В настоящее время сложилась благоприятная ситуация для разработки и осуществления сильной и действенной антиалкогольной кампании. Опросы, проводимые социологами РГСУ, специалистами ВЦИОМ, учеными, входящими в Союз социологов России, показывают, что от 28 до 30 процентов респондентов высказываются за введение в стране «сухого закона», до 60 процентов – поддерживают совокупность мер, аналогичных антимонопольной политике 1985–1987 годов. Общественное мнение, отраженное в таких итогах социологических исследований, становится важнейшей опорой нового политического курса.
Для разработки эффективной алкогольной политики необходимо, во-первых, изучить и определить реальные параметры отечественной алкогольной ситуации; во-вторых, отложить на более поздний период радикальные способы борьбы с алкоголизацией населения; в-третьих, минимизировать влияние на алкогольное поведение населения таких социально-психологических причин, как низкий уровень жизни населения, плохое питание и медицинское обслуживание, бюрократический произвол и т.д.
Составными частями алкогольной политики крупнейшие исследователи этой темы считают:
· подавление нелегального производства крепких алкогольных напитков;
· ограничение продажи спиртного по времени (например, с 10 до 20 час.), по возрасту (с 18 лет) и по месту (например, в городе не более одной торгующей точки на 5 тыс. населения и не ближе чем на километр от учебных заведений; в сельской местности – на 1 тыс. чел. населения и не ближе, чем на 5 км от дороги между населенными пунктами); введение жестких штрафных санкций при нарушении этих норм;
· ужесточение юридических санкций за нелегальное производство и продажу спиртного с обязательной полной (или частичной) конфискацией имущества;
· введение административных санкций против местных органов МВД и участковых милиционеров, допустивших подпольное производство и торговлю на подведомственной территории;
· ужесточение штрафных, административных и юридических санкций за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии, независимо от эффективности уже введенных;
· восстановление учреждений закрытого типа для алкоголиков – злостных нарушителей общественного порядка с обязательным принудительным лечением алкоголизма по решению суда;
· расширение сети стационаров для анонимного и бесплатного лечения больных алкоголизмом;
· открытие учреждений по реабилитации больных алкоголизмом, прошедших курс стационарного лечения;
· расширение сети скоропомощных и реанимационных отделений, обслуживающих сельскую местность;
· обучение врачей и медицинских сестер первичного звена по выявлению больных с соматической патологией алкогольной природы; при повторных обращениях таких пациентов в связи с алкогольными эксцессами направлять их в наркологические диспансеры;
· создание при районных диспансерах подразделений по сбору информации о лицах, злоупотребляющих алкоголем;
· обязательный отпуск по рецептам спиртосодержащих лекарств;
· разработка и внедрение программ специального противоалкогольного образования в школах, техникумах, институтах;
· просвещение населения через СМИ, и особенно посредством ТВ;
· запрет рекламы всех алкогольных напитков на ТВ;
· расширение исследований реальной алкогольной ситуации в стране и ее регионах, прежде всего алкогольного рынка и алкогольных проблем населения;
· создание базы данных по алкогольной ситуации, включающей статические данные министерств и ведомств, относящихся к алкогольной проблематике;
· разработка методов оценки эффективности антиалкогольных мероприятий, проводимых на федеральном, региональном и муниципальном уровнях.
Кроме того, целесообразно сделать общедоступными, например, с помощью Интернета и/или периодичных изданий, результаты оценки мероприятий по регулированию алкогольного рынка, уровню потребления алкоголя и других составляющих алкогольной ситуации на федеральном, региональном и муниципальном уровнях, а также создать Государственный координационный центр по алкогольной политике[131].
Для реализации этих мер требуется политическая воля, снижение порога коррупционности. В числе других препятствий – административное, финансовое и политическое могущество сил, не заинтересованных в развитии страны по восходящей траектории.
Глава 3. Бедность населения[132]
Радикальные реформы в России носили революционный характер. Как известно, революции не только разрушают систему власти: они опустошают души людей и истребляют население. Французская революция, например, именуется «Великой», но по свидетельству Т. Карлейля, она сопровождалась чудовищными злодеяниями – восставшие затапливали барки, в трюмах которых находились священники; расстреливали женщин с грудными младенцами; мужчин и женщин связывали вместе и швыряли в воду (эта экзекуция получила название «республиканская свадьба»). Известно и то, что во Франции задолго до фашистов были созданы мастерские, сырьем для которых служила кожа казненных[133].
