс, девочка, которая никому не…

Стиль

 

– Вы беседовали с Кларой Рэдли?

С этим вопросом Элисон Гленни врывается в кабинет, в то время как Джефф курит послеобеденную сигарету, высовываясь из окна. Он выбрасывает окурок, и тот летит по большой дуге на дорогу. Джефф закрывает окно.

– К ней ездили два констебля.

– И?.. В свидетельских показаниях ничего нет. Пусто. Что произошло, когда они у нее были? Видите ли, Рэдли – это старая вампирская фамилия, один из самых отъявленных вампиров в Манчестере как раз Рэдли, так что я хочу понять, есть ли между ними какая-либо связь.

– Они навестили ее, поговорили, но не выяснили ничего интересного.

– Ничего?

– Да. – Джефф вздыхает. – То есть они задавали ей вопросы, и она сказала, что ничего не знает, вот и все.

Элисон на мгновение задумывается:

– Они ведь ничего не помнят из разговора, да?

– Что? Не знаю. Это только вчера было. Кажется…

Она качает головой:

– Суперинтендант, не надо защищать их. Я никого не критикую. Вполне вероятно, что им заговорили кровь.

– Что-что?

– У некоторых кровососущих есть особые таланты. Как правило, речь идет о самых разнузданных и опасных вампирах, которые пьют столько крови, что это расширяет их психические и физические возможности.

Джефф недоуменно смеется:

– Извините, милочка. У меня все это еще в голове не укладывается.

В ее взгляде мелькает нечто вроде теплоты.

– Я понимаю. Мир вовсе не таков, каким мы привыкли его считать.

– Да уж, черт его дери.

Элисон расхаживает туда-сюда по кабинету. Когда она поворачивается к Джеффу спиной, он оценивает ее фигуру. Худая, слишком худая на его вкус, но спину держит ровно, точно преподавательница балета. У нее есть стиль, это ключевая характеристика, которая первой приходит в голову. Когда они сталкиваются с подобными женщинами на свадьбах или в дорогих круизах, Дениз всегда меркнет и блекнет на их фоне.

– В любом случае, – продолжает она, – у меня есть идея. Вы не могли бы предоставить мне список всех жителей Бишопторпа?

– Да. Разумеется. Но зачем? Кого вы ищете?

– Человека по имени Коупленд. – В голосе Элисон внезапно сквозит какая-то застарелая печаль. – Джеред Коупленд.

 

«Плуг»

 

Уилл снова плывет на лодке по знакомому красному озеру. Но на этот раз с ним Хелен, она держит на руках темноволосого мальчика и поет ему колыбельную:

 

Тихо скользит твоя лодочка

Вниз по реке, по течению,

Радуйся, радуйся, радуйся,

Жизнь – это лишь сновидение.

 

Сейчас у Уилла есть весла, и он гребет к скалистому берегу, глядя на любимую женщину, которая продолжает нежно напевать. Она улыбается ему простой и полной любви улыбкой. Он не знает, что именно произойдет, когда они доберутся до берега, но знает, что они будут вместе и будут счастливы.

 

Тихо скользит твоя лодочка,

Вниз по реке держит путь,

Если увидишь чудовище,

Громче кричи, не забудь.

 

Хотя его гложет недоброе предчувствие. Все как-то слишком прекрасно. Он знает, что на скале кто-то есть и что этот кто-то наблюдает за ним. Кто-то помимо Элисон Гленни. Это мужчина, пытавшийся напасть на него вчера. Он держит что-то в вытянутой вверх руке, показывая Уиллу.

Это голова. Из разрубленной шеи в озеро стекает кровь.

Уилл перестает грести, но лодка продолжает плыть к берегу, пока не становится ясно, что голова его собственная.

Она свирепо таращится на него, словно маска из фильма ужасов. От страха у головы отвисла челюсть.

Б приступе паники Уилл ощупывает собственную шею и обнаруживает, что она невредима.

– Кто я такой? – спрашивает он, прерывая колыбельную Хелен.

Она изумленно смотрит на него, словно ей никогда не задавали вопроса глупее.

– Ты и сам знаешь, кто ты, – ласково говорит она. – Ты – очень хороший и добрый человек.

– Но кто именно?

– Ты тот, кем был всегда. Мужчина, за которого я вышла замуж. Питер.

Тут она замечает мужчину с отрубленной головой в руке и начинает кричать. Маленький Роуэн тоже заходится криком. Душераздирающий, безутешный младенческий вопль.

Уилл резко подскакивает и слышит какой-то странный негромкий свистяще-повизгивающий звук. Это его кассетник зажевал пленку, которую он поставил себе «на ночь». «Психокэнди» Иисуса и Марии Чейн. Менее крутой вампир увидел бы в этом дурное предзнаменование.

Уилл осторожно выглядывает на улицу – солнце палит вовсю. Прочь от фургона удаляется мужчина.

Это он.

– Идет палач, – бормочет Уилл и решает проследить за ним.

Он хватает темные очки, выходит на солнце и преследует мужчину до скромного на вид паба на главной улице. На вывеске под названием изображен пасторальный пейзаж Англии минувших дней. А называется заведение «Плуг».

Однажды Уилл написал глупый стишок, накропал его в одном из своих дневников вскоре после того, как перестал встречаться с Хелен. Он назывался «Красный луг», в честь его фамилии.

 

Вспаши красный луг,

Ничего не оставив.

Вонзи в землю плуг,

Осуши ее вены…

 

В обычных обстоятельствах Уиллу и в голову не пришло бы зайти в паб вроде «Плуга». Уютное, спокойное местечко для широкой публики, клиенты которого едва осознают, что живы.

