Отвечают на вопрос и раскрывают высказанную позицию МФАГ ряд документов. В заявлении «Этические вопросы пренатальной диагностики болезней оплодотворенного яйца» (лат. natalis – относящийся к рождению; пренаталъная диагностика – ряд диагностических исследований плода на ранних стадиях внутриутробного развития для выявления его генетических или врожденных дефектов) говорится: «Пренатальная диагностика является одной из медицинских услуг при ведении беременной женщины. Дальнейшие разработки, особенно на молекулярном уровне, увеличат точность и диапазон диагностики явных болезней в будущей жизни... Потенциальная польза пренатальной диагностики состоит в возможности отказа от больного оплодотворенного яйца женщиной... Справедливость требует, чтобы эти важные диагностические услуги были предоставлены и распространены так широко, как только это возможно»[70].
Научная честность не позволяет Ницше называть свои рекомендации «моральными», в силу того, что они явно противостоят традиционной морали человеколюбия и сострадания. Он называет их «имморальными» (от лат. im – не и moralis – нравственный), свидетельствуя о своем противостоянии традиционному морально-этическому знанию.
Авторы второго документа корректно назвали его «Этические вопросы пренатальной диагностики», но научной последовательности назвать свои рекомендации по уничтожению жизни на эмбриональном уровне «имморальными», то есть аморальными, им не хватило.
Весьма характерно, что в документе «Этические аспекты прерывания беременности по результатам пренатальной диагностики» (1991) основным критерием при решении о прерывании беременности по результатам пренатальной диагностики является не моральный закон «не убий», не нравственная заповедь любви. Но, во-первых, «качество жизни и ее продолжительность». «Во вторую очередь необходимо оценить тот эффект, который рождение и жизнь такого ребенка могут произвести на женщину и ее семью... В третью очередь необходимо принимать во внимание наличие ресурсов и поддержку долговременного лечения (ухода)»[71]. Точки над «i» расставляет документ «Этические аспекты ведения плода с сильно выраженными уродствами» (Иерусалим, 1995). И хотя в названии документа заявлено «ведение плода», это «ведение» сводится к его уничтожению.
Возникает вопрос: если уродство ребенка смертельно, почему не допустить естественную смерть, без морально недопустимого для врача и матери прекращения жизни? Почему «необходимо очень тщательно относиться к возможности прерывания беременности, так как плод с несмертельными уродствами может выжить»?
Справедливости ради надо отметить, что в документах периодически упоминается о юридических и религиозных причинах, когда прерывание беременности вообще не рассматривается как вариант.
В документе «Анэнцефалия и трансплантация органов» (1988) содержится четкая формулировка этической проблемы противостояния принципа благодеяния (добро по отношению к нуждающемуся в органах) и принципа защиты невинных (защиты от потребительского отношения к анэнцефальному младенцу как средству достижения целей). Этический комитет делает выбор в пользу потребительского отношения с рекомендациями пересмотреть юридические определения смерти для приведения их в соответствие с уровнем развития научного знания для помещения ребенка «в устройство вентиляции легких для последующего донорства органов»[72].
Выбор потребительского отношения есть следствие выбора такой формы существования, где задача формирования здоровья вытесняет и замещает задачу обретения спасения, где здоровье превращается в единственную и главную цель, для достижения которой все средства хороши.
Эта сомнительная моральная ориентация не может не породить новых гносеологических уродцев («гносеологические» от греч. gnosis – познание, logos – слово, учение). Один из них – понятие «права на сексуальное и репродуктивное здоровье».