По разным оценкам за свое величие Французская революция «заплатила» жизнями миллионов людей – от 3,5 до 4,5. Революция оказала катастрофическое влияние на процессы народонаселения. Исследования Б.Ц. Урланиса показали, что к началу революции во Франции проживало около 25 миллионов человек, в Великобритании – 11, в Германии – 24 миллиона человек. К концу XIX века по численности населения Великобритания сравнилась с Францией (соответственно 37 и 38 млн чел.), в Германии стало проживать 56 миллионов человек[134]. Другими словами, в рамках одного исторического периода и примерно в одинаковых социальных условиях население Великобритании утроилось, Германии – увеличилось в 2 раза, во Франции – выросло на 50 процентов. Карательный, истребительный потенциал революции превышает военные потери стран в междоусобных войнах. За исключением, безусловно, мировых.
Любая революция, если она носит «победоносный» характер, сметает общественно-политический строй. С этой точки зрения события второй половины 80-х – начала 90-х годов XX века носили революционный характер, но величие Б.Н. Ельцина и его сторонников в том, что ликвидация коммунистического режима не сопровождалась масштабным кровопролитием, что роднит этих революционеров с участниками взятия Бастилии и штурма Зимнего дворца. К тому же, кардинальное изменение строя в конце XX века не переросло в истребительную гражданскую войну, как это произошло в его начале. Такой феноменальный вариант революционного преобразования всех сфер жизни и деятельности общества и каждого его члена еще получит своего исследователя, а на фоне Ельцина-революционера померкнут все грехи и прегрешения, в том числе бедность, низкая рождаемость и высокая смертность, допущенные в ходе его правления. Описывать его место в истории будут в параметрах, пока еще мало кем осознанных: Ельцин – лидер бескровного грандиозного революционного переворота и правитель, добровольно расставшийся с властью, когда лично ему и его команде ничто не угрожало.
Нужно учитывать и то, что в отличие от шестого по счету и последнего по результатам деятельности Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачёва, получившего в наследство великую державу, Правительству Российской Федерации досталась страна, утратившая способность к социальному прогрессу: в последнее десятилетие XX века Россия стартовала на развалинах перестройки[135]. Шансов на цивилизованный вариант социально-политической модернизации страны уже не оставалось.
В повестку дня стал вопрос о спасении России от политического и экономического краха. По справедливому замечанию Б.Н. Ельцина, речь в первую очередь шла о «расчистке от завалов, оставленных распадом прогнившей и беспомощной системы».
Требовались радикальные шаги с ясным пониманием того, что населению России не удастся избежать социальной катастрофы.
Стратегия либеральных реформ подготовлена всем ходом «перестройки». В истории страны возникла уникальная ситуация – чудовищную экономическую неразбериху, политическую распущенность, хозяйственную беспомощность и финансовую разруху можно было преодолеть лишь безжалостными методами.
В этой ситуации выбор Президента Российской Федерации пал на Е.Т. Гайдара, А.Н. Шохина, А.Б. Чубайса.
Как известно, политика шоковой терапии и либеральной модернизации включала в себя следующие крупные акции: экспроприацию накоплений населения (либерализация цен); свертывание расходов на поддержку государственного сектора экономики и «перекачку» финансовых средств в частный, прежде всего торгово-посреднический и сырьевой бизнес; создание условий для беспрепятственного вывоза из страны сырья и капитала; чековую приватизацию, денационализировавшую собственность; отказ государства от выполнения своих обязательств (выплаты заработной платы; погашения внутреннего долга; мошенническая деятельность созданных при активном участии государства фирм и т.д.); либерализацию внешнеэкономической деятельности; искусственное понижение курса рубля и др.
Первым и наиболее ощутимым результатом «либеральной» революции стало снижение качества и уровня жизни, ухудшение социального самочувствия населения, связанного с распадом социальной инфраструктуры, ростом стоимости социальных услуг, стремительным углублением социального неравенства. Бедность и нищета абсолютного большинства населения – основная характеристика России 90-х годов XX века.
В современной науке под бедностью понимается состояние, когда индивид или его семья не имеют средств для удовлетворения основных жизненных потребностей. Понятно, что в разных странах и в разные исторические периоды эти потребности оцениваются по-разному.
Соответственно абсолютная бедность выражается в том, что доходы различных групп населения не достигают определенной минимальной величины, сейчас ею является официально назначаемый прожиточный минимум.
