Шестьдесят единиц

 

Выйдя с Кларой на солнечный свет, Роуэн поражается ее бледности.

– Как ты думаешь, от чего это? – спрашивает он, стараясь не смотреть на облепленные мухами коробки со стеклянной тарой. – В смысле, твоя болезнь?

– Не знаю…

Голос сестры слабеет и умолкает. И точно так же умолкают на деревьях птицы, напуганные их появлением.

– Может, мама все-таки права?

Кларе требуется несколько секунд, чтобы найти в себе силы для ответа.

– И это говорит мне человек, который ест красное мясо с утра до вечера.

– Вот только не надо толкать мне проповедь а-ля Ганди. Должен тебе напомнить, что стопроцентного вегетарианства вообще не бывает. К примеру, знаешь, сколько живых организмов тусуется на одной морковке? Миллионы! Овощ – он вроде метрополии микробов, то есть, когда ты варишь морковку, целый город погибает. Об этом ты не думала? Каждая тарелка супа – апокалипсис в миниатюре.

– Все это… – Клара снова вынуждена прерваться.

Роуэну становится стыдно за свои подначки. Сестра – его единственный друг. И уж точно единственный человек, с которым он может быть самим собой.

– Клара, ты такая бледная, просто ужас, – ласково говорит он. – Даже по меркам нашей семейки.

– Мне просто до смерти надоели поучения на эту тему.

В голове у нее выстраивается цепочка доводов, почерпнутых на вегетарианских форумах в интернете. Она хочет возразить, что вегетарианцы доживают до восьмидесяти девяти лет и реже подвергаются раковым заболеваниям, что голливудские звезды с отменным здоровьем, такие как Алисия Сильверстоун, Лив Тайлер и Зоуи Дешанель (ну да, немного сонная на вид, но все равно цветущая), даже не прикасаются к животной пище. Но на пространную речь нет сил, поэтому Клара ее не озвучивает, а просто добавляет, переждав очередной приступ тошноты:

– Это погода на меня так действует.

На дворе май, и лето в этом году начинается рано. Так что, возможно, в ее словах есть доля истины. Роуэн и сам мучается. Солнечные лучи заставляют его чувствовать себя уязвимым, кожа будто бы превращается в тончайшую марлю, даже под одеждой и несмотря на крем от солнца с фактором защиты в шестьдесят единиц.

Он замечает слезы в глазах сестренки – может, от дневного света, а может, и от обиды – и решает, что на сегодня с нее хватит антивегетарианских нотаций.

– Наверное, погода, – соглашается он. – Но все пройдет. Честное слово. А экологичные хипповые шмотки будут тебе к лицу, уверен.

– Оч-смешно, – с трудом выдавливает из себя Клара.

Они проходят мимо закрытой почтовой конторы, и Роуэн с сожалением отмечает, что надпись «РОУЭН РЭДЛИ – УПЫРЬ» никуда не делась. В витрине «Мира фантазий» пиратские костюмы на манекенах сменились вызывающими блестящими одежками в стиле диско под плакатом, гласящим: «И ВОСХОДИТ СОЛНЦЕ».

Мимо «Обжоры» проходить приятнее – Роуэн бросает взгляд на радующие глаз прилавки-холодильники, светящиеся в еще темном зале. Он знает, что там лежат ветчины из Серрано и Пармы, которые только и ждут, когда их съедят. Но слабый запах чеснока вынуждает его отвернуться.

– Ты все же собираешься сегодня на вечеринку? – спрашивает Роуэн сестру и трет рукой усталые глаза.

Клара пожимает плечами:

– Не знаю. Ева, кажется, хочет, чтобы я пошла. Посмотрю, как буду себя чувствовать.

– Да, иди, только если ты…

Роуэн видит мальчишку, идущего впереди. Это их сосед, Тоби Фелт, – тоже направляется к автобусной остановке. Из его рюкзака гордо, точно стрелка на знаке Марса, торчит теннисная ракетка.

Этот худой, гибкий как куница парень однажды, чуть больше года назад, помочился Роуэну на ногу, когда тот слишком долго стоял у соседнего писсуара, безуспешно пытаясь хоть что-то из себя выдавить.

«Я собака, – сказал Тоби, глядя на Роуэна с холодной насмешкой, и обдал его золотистой струйкой. – А ты – фонарный столб».

– Ты-то в порядке? – спрашивает Клара.

– Да. Все нормально.

Но забегаловка Миллера, где продают рыбу с картошкой, уже видна (на ее дурацкой вывеске рыба с довольным видом пожирает картошку фри). Автобусная остановка как раз напротив. Тоби уже стоит там и разговаривает с Евой. А Ева улыбается, слушая его, и Роуэн машинально начинает чесать руку, десятикратно усиливая зуд. Ева смеется. Солнце показывается из-за крыш. И Роуэн сам не знает, от чего ему больнее.