К тому моменту, как Уилл входит в паб, мужчина уже заказал себе виски и засел в самый дальний угол. Уилл направляется к нему и садится напротив.

– Говорят, пабы вымирают как класс, – начинает он, на миг вообразив себя некровопьющим ныряльщиком, созерцающим бескрайнее море со скалы. – В двадцать первом веке им уже не место. Чувство общности у людей атрофировалось, живут себе в своих невидимых коконах. И это так печально… тем не менее еще бывают случаи, когда двум незнакомцам удается сесть друг напротив друга и побеседовать с глазу на глаз. – Уилл замолкает, рассматривая осунувшееся измученное лицо своего визави. – Мы-то, впрочем, уже знакомы.

– И кто я такой? – эхом повторяет мужчина слова из его сна.

Уилл косится на стакан с виски.

– Кто мы все такие? Люди, не умеющие забывать.

– Что?

Уилл вздыхает:

– Прошлое. Разговоры с глазу на глаз. Эдемский сад.

Мужчина молча смотрит на Уилла, и пространство между ними пропитывается его ненавистью. Напряжение не ослабевает, даже когда к столику подходит официантка.

– Принести вам меню? – спрашивает она.

Уилл восхищается про себя ее приятной пухлостью. Праздник, который всегда с тобой.

– Нет, – отвечает мужчина, не поворачивая головы.

Уилл встречается глазами с девушкой и удерживает ее взгляд.

– Я, понимаете ли, слежу за своим питанием.

И официантка оставляет их в натянутом безмолвии, которое тем не менее как-то их объединяет.

– Можно кое о чем спросить? – через какое-то время начинает Уилл.

Мужчина потягивает виски, не отвечая. Уилл все равно задает свой вопрос:

– Ты когда-нибудь был влюблен?

Мужчина ставит стакан на стол и сверлит Уилла стальным взглядом. Ожидаемая реакция.

– Однажды, – отвечает он. Слово хрипом вырывается из его горла.

Уилл кивает.

– Это всегда бывает только однажды, да? Остальное… лишь отголоски первого раза.

Мужчина качает головой.

– Отголоски, – повторяет он с тихой злобой в голосе.

– Знаешь, а я влюблен. Но она не может быть моей. Она играет роль добродетельной жены в Браке-с-Другим. Ни дать ни взять бесконечный сериал. – Уилл наклоняется к собеседнику, глаза его светятся нездоровым весельем. Продолжает он шепотом: – Она жена моего брата. Но в свое время мы с ней славно погуляли. – Он извиняющимся жестом поднимает руку. – Прошу прощения, наверное, не следовало на тебя это вываливать. Просто с тобой так легко говорить. Тебе бы в священники податься. Вернемся к твоей истории. Кого любил ты?

Мужчина подается вперед, его лицо чуть подергивается от сдерживаемого гнева. Раздается звон монет в игральном автомате.

– Мою жену, – отвечает он. – Мать моего ребенка. Ее звали Тесс. Тесс Коупленд.

Уилл внезапно оказывается выбит из колеи. На миг он возвращается обратно в лодку. Имя Тесс Коупленд звучит острым уколом из прошлого. Он помнит ту ночь, когда они пили в студенческом баре, шутливо обсуждая французского философа Мишеля Фуко, чьи теории о сексе и безумии странным образом проглядывали почти на каждой странице ее диссертации. (И в каком же смысле Вордсворт являлся, как вы там выразились, «обезличенным эмпирико-трансцендентальным педагогом неясного происхождения»?) Тесс хотелось вернуться домой к мужу, она и сама не понимала, почему засиделась допоздна со своим научным руководителем.

– А… Я… – Уилл и впрямь не находит слов.

Действие.

Последствие.

В итоге все уравновешивается.

– Для тебя это, наверное, не более чем очередной отголосок. А я, между прочим, видел, как ты это сделал. Видел, как ты улетел с ней.

Уилл вспоминает, что было дальше. Как он убил ее на кампусе. Он слышал, как кто-то подбежал довольно близко.

Крик.

Это был он.

Уилл старается взять себя в руки.

Я убил сотни людей. Это всего лишь песчинка в пустыне. Этот человек уделял жене мало внимания. Он не смог уберечь ее. Он ненавидит меня из-за собственного чувства вины.

Если бы не Уилл, он бы сейчас уже ненавидел жену. Получив ученую степень, она бы без умолку тарахтела о Фуко, о Леонарде Коэне, о стихах, которых он никогда не читал, и пилила бы его за то, что он смотрит футбол.

Таковы дурацкие отношения между некровососущими. Они основываются на том, что оба должны застыть во времени, оставаться такими же, какими были десять лет назад, когда только познакомились. А реальность, несомненно, заключается в том, что связи между людьми не постоянны, а случайны и преходящи, они больше похожи на солнечное затмение или встречу облаков в небесах. Люди существуют в непрерывно движущейся вселенной, полной непрерывно движущихся объектов. И вскоре бы этот мужик понял, что его жена думает то же, что и многие другие, кого кусал Уилл. А именно: «Я достойна большего».

Выглядит он просто ужасно – потасканный, измочаленный, опустившийся. Но по кисловатому запаху его крови Уилл определяет, что так было не всегда. Когда-то он был другим, но испортился, скис.

– Джеред, верно? Ты работал в полиции, – вспоминает Уилл.

– Да.

– Но до той ночи… ты не знал. О том, что существуют такие, как я.

– Да.

– Ты же понимаешь, что вчера я спокойно мог тебя прикончить?

Джеред пожимает плечами, словно говоря «невелика потеря», после чего Уилл толкает речь, которая слышна доброй половине сидящих в пабе.