Относительная бедность – это состояние, когда доходы человека или семьи ниже средних для данной страны доходов или расходов. Люди не голодают, но чувствуют себя обделенными.
Степень бедности – отношение численности людей, имеющих душевой доход ниже прожиточного уровня, ко всему населению.
Глубина бедности – степень отклонения доходов бедных семей от величины прожиточного минимума.
Порог нищеты – душевой доход, не превышающий 50 процентов порога бедности, то есть прожиточного минимума[136].
Как социальное явление бедность представляет собой деструктивное состояние личности и части общества, лишенных существенных личностно-общественных, экономических, интеллектуальных, духовных, православных, финансовых и иных социальных ценностей.
Бедность нельзя устранить, но ее не следует рассматривать и как закономерное либо естественное социальное явление.
С точки зрения демографии особое значение имеет порог и глубина материальной, финансово-экономической бедности (в связи с чем другие ее характеристики, не относящиеся к процессам народонаселения, в данной работе не исследуются).
Основной недостаток существующих глобальных и национальных программ сокращения бедности – недопонимание сущности самого явления и тех процессов, которые к ней ведут или из этого состояния выводят. Терминологически это проявляется в использовании определений, лишенных достоверного представления о явлении. Наиболее распространенными являются призывы «искоренить» бедность, хотя в реальной жизни ее можно только сократить.
Вариантов достаточно много, но при этом нужно знать, что к масштабным конфликтам приводят не только бедность, нищета и обездоленность, но и радикальные способы их сокращения. Любая социальная проблема решается за счет перераспределения ресурсов и материальных благ, что неизбежно сопровождается конфликтами, степень остроты которых зависит и от политической мудрости правителей, и от того, насколько болезненно затрагиваются интересы тех, у которых что-то изымается.
За богатством и бедностью скрываются вполне определенные слои общества, которые представляют собой дифференцированную, с точки зрения политического влияния, финансовых, административных и других ресурсов, пирамиду. Эта социальная конструкция непременно опрокинется, если будет нарушен баланс интересов, а центр тяжести начнет перемещаться в ту сторону, где находится бедность. Угроза при этом будет исходить и от роста бедности, и от ее радикального сокращения.
Политика сокращения бедности в то же время порождает иждивенческие настроения, а независящий от этой части общества экономический рост не влияет на активный поиск бедняков своего места в системе производства. Следовательно, необходимо не просто сокращать нищету, а создавать распределительные отношения, вовлекающие бедные слои населения в процесс получения образования, профессии, приобщения к здоровому образу жизни, избавления от праздности и социальной лени. Иная схема «справедливого» распределения доходов и богатств, во-первых, утопична, во-вторых, взрывоопасна. Таким образом, сокращение бедности – это вопрос технический, а искоренение бедности – политический[137]. В первом случае речь идет о социальных технологиях гармонизации общественных отношений, во втором – об изменении политического баланса сил в пользу бедного большинства с вытекающим из этого революционным законодательством и практикой насилия, экспроприации и т.д.
Степень имущественной дифференциации населения следует отнести к решающим факторам государственной безопасности и политической стабильности. Советский Союз был бедным государством накануне Великой Отечественной войны. Внутренняя жизнь СССР была наполнена каторжным трудом, нищенской заработной платой, плохими условиями и быта, и труда. Но в стране проводилась политика выравнивания доходов. Медленное, но постоянное улучшение жизни касалось всего населения, а не отдельных лиц. В почете был созидательный труд. Простая аксиома – чем меньше неравенство, тем выше солидарность – нашла свое очередное подтверждение в годы Великой Отечественной войны. Абсолютному большинству населения, прошедшему через нищету, порожденную Первой мировой, а затем Гражданской войнами, к началу 40-х годов было что защищать. В том числе от принимавших участие в гитлеровском нашествии соотечественников.
