(Из воспоминаний Е.И. Чертковой)
Под впечатлением бесплодности всех моих стараний и трудов последних лет, я чувствовала себя обескураженной и разбитой. Однажды я поделилась своими переживаниями с близкой мне верующей и прибавила, что я охотно бросила бы свою работу. На это она мне ответила стихом из Слова Божия: "... увидишь больше сего" (Иоан. 14:12), после чего я снова взялась за труд.
Состоя членом Дамского Комитета Посетительниц Тюрем, я имела право входить во все тюрьмы С. Петербурга и посещала женскую тюрьму. Раза три или четыре я побывала в одной из больничных палат этой тюрьмы, где моё внимание особенно остановилось на группе молодых женщин. В своём неразумии я воображала, что они более других способны принять благую весть Евангелия.
Однажды утром, когда я вошла в палату, меня позвали в другое помещение, где находилась женщина в бессознательном состоянии и по виду умирающая. Я подошла и узнала в несчастной тёмную, непривлекательную женщину, которую мысленно раньше прозвала цыганкой. Мне казалось, что она никогда не обращала внимания на то, что я читала. Но в миг, когда её потухающий взор встретился с моим, она протянула ко мне свои худые руки, и что же мне оставалось сделать, как не наклониться к ней и дать ей обнять меня. Она с удивительной силой притянула меня близко к себе на тюремную койку и начала говорить всё громче и громче. "Барыня, знаете куда я иду? Я иду к Иисусу! Вашему Иисусу! Моему Иисусу! Откуда я пришла. Вы не знаете и не можете знать, и даже если бы знали, не могли бы понять, из какой глубины страданья и греха я пришла. Но куда я теперь иду, о! это Вы знаете. Я иду к моему Иисусу, Который меня омыл Своею кровью, Который мне открыл Своё Царство. Я иду к Тому, Который разбойнику на кресте дарил рай, к Тому, Который простил грешнице у ног Его, Который мой Спаситель и сказал, что ангелы на небесах радуются, когда грешник, как я, приходит к Иисусу. О, как я люблю Его! Как я люблю весь мир, за который Он умер!"
Тут она остановилась и, взглянув на меня с некоторым ужасом, сказала: "А всё же, барыня, ведь наступит же ещё мгновение полного мрака?" - "Нет, дорогая, - ответила я, - ведь Спаситель будет и там". - "Ах, да, - продолжала она, и лицо её просветлело, - если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мною, Твой жезл и посох, они успокаивают меня"... К моему великому удивлению она прочла наизусть весь этот чудный псалом, который слыхала всего один или два раза, а потом повторила все те места из Священного Писания, которые слышала в палате в мои утренние посещения. Все женщины в палате громко рыдали, и я сама, едва сдерживая слёзы, благодарила Господа за Его любовь к душе этой бедной женщины, - теперь уже не бедной! - и за дивное Его милосердие ко всем нам. Умирающая, повторив за мной все слова моей молитвы, закрыла глаза и, истомлённая, откинула голову на подушку. Вошедший в эту минуту врач взглянул с удивлением на наши лица и спросил, что бы это всё значило. Сестра указала на умирающую женщину. "Она без сознания, если уже не мёртвая", объявил он. "Нет, доктор, - сказала я, - подойдите ближе и посмотрите на неё", - и я подвела его к койке. Она снова открыла свои чёрные глаза, и с улыбкой сказала: "Это Вы, г-н доктор? Благодарю, благодарю Вас за всё! Господин доктор, я Вас люблю, потому что Иисус Вас любит. Он за Вас умер и за меня, и я иду к Нему, где всё будет светло и прекрасно, и где не будет уже ни страданий, ни слёз!".