– Топор? Чтобы меня обезглавить?! – вопрошает он, как раз когда мимо проходит официантка, несущая на террасу «обед пахаря». – Согласно традиции, лучше было бы попытаться как-то пронзить мне сердце. Колом или чем-то вроде того. Иные педанты настаивают, что это непременно должен быть боярышник, но на самом деле сойдет любая палка, лишь бы она была достаточно прочной и длинной. Конечно, придется ого-го как разбежаться. Только вот в чем штука: ни черта у тебя не выйдет. Вампиры убивают вампиров. А люди – нет. Так не бывает. – Лицо Уилла становится серьезным. – И если ты сейчас же не уберешься с глаз моих долой, я снизойду и напьюсь твоей горькой перебродившей кровушки.

У Джереда звонит телефон. Он не отвечает. Звонок вообще едва доходит до его сознания. Он думает о Еве. О том, что само его присутствие здесь и этот разговор, возможно, ставят ее жизнь под угрозу. Страх обрушивается на него ледяным водопадом, пока он поднимается со скамьи. Сердце больно, суматошно колотится в груди, точно так же, как в ту ночь два года назад. Неуклюжей походкой он направляется к выходу, на свежий воздух, поначалу даже не замечая, что мобильник снова надрывается.

Уилл позволяет ему уйти. Через некоторое время он встает и подходит к унылому коричневому музыкальному автомату, висящему на стене. Лучшее, что он может предложить, – «Роллинг Стоунс», песня «В моей власти». Уилл запускает ее, идет обратно за стол и растягивается на скамейке.

Люди оборачиваются на него, но никто не делает замечаний.

Музыка играет, а он лежит, думая, что теперь все встало на свои места.

«Лишь от меня зависит тон, каким она тебе ответит…»

В гробу он видал Манчестер.

Плевать ему на Изобель, на «Черный нарцисс», на Общество Шеридана и на все прочие тусовки кровопийц.

Он останется в Бишопторпе, с Хелен, и будет надеяться на второе солнечное затмение.

 

Тротуар

Джереда трясет при одной мысли о том, что, возможно, теперь из-за него все пойдет прахом. Номер скрыт. Он берет трубку.

О пиявках

Уилл вспоминает тот вечер, когда Питер впервые привел Хелен в их квартиру в Клэпхеме. До ее прихода он успел выслушать кучу инструкций. Вести себя… Не шутить на тему Дракулы, не пялиться похотливо на ее шею, не заикаться без… – Ты шутишь, – опешил Уилл.

Предложение

Почти два десятка лет спустя после того разговора с Уиллом Хелен проводит в свою гостиную женщину-полицейского. Голова и шея у нее гудят от нервного… – Элисон, хотите кофе? – предлагает она. – Вас Элисон зовут, верно? – Да. Но кофе мне не требуется.

Подавление своих желаний у нас в крови

Клара не знает, что и сказать, когда по пути домой в автобусе Ева признается, что согласилась на свидание с Роуэном. Ее необъяснимое молчание,… – Ну же, мисс Рэдли, мне казалось, ты хотела, чтобы я дала ему шанс, – говорит… Шанс.

Лукаво улыбается

Питер идет домой довольный и полный сил. Он так счастлив, что даже напевает себе под нос первую попавшуюся мелодию и… «Славные были времена, – невольно думает Питер. – Да, славные были времена».

Обувная коробка

Роуэн готов выходить. Он вымылся, переоделся, взял Евино стихотворение. Не хватает только бутылки… – Куда собрался? – спрашивает она у брата.

Консервированный чеснок

Ева собирается сообщить отцу, что пойдет сегодня гулять. Ну что он ей сделает? Затащит в комнату и забаррикадирует дверь? Нет, она собирается вести себя так, как будто у него никогда и не было этого срыва и как будто она взрослая…

Соус карри

Джефф поглощает картошку фри, обильно политую соусом карри, а сидящая рядом Элисон Гленни просто изнывает от этого запаха. – Отличная тут у них картошечка, – сообщает Джефф. И протягивает ей… – Спасибо, не надо. Я уже поела.

Имитируешь жизнь

Хелен энергично нарезает буханку цельнозернового хлеба, чтобы сделать бутерброды мужу на завтра на обед. Ей просто необходимо чем-то заняться. Чтобы… Сможет ли она? Сможет ли сделать то, о чем ее просили? – Хлеб наш цельнозерновой даждь нам днесь, – говорит он, когда Хелен кладет на горку еще один кусочек. – И остави нам…

Поцелуй

Кровь стекает с запястья Уилла по руке, капая на кремовые плитки пола. Хелен в жизни не видела ничего красивее. Она бы с радостью опустилась на… Она сосет лихорадочно, торопливо, так как знает, что рана, которую он нанес… Рука Уилла проникает ей под рубашку. Он прав. Она знает, что он прав.

Тёрск

 

Роуэн и Ева в кинотеатре в Тёрске, в десяти километрах от дома. У Роуэна в рюкзаке бутылка с кровью. Но он из нее еще не пил. Он хотел сделать это на остановке, после того как увидел еще одну надпись «РОУЭН РЭДЛИ – УПЫРЬ» (как и аналогичное высказывание на заколоченном почтовом отделении, она была сделана рукой Тоби, но на сей раз художник потрудился вывести трехмерные буквы). Но пришла Ева, а там и автобус подоспел. Теперь он вынужден сидеть неподвижно с мыслями о своем настоящем отце, о том, что мать и в этом лгала ему всю жизнь.

На фильме он сосредоточиться не может. Он не сводит глаз с Евы – на экране что-то взрывается, и ее лицо окрашивается в желтый, оранжевый и красный.