С проблемой, как заставить бедных воевать за богатых, сталкивались все страны, в том числе с высоким уровнем имущественной дифференциации. Даже в США, где децильный коэффициент колеблется в пределах от 1:8 до 1:12 есть эта проблема. Очевидно, в основном темнокожие наемники тоже не горели желанием воевать за Буша или Клинтона. Но они, тем не менее, гордятся своей историей. Гордятся вопреки тому, что белые переселенцы в свое время истребили индейские племена, уничтожили их культуру, поработили многие народы африканского и других континентов, а работорговлю отменили позже, чем в России перестало существовать крепостное право. Граждане США независимо от цвета кожи любят свою страну, гордятся ее достижениями и не отравляют историческую память своего народа воспоминаниями о геноциде, о мародерском захвате мексиканских и других территорий, не комплексуют по поводу свирепого уничтожения Хиросимы, Нагасаки, Югославии, Ирака. Наконец, американским военнослужащим платят. Платят деньгами, уважением, почестями. И заботятся о том, чтобы задания по уничтожению противника они выполняли в максимально безопасных для себя условиях. Для этого используется авиация, позволяющая безнаказанно уничтожать цели. На земле военнослужащие прикрыты бронетехникой. Пехотинцы оснащены новейшим вооружением, средствами защиты и связи, превосходящими возможности противника и т.д.
В каком, по сравнению с натовскими военными, положении находятся нищие, измотанные «реформами», безденежьем, бездомные российские офицеры? За что воевать им, призванным из разоренных сел и «моногородов», солдатам и сержантам?
Бедность нельзя искоренить. Но без разумной социальной политики, направленной на выравнивание доходов основной массы населения, наиболее обеспеченные слои общества окажутся в зоне социального риска, а вся страна начнет жить в атмосфере страха перед очередными революционными потрясениями. Демографический подъем можно обеспечить и в такой атмосфере, но вместе с увеличением численности бедного и нищего населения станут расти и социальные проблемы. Расти с очевидной перспективой не социального прогресса, а неизбежного взрыва, как это уже не раз происходило в истории страны. В региональном аспекте такие примеры уже есть…
В марксистской литературе бедность рассматривалась и рассматривается как средство политического господства, как специально созданный механизм социального управления. Между тем бедность известна со времени появления Человека, характерна для всех стадий развития цивилизации и не может рассматриваться только в парадигме рыночных отношений и классовой борьбы.
Один из мифов, получивших развитие в советской историографии, сводится к тому, что чрезмерное обнищание населения является одной из главных причин всех революций, в том числе российских. Между тем это утверждение к числу социологических аксиом относить нельзя. Расчеты, проведенные известным исследователем социальной истории России Б.Н. Мироновым, показали, что в 1901– 1904 годах децильный коэффициент в России не превышал соотношения 1:7 и во много раз уступал масштабам имущественной дифференциации населения, сложившейся в начале ХХ века в Великобритании, США и других ведущих капиталистических странах Европы и мира[138].
Таким образом, бедность – явление повсеместное. Она существовала во всех социалистических странах, сохраняется в рыночных условиях и характерна даже для таких процветающих государств, как США или Норвегия. Опасность представляет не бедность, а ее количественные параметры и социальные характеристики.
В общем бедность можно рассматривать как нормальное явление, пока она не выходит за рамки 10–12 процентов населения.
В современной литературе на смену этому термину стали приходить иные. В лексиконе европейских аналитиков в середине 80-х годов прошлого века появился термин «социальная эксклюзия».
Вертикальная классовая стратификация стала сдерживать изучение социального состояния различных слоев населения, расположившихся «по горизонтали». Изучение процессов маргинализации, социальных лишений и невзгод, нищеты (депривации) и вызвали к жизни термин «социальная эксклюзия».
В рамках вертикальной стратификации бедные рассматривались как потенциально опасный класс, достаточно многочисленный и способный нести в себе угрозу остальному обществу. Поскольку в результате рациональной социальной политики «бедные» в массе своей переместились в «основной класс», а среднеевропейская бедность составила менее 17 процентов, она стала составной частью интегрированного большинства населения.
С середины 80-х годов все реже упоминаются «старые » категории (бедность, нищета, депривация) и все чаще – новые (андеркласс, маргинал, эксклюзия, инсайдеры, аутсайдеры и др.).
По мнению П. Абрахамсона, бедность – классический феномен, ассоциирующийся с эпохой ранней индустриализации, в то время как социальная эксклюзия – ее постмодернистский эквивалент. В данной связи оба понятия ассоциируются с двумя противоположностями: богатством и интеграцией. Бедность – такое раннее состояние, когда большинство рабочего класса эксплуатируется буржуазией. Социальная эксклюзия эпохи постмодерна, наоборот, состояние, когда меньшинство маргинализируется от общества средней массы, находящей в mainstream[139].