Врач удивлённо взглянул на меня и, покраснев, поторопился покинуть палату. Я последовала за ним. "Чего вы хотите от меня, сударыня? - спросил он раздражённо. - Я очень устал, я провёл ночь у постелей тридцати умирающих!" Он, казалось, от волнения уже не знал, что говорить. "Тридцать умирающих в одну ночь, господин доктор? И много ли было таких, как эта?" - "Вы, значит, как будто проверяете меня, сударыня?" И вдруг изменившимся голосом он тихо сказал: "Я никогда ничего подобного не видел!" - "Дорогой доктор, я только потому и пошла за Вами, чтобы Вы это засвидетельствовали и всю честь отдали Тому, Которому она принадлежит". - "Хорошо, хорошо, - ответил он, - я ничего из сказанного Вами не хочу отрицать". И скрылся. После этого я пошла в другой зал, где часа полтора беседовала с больными и читала им Слово Божие, а потом вернулась в соседнюю палату, чтобы посмотреть, скончалась ли уже "цыганка". Сестра кивнула мне и прошептала: "нет ещё". Несколько минут я смотрела на это истощённое лицо, ожидая увидеть на нём смертный покой. Она внезапно открыла глаза, и дрожь пробежала по моему телу, будто на меня смотрел труп. Но вдруг, просияв, она воскликнула: "Вы ли это? Подойдите ко мне!" Я приблизилась к моей дорогой цыганке, своими слабеющими руками она послала мне несколько поцелуев и сказала: "До свиданья - до скорого!" Она закрыла глаза, чтобы открыть их уже в ином мире, в Царстве Божием.
Это была настоящая сладость удовлетворения, которую Господь дарит Своим слабым и уставшим детям в их трудах для Него.
Елизавета Ивановна рассказывала ещё про одну благословенную смерть, которая подкрепила её в трудах для Господа.
Было это в мужском отделении тюремной больницы. Заболевший чахоткой солдат лежал при смерти. Службу он проходил в тюремной страже. В этой тюрьме были и политические заключённые. Он за деньги передавал их письма друзьям на воле, а письма от последних доставлял заключённым. За это он вместе с некоторыми такими же и был осуждён. Теперь он умирал. Я его видела всего два раза, и то не подолгу. При последнем моём посещении, рассказывает Елизавета Ивановна, я нашла его сильно ослабевшим. Он сказал, что говорить уже почти не может. "Но, милый друг, можешь ли ты вместе с разбойником на кресте сказать, что осуждён справедливо?" - "О, да, - прошептал он, - я грешник". - "Но можешь ли ты вместе с разбойником на кресте повторить: "Помяни меня. Господи, когда приидешь в Царствие Твоё!" Лицо бедняги просияло, когда он, борясь с одышкой, прошептал: "Скажите ещё раз, скажите!" Я послушалась, и он медленно повторил за мною каждое слово. "А теперь, - сказала я ему, - вот ответ Господень: "говорю тебе, ныне же будешь со Мною в раю". Светлая улыбка преобразила его лицо, когда он закрыл глаза. Я думала, что он устал, тихо вышла из палаты, рассчитывая позже вернуться к нему. Но не успела я отойти на несколько шагов, как служитель поспешил за мной и сказал: "Барыня, Ваш больной - умер". Я вернулась к постели, где умерший лежал с той же светлой улыбкой на лице, как бы подтверждая слова ап. Павла: "Мы благодушествуем и желаем лучше выйти из тела и водвориться у Господа" (2 Кор. 5:8).
Елизавета Ивановна Черткова была по природе благочестива и долго придерживалась церковных обрядов. Только понемногу ей становилось ясно, что новое вино вливают в мехи новые, иначе мехи разорвутся и вино разольётся (Матф. 9:17). Ей пришлось пережить немало внутренней борьбы, чтобы полностью освободиться от вековых предрассудков, но в конце концов она поняла, что всякая связанность, даже самая религиозная, является препятствием для свободного руководства Духа Святого в душе искупленного чада Божия.
В то время обратились к Господу ещё многие другие. Иван Вениаминович Каргель прибыл в Петербург уже верующим, но всегда считал Василия Александровича Пашкова своим духовным учителем и отцом во Христе. Впоследствии Бог многие годы использовал этого брата для служения на ниве Его. Он стал благословенным проповедником и мудрым духовным наставником.
В заключение необходимо ещё назвать семью Крузе, состоявшую из семи сестёр. Когда и где именно они уверовали, я, к сожалению, не знаю. Они жили с родителями в Москве, а потом переехали в Петербург. Старшие из них были деятельными сотрудницами в деле распространения Евангелия в самом начале этого движения, а позже и все семеро стали решительными исповедницами Христовыми. В залах собраний, в швейных мастерских и частных квартирах - всюду на стенах красовались в рамках под стеклом большие картины с текстом из Священного Писания, написанные сестрами Крузе. Но деятельность их не ограничивалась рисованием. Эти новообращённые горячие последовательницы Иисуса Христа, отдавали все свои силы, способности, и средства на служение Господу. Пережив лично освобождение от греха и себялюбивой жизни, они получили радость прощения и новой жизни во Христе и теперь желали нести дивное Евангелие спасения окружающему их роду человеческому.