Любуясь ею, Роуэн потихоньку забывает о письме, раскрывшем ему мамину тайну, для него остается только Ева и ее запах. Он смотрит на темную тень, пролегающую вдоль сухожилия на ее шее, и представляет, какова на вкус ее кровь.

Роэун наклоняется все ближе и ближе к девушке. Его зубы видоизменяются, когда он закрывает глаза, готовый впиться в ее плоть. Ева видит его совсем рядом и улыбается. Протягивает ему ведерко с попкорном.

– Нет, спасибо, – говорит он, прикрывая рот.

Он встает и направляется к выходу.

– Роуэн?

– Мне надо в туалет, – бросает он через плечо, поспешно проходя мимо пустых кресел в их ряду.

Он только что был на грани и чуть не сорвался.

Я чудовище. Чудовище, сын чудовища.

Мучительная жажда требует своего.

Добравшись до мужского туалета, он вытаскивает бутылку из рюкзака и ловко откупоривает ее. Запах застарелой мочи тут же пропадает, и Роуэн растворяется в неописуемом блаженстве.

Аромат кажется чарующе экзотичным и в то же время почему-то удивительно близким. Зажмурившись, он жадно пьет, отдавая должное изысканности букета. Это вкус всех чудес света, но такой подозрительно знакомый – Роуэн словно возвращается в родной дом, о существовании которого давно позабыл.

Только оторвавшись от бутылки, чтобы вдохнуть и вытереть губы, Роуэн наконец обращает внимание на этикетку. Вместо имени Уилл написал: «ВЕЧНАЯ – 1992».

И его осеняет.

Вечная.

И год его рождения.

Он чувствует ее на языке и в горле.

Рука с бутылкой дрожит, это отголоски внутреннего землетрясения, вызванного ужасом и яростью.

Он швыряет бутылку об стену, кровь стекает по керамической плитке, и на полу образуется лужа. Красная лужа, которая подползает к нему, словно медленно высовывающийся язык.

Но Роуэн успевает обойти ее, раздавив кусок стекла. Он выходит в фойе – там никого нет, только кассир сидит на своем рабочем месте, жует жвачку и читает «Рейсинг пост».

Он бросает на Роуэна неодобрительный взгляд – должно быть, слышал, как разбилась бутылка, – но тут же возвращается к газете или просто делает вид. Уж больно жуткое выражение лица у мальчишки.

Остановившись на ступеньках кинотеатра, Роуэн дышит ровно и глубоко. На улице прохладно. Воздух какой-то сухой. Надо срочно нарушить эту абсолютную невыносимую тишину – и он что есть мочи кричит в ночное небо.

Луна на три четверти скрыта тонким облачком.

Звезды шлют сигналы из минувших тысячелетий.

Выдохшись, Роуэн умолкает, сбегает по ступенькам и несется по улице.

Он бежит все быстрее и быстрее, пока бег не переходит в нечто другое. Он больше не чувствует твердой земли под ногами – только пустоту.

 

Атом

 

«Перерождение III: Ледяные мутанты» – не лучший фильм, который видела Ева. По сюжету зародыши внеземной жизни, вмерзшие в полярный лед во времена последнего ледникового периода, из-за глобального потепления начинают оттаивать, вылупляются и превращаются в живущих под водой смертоносных пришельцев, уничтожающих подводные лодки, рыболовные траулеры, глубоководных дайверов и эко-воинов, но потом их разносит на куски американский флот.

Но примерно через двадцать минут сюжет перестал прослеживаться, фильм превратился в набор кадров: все более и более навороченные взрывы да идиотские осьминоги-пришельцы – чудеса компьютерной графики. Впрочем, это не имело особого значения, потому что рядом сидел Роуэн, и Ева потихоньку признавалась себе, что быть рядом с ним ей нравится чуть ли не больше всего на свете. Даже если ради этого приходится смотреть подобную чепуху. Хотя, в оправдание Роуэна, надо отметить, что других фильмов сегодня и не показывали. Все же кинотеатр в Тёрске, прямо скажем, не мультиплекс. Но Роуэн ушел, Ева сидит одна – она смотрит на циферблат часов, освещенный очередным взрывом целой лодки, полной пришельцев, – уже почти полчаса и начинает беспокоиться, куда же он запропастился.

Она ставит ведерко с попкорном на пол и отправляется искать его. Чувствуя себя неловко, она поспешно проходит мимо нескольких молодых пар и придурковатых любителей катастроф со взрывами и выходит в старенькое фойе.

Роуэна там нет, да и вообще никого нет, кроме кассира в маленькой будке, который, похоже, ничего, кроме своей газеты, не замечает. Она направляется к туалетам, расположенным в небольшом закутке поблизости.

Ева подходит к двери мужского туалета.

– Роуэн?

Молчание. Но она слышит, что там кто-то есть.

– Роуэн?

Ева вздыхает. Она думает, что, наверное, чем-то его оттолкнула. К ней возвращается привычная неуверенность. Может, она слишком много болтала об отце. Может быть, это из-за набранного килограмма, о котором ей сегодня утром сообщили весы. Может, у нее неприятно пахнет изо рта. (Ева лижет ладонь и принюхивается, но чувствует лишь едва различимый сладковатый запах слюны, как у младенца.)

Может, ему не понравилась ее майка с «Эйрборн Токсик Ивент». Мальчишки иногда ужасно придираются к таким вещам. Она вспоминает, как однажды в Сейле Тристан Вудс, правда уже изрядно набравшийся, заплакал – заплакал, – когда она призналась, что не разделяет его музыкальных пристрастий.