Ему же, П. Абрахамсону, принадлежит наиболее квалифицированная интерпретация взглядов других авторов на предмет. Он, в частности, обратил внимание на те решения, которые принял в декабре 1984 года Совет министров Европейского Совета. В соответствии с ними под бедными стали понимать людей, семьи или группу, чьи ресурсы (материальные, культурные и социальные) настолько ограничены, что исключают их из минимально приемлемого образа жизни, который ведут остальные жители тех европейских стран, где они проживают. В этом определении бедности присутствуют два существенных элемента: недостаток необходимых ресурсов и «нормальный», то есть общепризнанный образ жизни. Таким образом, бедность – негативное отклонение (девиация) от социетальной нормы жизни по причине ограниченности ресурсов[139].
По мнению П. Абрахамсона, смена концепции отразилась не только на академическом, но и на политическом уровнях. Начиная с конца 80-х годов этот переход стал очевиден. Изменение было официально инициировано Комиссией ЕС и санкционировано Европейским Парламентом, что сразу нашло отражение в целом ряде специализированных программ по борьбе с социальной эксклюзией в Европе. По словам координатора одной из них Г. Рума, «индивидуумы страдают от социальной эксклюзии, когда:
1) находятся в невыгодном положении с точки зрения образования, квалификации, занятости, жилищных, финансовых ресурсов и т.д.;
2) их шансы получить доступ к основным социальным институтам, распределяющим эти жизненные шансы, существенно ниже, чем у остального населения;
3) подобные ограничения длятся во времени».
Поскольку признание бедности означало критику существующей политики Welfarе State, провозглашавшей исчезновение этого феномена (в некоторых странах существование бедности считалось политически некорректным), социальная эксклюзия оказалась более удобной концепцией, так как в большей степени перемещала проблему на индивидуальный уровень[139].
От П. Абрахамсона не ускользнул и другой взгляд на причину замены понятий. Он лежал в области семантических различий феномена: франкофоны[140] видели корни социальной эксклюзии в европейской социологической традиции, в то время как бедность – всего лишь англо-американский взгляд на те же самые процессы и ситуации. Однако если бедность рассматривается как определенное состояние или положение, то социальная эксклюзия в большей степени сконцентрирована на процессе. С данной точки зрения бедность имеет прямое отношение к застойной безработице, и недостаток необходимых экономических ресурсов связан с проблемами оплачиваемой занятости. В то же время социальная эксклюзия – это процесс маргинализации, связанной с ограниченным доступом к социетальным институтам интеграции[139].
Российская бедность имеет свои особенности как по причинам, природе, так и по параметрам распространения. Если использовать европейскую методику отнесения индивида к той или иной категории населения, то бедных в России будет не 17 процентов, как в Европе, и не 24 процента, как значится в официальных сведениях Росстата. Их количество выйдет за пределы 60 процентов населения. А это уже не андеркласс и не маргиналы. В терминах «социальная эксклюзия » можно было характеризовать и анализировать социальное состояние части населения советского времени. Но уже в годы «перестройки» начался отказ от политики выравнивания доходов. К 1987 году на смену децильному коэффициенту 1:3,3 пришли иные пропорции. В 90-х годах прошлого века возникла уникальная, невиданная категория: «новые бедные». Это – большие группы работающих людей, которые по своему образовательному уровню и квалификации никогда ранее и нигде в мире не были бедными. В Российской Федерации обеднели целые категории квалифицированных, выполняющих сложную работу специалистов. Именно эта ситуация и с политической, и с социальной точек зрения определяет задачу сокращения бедности в качестве приоритетной.
Если принять во внимание то, что европейский порог бедности резко отличается от российских измерений, то авторские предположения сводятся к следующему:
– при наличии в составе общества бедных людей на уровне 10–12 процентов от общей численности населения гарантируется возможность устойчивого социального развития;
– при децильном коэффициенте 1:6–1:8 сохраняется социальная сплоченность общества. Угроза этому наступает при децильном коэффициенте 1:20 и выше;
– при имущественной дифференциации, отраженной в децильном коэффициенте 1:20 и выше, начинается девальвация производительного труда, исчезают цивилизованные стимулы его роста, созидательные процессы блокируются, социально-экономическое развитие останавливается;
– при соотношении нищеты и богатства за пределами 1:30 начинается политическая и культурная деградация, обостряются социальные, этнические, религиозные и другие конфликты. Страна входит в зону социальной турбулентности с вытекающей из этого возможностью государственного и социального небытия. Маргинализация при этом охватывает все стороны жизни и деятельности, депопуляция становится основной характеристикой демографических процессов.
Демографическая катастрофа начинается там, где работающие родители – отец и мать – не могут прокормить двоих детей.