Когда приходит Ева, Клара сидит у себя в комнате и ест купленную для брата ветчину. Она объясняет свое вчерашнее поведение в магазине. Рассказывает, что у нее случился приступ паники и ей пришлось убежать подальше от людей. Полуправда. Или даже четверть правды. Но хоть не откровенная ложь. Впрочем, Ева все равно почти не слушает.
– К тебе приходили полицейские? – интересуется она. – Из-за Харпера?
– Ага.
– Что спрашивали?
– Да так, всякое. Были ли у Харпера суицидальные наклонности, в таком роде.
– Клара, а что в пятницу на самом деле произошло?
Девочка смотрит подруге в глаза и старается произнести как можно убедительнее:
– Не знаю. Я проблевалась ему на кроссовки, а потом он ушел.
Ева кивает. У нее нет оснований подозревать подругу во лжи. Она оглядывается и замечает, что со стен исчезли постеры.
– А куда делись обезьянки в клетках? – спрашивает она.
Клара пожимает плечами:
– Я поняла, что животные все равно будут гибнуть, что бы я на стену ни вешала.
– Точно. А чей это фургон на улице?
– Дядин. Моего дяди Уилла. Он прикольный.
– А где он сейчас?
Клару все эти расспросы угнетают.
– Да спит, наверное. Он вечно днем дрыхнет.
Ева на мгновение задумывается:
– Это же…
Но тут их что-то отвлекает.
Внизу раздается крик:
– Ева!
Клара видит, что лицо подруги перекосилось от ужаса.
– Только не здесь, – шепчет она сама себе. Потом обращается к Кларе: – Скажи мне, что ты этого не слышала. Скажи, что мне начали мерещиться голоса и нужна помощь психиатра.
– Что такое? Это твой?..
Они слышат тяжелые шаги на лестнице. А затем в комнату влетает высокий худой мужчина в футболке «Манчестер Юнайтед».
– Ева, домой. Немедленно.
– Пап? Не могу поверить. Зачем ты так перед моей подругой? – говорит Ева.
– Она тебе не подруга. Ты идешь со мной.
Он хватает ее за руку. Клара наблюдает за этой сценой.
– Эй, оставьте ее в покое! Вы…
Она осекается. Его непримиримый взгляд заставляет ее умолкнуть.
Ему что-то известно. Ему определенно что-то известно.
– Пусти. О господи, – возмущается Ева. Она вырывается, ей явно неловко. Отец буквально выволакивает ее из комнаты, на ходу опрокидывая мусорную корзину со смятыми постерами.
Роуэн слышит шум в коридоре. Он откладывает ручку и стихотворение, которое пытался дописать («Жизнь и другие Вечные муки»). Выглянув из комнаты, он видит сопротивляющуюся отцу Еву.
– Ай, пап, ну перестань.
Они направляются к лестнице, не замечая стоящего позади Роуэна. Он пытается набраться смелости, чтобы заговорить. И в самый последний момент ему это удается.
– Отпустите ее, – тихо просит он.
Джеред останавливается и оборачивается. Он все еще держит Еву за руку и в дикой ярости смотрит на Роуэна.
– Что-что?
Роуэн поверить не может, что это и есть отец Евы. Разве что невыразительно-светлые волосы намекают хоть на какое-то сходство с дочерью. Ненависти в его выпученных глазах хватило бы на целую армию.
– Ей же больно. Отпустите, пожалуйста.
Ева качает головой, глядя на Роуэна, как бы говоря: не вмешивайся, а то и тебе достанется. И вдруг понимает, что, как ни смешно, Роуэн к ней действительно неравнодушен. У нее много поклонников, она привыкла к этому. Но ни у одного из них она не видела в глазах того, что видит сейчас у Роуэна. Это искреннее беспокойство за нее, словно она каким-то образом является частью его самого. Девушка так ошеломлена, что даже не замечает, как отец выпустил ее руку.
Джеред надвигается на Роуэна.
– Я делаю ей больно? – рычит он. – Я делаю ей больно? Отлично. Ага. Просто отлично. А ты, значит, добрый мальчик? Совершаешь хороший поступок? Если я кого-то еще из вашей семейки увижу рядом с ней, приду с топором, учти. Потому что я знаю, что вы за твари. Я знаю.
Он вытаскивает из-под футболки цепочку и тычет Роуэну в лицо крестик. Клара стоит в дверях своей комнаты и в недоумении наблюдает за происходящим. Джеред обращается к брату и сестре одновременно:
– Скоро я расскажу ей, кто вы такие. Поведаю ей маленький секрет семейки Рэдли. Вот тогда она будет вас бояться. Будет с криком убегать прочь, едва завидев кого-нибудь из вас.
Крестик никакого эффекта не производит, но слова глубоко ранят Роуэна, хотя он и видит, что Ева сгорает от стыда за отца, – она-то думает, что он просто ненормальный. Девушка бросается вниз, чуть не сбив кого-то на лестнице.
– Ева! – орет Джеред. – Вернись! Ева!
– Что происходит? – спрашивает Питер, поднявшись.
Джеред пытается обойти его, явно опасаясь даже случайного прикосновения.
– С дороги!
Питер прижимается к стене, пропуская Джереда. Тот с отчаянной целеустремленностью топает вниз по лестнице, но Ева уже выбежала из дома.
Питер смотрит на Клару:
– Что, черт побери, происходит? Что на него нашло?
Клара молчит.
– Не хочет, чтобы его дочка тусовалась с убийцами, – объясняет Роуэн. – Такой вот старомодный дядечка.
Питера осеняет жуткая догадка.
– Он знает о нас?
– Вот именно, – отвечает Роуэн. – Он знает о нас.