Может, она перестаралась с косметикой. Может быть, яблочно-зеленые тени чересчур броские для понедельника. А может, все дело в том, что она нищая дочь психованного параноика, который работает мусорщиком и не в состоянии даже заплатить за квартиру, – ну ни дать ни взять роман Диккенса. Или может быть, всего лишь может быть, Ева раскрылась перед ним настолько, что он почувствовал скорбь, засевшую в самой глубине ее души и тщательно упрятанную под маской бесшабашного сарказма.

А может быть, это из-за того, что она, кажется, стала отвечать ему взаимностью.

Третья попытка.

– Роуэн?

Ева опускает глаза на ковер, заканчивающийся у порога туалета.

Ужасный ковер, старый и истоптанный, а этот вычурный рисунок больше подходит для зала с игровыми автоматами – если смотреть на него слишком долго, начинает кружиться голова. Однако сейчас ее беспокоит не рисунок. А темное мокрое пятно, медленно выползающее из-под двери. Которое, соображает она, очень даже может быть кровью.

Ева осторожно открывает дверь, готовясь к самому худшему – увидеть Роуэна распростертым на полу в луже крови.

– Роуэн? Ты там?

Лужа крови бросается в глаза даже раньше, чем дверь открывается полностью, но все не так, как Ева себе представляла. На полу валяются осколки, как будто бы разбилась бутылка вина, но жидкость для вина слишком густая.

И такое ощущение, что тут кто-то есть.

Тень.

Движение. Кто-то, кто двигается слишком быстро, чтобы его заметить, и прежде чем Ева успевает понять, что к чему, чья-то нечеловечески сильная рука хватает ее и затаскивает в туалет.

Из-за резкого рывка в легких не остается воздуха, способность кричать возвращается к ней только через пару секунд. Она успевает увидеть мужское лицо, но внимание ее приковано к его зубам – то есть и не зубам вовсе, а…

За то мгновение, пока он тащит ее к себе, на фоне общей паники лишь одна ясная мысль вспыхивает в ее сознании. Папа был прав.

Крик наконец срывается с губ, но уже слишком поздно.

Он крепко обхватил ее рукой, и она чувствует, что эти неправдоподобные зубы уже совсем близко. Ева сопротивляется изо всех своих жалких сил, лупит его по голеням, пытается на ощупь вцепиться в лицо, извивается всем телом, как рыба на крючке.

– А ты дерзкая. – Он дышит ей в ухо. – Прямо как мамочка.

Ева снова кричит, в отчаянии глядя на открытые двери пустых кабинок. Он касается ее кожи, пронзает шею. Каждый атом ее существа неистово борется за жизнь, не желая разделить судьбу матери.

 

Жалость

На полет от Бишопторпа до Тёрска Уилл потратил меньше минуты, а уж найти кинотеатр в маленьком безжизненном городке тем более ничего не стоило. Он приземлился на крыльце и зашел внутрь, собираясь направиться прямо в зал,… А там он столкнулся наяву с самым страшным из своих кошмаров. Абсолютная и безупречная мечта той ночи в 1992-м, самое…

Записка

Джеред прятался в кустах на Орчард-лейн больше часа, ожидая увидеть какое-нибудь подтверждение тому, что Элисон Гленни сказала ему правду. То есть… Это был Уилл Рэдли. Живой. Сначала он скрылся в своем фургоне, потом и вовсе улетел. Наблюдая за ним, Джеред ощутил болезненный спазм в желудке.…

Потерянный мир

Она чувствует не столько боль, сколько какое-то растворение. Как будто она постепенно из твердой формы переходит в жидкую. Ева оглядывается, смотрит… Ее мучитель уже исчез, и Ева понимает, что надо выбираться и звать на… Она заставляет себя подняться, но это невероятно трудно – сила притяжения никогда еще так на нее не давила.

Малышка

Джеред Коупленд несся на машине в кинотеатр. Через разбитое окно в салон захлестывали дождь и ветер, на пассажирском сиденье ездила туда-сюда кучка… Предположив, что он, наверное, подвозил сына, Джеред еще сильнее нажал педаль… И вот он в фойе. Человек в белой рубашке, видимо, сотрудник кинотеатра, сбивчиво тараторит в телефонную трубку:

Вверх, вверх, вверх

Тоби выходит из закусочной Миллера с порцией картошки фри с рыбой, упакованной в белую бумагу, садится на велосипед и едет домой. Он улыбается,… Тоби поворачивает налево, на тропинку через поле, где пасутся лошади, чтобы… Перепуганные лошади бросаются врассыпную, но не от мальчика на велосипеде, а от того, кто летит над ним, опускаясь все…

Из дождливой темноты

Клара уже несколько часов сидит в интернете. Сначала она пыталась выудить из Википедии какие-нибудь факты о культуре вампиров, но почти ничего не… Зато где-то на задворках Гугла обнаружился любопытный клон Фейсбука под… Особенно ей понравился один красавчик с озорной улыбкой, как у эльфа, и настолько темными волосами, что они почти…

Лицо его отца

Роуэн услышал мамин крик. Этот звук пробудил его от отчаяния, он рассмотрел в небе смутный силуэт и… – Зачем тебе понадобилась Ева? – кричит он, и толкать становится все легче. – Зачем?

Все изменится

По пути в Бишопторп Джеред постоянно разговаривает с дочерью, глядя на нее в зеркало заднего вида. Она лежит на заднем сиденье, плотно закутанная в… – Ева, – почти кричит он, чтобы его голос мог пробиться сквозь дождь и ветер.… Ева так и не открывает глаза, и Джеред боится, что уже слишком поздно. Мимо окна пролетают деревья и дорожные знаки,…

Во тьму

Все собрались вокруг, словно пастухи в жуткой рождественской драме. Роуэн еще не успел снять мокрую одежду, но дрожит он не от холода, а от того,… – Все нормально, – успокаивает брата Клара, сжимая его руку. – Папа знает, что… Джеред стоит на коленях перед диваном, гладя дочь по голове, а она то приходит в себя, то снова теряет сознание. В…

Утроба

 

Она ощущает вкус.

Вкус настолько совершенный, что распространяется на все чувства: об него можно греться, его можно увидеть – как будто черный океан, на дне которого она лежит, окрашивается великолепным сияющим багрянцем.

И она плывет вверх, возвращаясь к жизни.

Открывает глаза и видит Роуэна. У него течет кровь. Его ладонь порезана под большим пальцем, кровь льется прямо ей в горло. Вид у Роуэна озабоченный, но постепенно тревога сменяется облегчением. В глазах у него стоят слезы, и Ева понимает, что он ее спасает, вот прямо сейчас.

Кровь все течет и течет, и Ева вдруг обнаруживает, что знает о нем абсолютно все. Не обыденные подробности его жизни, не бессмысленные факты, которые известны другим людям, а нечто более глубинное. Так знает свою мать младенец, лежащий в теплой красной утробе.

Всеобъемлющее, пульсирующее, жизнетворное знание.

А зная его так хорошо, она не может его не любить и понимает, что и он любит ее точно так же: любовь, текущая у него в крови и впитанная ею, отражается на него через нее, словно они – два зеркала, поставленные друг напротив друга.

Я тебя люблю.

Ты – это я, а я – это ты.

Я буду защищать тебя, как и ты будешь защищать меня.

Всегда.

Вечно.

Ева улыбается, и Роуэн улыбается в ответ.

Она переродилась.

Она влюблена.

И, прожив два года во тьме, она готова принять истинное великолепие жизни.

– Все хорошо, – говорит ей Роуэн. – Ты здесь. Все кончено. Его больше нет.

– Да.

– Спасибо тебе.

– За что?

– За то, что выжила.

Ева наконец замечает, что в комнате есть и другие люди. Клара. Папа и мама Роуэна. Ее папа.

На лице его написана борьба противоречивых чувств – облегчения и страха.

– Прости, – шепчет она.

Он качает головой, улыбается, но от волнения не может вымолвить ни слова.

 

 

НЕСКОЛЬКО НОЧЕЙ СПУСТЯ

 

Вопрос для испытывающего искушение

В моменты искушения вы можете решить, что достаточно воздерживаться от убийств, а в потреблении вампирской крови нет ничего дурного.

Но если вы будете пить ВК, совершенно невозможно предсказать, как она подействует на ваш характер и что случится с вами в дальнейшем. А воздерживающемуся вампиру хочется определенности. Ему необходимо точно знать, что каждый следующий день будет столь же предсказуемым и однообразным, как предыдущий, потому что только так он может жить, контролируя свои инстинкты и не испытывая эгоистических желаний.

Если вы дадите слабину и променяете принципы на удовольствие, вы откроете себя тысячам возможных опасностей и лишитесь уверенности в завтрашнем дне.

В любой момент вам грозит приступ внезапной и неконтролируемой жажды, который повлечет за собой катастрофические последствия. Да, этого может и не произойти. Возможно, у вас получится, регулярно употребляя ВК, вести полноценную жизнь, прекрасно себя чувствовать, развлекаться от души и при этом не причинять вреда ни себе, ни окружающим. Но спросите себя: стоит ли так рисковать? Ну так что? Стоит?

Только вы можете ответить на этот вопрос.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 207-208

 

Рафаэль

Все-таки влюбленные – тошнотворное зрелище, вынуждена признать Клара, особенно когда они сидят рядом с тобой на заднем сиденье, держатся за руки и… – Кто бы мог подумать, что вампиры такие слюнявые, – бурчит она, уставившись в… – И это говорит девчонка, плакавшая из-за полярных медведей, – не остается в долгу Роуэн.

Знакомая песня

Музыка играет так громко, что, пробираясь через толпу танцующих потных тел, Хелен и Питер не слышат друг друга. Они понимают, что на них, пару… Впрочем, это не имеет значения. В каком-то смысле даже забавно. Питер… Они теряют друг друга в толпе, но Хелен этого не замечает и продолжает идти по указателям к гардеробу.

Руководство

 

На полпути домой Роуэн замечает какой-то предмет под маминым сиденьем. Книжку в унылой мягкой обложке, в которой он тотчас узнает «Руководство воздерживающегося».

– Роуэн, ты чего? – любопытствует сестра.

Ева разглядывает книгу в руках любимого:

– А что это такое?

– Открой-ка окошко.

– Роуэн, чем ты там занят? – подает голос Хелен с пассажирского места.

Ева послушно опускает стекло, и Роуэн, размахнувшись, выкидывает «Руководство» на обочину шоссе.

– Руковожу, – смеется он и подносит к губам бутылку, сулящую неземное блаженство.

 

Крошечная капелька

Не так-то просто привыкнуть к мысли, что твоя дочь, о которой ты заботился и беспокоился семнадцать лет, превратилась в кровожадное ночное существо.… Хуже того, ее обратил член семьи Рэдли, кровный родственник человека – если… Ему больно видеть, как изменилась Ева. У нее внезапно побледнела кожа, радикально изменился режим дня, из рациона…

Миф

 

Вернувшись домой, Питер с Хелен пьют кровь, лежа в постели. Они решили вести себя как культурные люди, поэтому пьют из винных бокалов, купленных в прошлом году перед Рождеством.

Нерешительно сделав несколько глотков, Хелен чувствует себя более бодрой и полной сил, чем когда-либо за последние годы. Она замечает, с каким вожделением Питер смотрит на ее шею, и прекрасно слышит его невысказанный вопрос. Не приятнее ли было бы выпить крови друг друга?

Он ставит бокал на тумбочку, наклоняется к жене и нежно целует ее в плечо. Хелен ловит себя на страстном желании выпустить клыки и забыться в экстазе взаимного кровопития. Но ей кажется, что это неправильно, что это заведомо ложный путь.

– Слушай, – тихо говорит Питер, – прости меня за то, что я тогда сказал.

Хелен не отвечает, она даже не сразу догадывается, за что он просит прощения.

Он поднимает голову от ее плеча и снова откидывается на подушку.

– Ну, за то, что орал на тебя, – поясняет он, словно читая ее мысли, – по поводу крови и остального. И я очень жалею о том, что ляпнул такое о нашем браке. Безответственная чушь, на самом деле я так не считаю.

У Хелен странное ощущение, будто она видит и слышит его впервые. А ведь он все еще хорош собой, отмечает она. Не роковой красавец, каким был его брат, но он милый, и на него приятно смотреть.

Правда, ей от этого грустно. До боли жаль впустую потраченных дней, недель, лет, что она прожила с ним и в то же время без него. И еще: если она надеется действительно начать с ним все сначала, без вранья и каких-либо недомолвок, самое трудное у нее еще впереди.

– Да нет, – отвечает она, – на самом деле ты во многом был прав. То, как я себя… ну, ты понимаешь… Иногда я и впрямь как будто играла чужую роль.

Хелен смотрит на лежащую рядом с кроватью книгу. Ту, которую читала к собранию литературного кружка. Она так ее и не дочитала, но планирует, хотя бы для того, чтобы узнать, чем все кончилось между героем и героиней. Скажет ли он ей, что это он убил всех живших на ферме воробьев, которых она так любила и чья гибель привела к ее срыву? А если он признается, простит ли она его за то, что он лишил ее пения птиц?

Хелен гадает, сумеет ли Питер простить. Есть ли шанс, что рано или поздно он смирится с правдой? Все-таки он, как никто другой, знал о незаурядных талантах Уилла и о методах, какими тот всегда добивался желаемого. Или лжи за все эти годы накопилось слишком много? Вынесет ли он известие насчет Роуэна?

– Что ж, – говорит Питер, – полагаю, все мы до какой-то степени играем роли, не так ли?

Он улыбается, и ее убивает необходимость стереть эту улыбку с его лица. Прямо сейчас.

– Питер, я должна тебе кое-что сказать, – начинает Хелен, всем телом дрожа от напряжения. – Насчет прошлого, которое до сих пор на нас влияет. Насчет Уилла, меня и насчет нас. Всех нас.

Его глаза слегка вспыхивают, словно он что-то вспоминает или как будто у него подтвердилось некое сомнение. Он смотрит на Хелен таким проникновенным взглядом, что на ум ей приходят слова Уилла, брошенные в субботу. Наш Питер всегда был снобом по части крови. Неужели он что-то заподозрил еще в брачную ночь?

Хелен гадает, замирая от страха: делает ли он сейчас какие-то выводы или уже давно сделал?

– Хелен, для меня важно лишь одно. Только это я всегда хотел знать, и ничего больше.

– Что именно?

– Понимаю, звучит по-детски, но я хочу знать, любишь ли ты меня. Мне просто необходимо это знать.

– Да. Я тебя люблю.

Как просто оказалось произнести вслух то, чего она ни разу не могла выговорить нормально, хоть сколько-нибудь убедительно, с момента своего обращения. Но теперь признание соскальзывает с губ совершенно естественно.

– Я тебя люблю. Я хочу с тобой состариться. Это мое самое большое желание. Но, Питер, я действительно считаю, что должна тебе все рассказать.

Муж смотрит на нее с ласковым упреком, словно это она чего-то не понимает.

– Послушай, Хелен, – отвечает он. – Многие люди даже не верят в наше существование. Мы для них – миф. Правда – это то, во что человек хочет верить. Мне ли не знать, я с этим каждый день на работе сталкиваюсь. Люди выбирают одни факты и игнорируют другие. Я понимаю, что во мне сейчас, наверное, говорит выпитая кровь, но я хочу верить в нас. В тебя и меня, понимаешь? В то, что мы с тобой – два человека, которые любят и в глубине души всегда любили друг друга, и ничто никогда не мешало и не могло этому помешать. Сейчас, возможно, это и миф, но, по-моему, если в миф очень твердо, всей душой верить, он станет реальностью. А я в нас верю, Хелен. Правда. – Питер заканчивает свою серьезную речь и улыбается жене давно знакомой улыбкой. Той самой бесшабашной улыбкой Рэдли, в которую она когда-то влюбилась. – И кстати, ты чертовски сексуальна.

Возможно, сейчас в нем действительно говорит кровь, думает Хелен, но ей очень хочется верить, что все у них может стать как раньше. Только, будем надеяться, без убийств. А спустя несколько часов, в течение которых они лежали, счастливые, без сна в темноте и каждый думал, что другой уже спит, Питер и Хелен одновременно тянутся друг к другу. В пылу объятий и поцелуев их зубы преображаются естественно и без сознательных усилий, как во сне. Это происходит как бы само собой – и вот они уже вкушают друг друга.

У обоих такое чувство, будто они никогда не делали этого раньше. По крайней мере так – без страхов и сомнений. И от этого у них рождается прекрасное ощущение тепла, словно они вернулись в дом, о котором всегда знали, но никогда по-настоящему не ощущали своего в нем присутствия. Когда сквозь шторы пробиваются первые мягкие лучи света, они прячутся поглубже в уютную тьму под одеялом, и Хелен ни на миг не задумывается о заляпанном кровью постельном белье.

 

 

СЛОВАРЬ ВОЗДЕРЖИВАЮЩЕГОСЯ ВАМПИРА

 

 

АБС – Агентство для вампиров-сирот.

БЕЗЗУБАЯ похоть – физическое влечение без желания выпить крови.

БИВНИ – шуточное название клыков, предпочитаемое практикантами.

БРЭМ – жаргонное словечко, обозначающее пищу воздерживающихся вампиров, очевидно, в честь автора «Дракулы», который в период воздержания сидел на строгой диете (конина и свиная кровь).

БХ – безымянный хищник, вампир на полицейском жаргоне.

ВАМПИР – стандартное романтическое название кровососущих, как практикующих, так и нет.

ВОЗДЕРЖИВАЮЩИЙСЯ ВАМПИР – вампир от рождения или обращенный вампир, способный преодолевать свою зависимость от крови.

ВК – вампирская кровь. Так же популярна среди вампиров, как и человеческая, хотя хранится лучше. Поэтому бутилируют и хранят только кровь вампиров, но не человеческую. ВК – это постоянное искушение воздерживающихся вампиров, которому нельзя поддаваться, если они хотят вести безопасный, высоконравственный и честный образ жизни.

ДЖОРДЖИРОВАНИЕ – инсценирование собственной смерти с целью начать новую жизнь. Возможно, слово происходит от имени вампира-поэта лорда Джорджа Гордона Байрона, который инсценировал собственную смерть в Греции, и делал это еще много раз, чтобы иметь возможность постоянно удовлетворять свою жажду крови.

ЗАГОВАРИВАНИЕ КРОВИ – способность обретать временный контроль над мыслями некровососущих, которая достигается за счет частого употребления крови. Эту аморальную способность имеют только практикующие вампиры, а в сообществе воздерживающихся ее крайне не одобряют. Заговаривание крови не действует на практикующих или воздерживающихся вампиров.

ИНСТИНКТ – дурной и опасный импульс, весьма часто и бестолково обсуждаемый некровопьющими, которые ошибочно полагают, будто умеют справляться с собственными инстинктами.

КРОВОСОС – один из вариантов названия вампира, как правило, его предпочитают воздерживающиеся вампиры. Иногда сокращается до «сос».

КРАСНЫЙ ЧАС – этот термин используется как воздерживающимися, так и практикующими вампирами, обозначает он время суток, а именно одиннадцать вечера, когда жажда наиболее сильна. Как правило, он заканчивается вскоре после полуночи.

НЕКРОВОПЬЮЩИЙ – обычный необращенный человек, считающий существование вампиров вымыслом.

ОББХ – Отдел по борьбе с безымянным хищником; штаб-квартира этого подразделения находится в Манчестере, но работает оно по всему Соединенному Королевству. Держится в тайне от широких кругов некровопьющего населения. Преследует благородную цель – ограничить разрушительное воздействие вампиров на структуру и моральный дух общества.

ОБРАЩАЮЩИЙ – наследственный вампир, который обращает в вампира человека, давая ему собственную кровь взамен выпитой. Успешное обращение возможно, если разница в возрасте между обращающим и обращенным составляет менее десяти лет.

ОБРАЩЕННЫЙ – человек, рожденный некровососущим, который был укушен вампиром и напоен его кровью по собственному желанию или против такового. Как следствие, укус вампира не убивает его, однако он сам становится кровопийцей.

ОЖК – острая жажда крови. Внезапное и сильное желание, которое зачастую связано с тем, что организм не получает достаточного количества заменителей человеческой крови. Особо ей подвержены воздерживающиеся вегетарианцы и веганы. ОЖК может наступить внезапно, и тогда воздерживающийся вампир не в состоянии ее подавить.

ПРАКТИКАНТ – практикующий вампир. Кровопийца, неспособный и/или не желающий отказаться от своей пагубной привычки.

ПРЕОБРАЖЕНИЕ – телесные трансформации, необходимые для осуществления акта вампиризма. Практикующий вампир может преобразиться в любой момент, но воздерживающемуся очень трудно вызвать их по собственному желанию.

СЁРКЕР – воздерживающийся вампир, который мечтает отказаться от своих моральных принципов, но никогда не делает этого. Считается, что этот термин происходит от имени знаменитого режиссера мелодрам и воздерживающегося вампира Дугласа Сёрка.

СНМ – синдром непрекращающейся мигрени.

«Руководство воздерживающегося» (издание второе), стр. 230–233

 

 

^[1] Перевод Г. Шенгели.

 

^[2] Перевод А. Радловой.

 

^[3] Перевод Б. Пастернака.

 

^[4] Со смаком! (нем.)

 

^[5] Дж. Г. Байрон, «Паломничество Чайльд-Гарольда»; перевод В. Левина.

 

^[6] Данте, «Божественная комедия»; перевод М. Лозинского.

 

^[7] У. Шекспир, «Юлий Цезарь»; перевод И. Мандельштама.

 

^[8] Речь о песне Хендрикса Purple haze («Багровый туман»).

 

^[9] Красотка (исп.).

 

^[10] Пока, дружище! До скорого! (исп.)

 

^[11] С.Т. Кольридж, «Кристабель»; перевод Г. Иванова.

 

^[12] Дж. Г. Байрон, «Дон Жуан»; перевод Т. Гнедич.

 

^[13] Дж. Г. Байрон, «Она идет во всей красе…»; перевод С. Маршака.

 

^[14] Ох ты черт (фр.).