Кому из православных христиан не знакомы слова из просительной ектений о «христианской кончине» жизни нашей, «безболезненной, непостыдной, мирной»? Они свидетельствуют о том, что умирание человека может происходить по-разному: в агонии и страшных мучениях или мирно, безболезненно, непостыдно. Можно умереть молодым, неожиданно и внезапно, попав в случайную аварию, а можно – тяжело и долго болея, ожидать свою смерть, исповедавшись и причастившись. Можно погибнуть, спасая жизнь другого человека, а можно погибнуть от сердечной недостаточности, находясь в состоянии алкогольного опьянения. Виды смерти разнообразны...
К какому из них относится смерть матери в родах? Как поступать, когда заранее известно, что наступившая беременность угрожает жизни самой матери?
Сегодня в нашем обществе пока нельзя найти однозначного ответа на этот вопрос. Эта неоднозначность имеет свои причины, свою историю и логику. В этой логике присутствуют две противоположных позиции. В движении от одной из них к другой и заключена история формирования правильного ответа на волнующий нас вопрос.
Первая позиция была выражена еще в V веке до Р.Х. в клятве Гиппократа. Среди многочисленных врачебных манипуляций Гиппократ специально выделяет плодоизгнание и обещает: «Я не вручу никакой женщине абортивного пессария». Это суждение врача тем более важно, что оно идет вразрез с мнением многих великих моралистов и законодателей Древней Греции. Например, Аристотель считал аборт принципиально допустимым и даже практически целесообразным. Гиппократ же четко и однозначно выражает позицию врачебного сословия об этической недопустимости участия врача в производстве искусственного выкидыша.
Противоположная позиция наиболее отчетливо выражается в принципе иудейского врача и богослова Маймонида: «Не следует щадить нападающего». «Нападающий» – это находящийся во чреве ребенок, развитие которого угрожает жизни матери. Доктор Маймонид почти буквально переносит известную максиму ветхозаветной морали – око за око, зуб за зуб (Лев 24, 20) на взаимоотношение между ребенком и матерью, которая не должна щадить своего ребенка, защищая свою жизнь. Уже с XIII века это правило начинает трактоваться как разрешение на убийство ребенка в материнской утробе, которое совершается врачом для спасения жизни матери. Сегодня такая манипуляция определяется термином «аборт по медицинским показаниям» или «терапевтический аборт». Терапевтический аборт – это уничтожение ребенка в случае возникновения конфликта между жизнью матери и плода, это аборт, во время которого уничтожается ребенок для того, чтобы сохранить жизнь матери. Признание терапевтического аборта – это разрыв не только с нравственной позицией Гиппократа, но и вызов христианской моральной традиции.
В России авторитетные христианские этические традиции медицинского сообщества начинают подвергаться критике только в начале XX века. На страницах русских медицинских журналов и газет весьма интенсивно разворачивается обсуждение этико-медицинских проблем искусственного аборта. Так, в 1911 году доктор Т.Шабад практически одним из первых ставит вопрос о «праве матери распоряжаться функцией своего тела», особенно в случае угрозы ее жизни. Фактически Шабад стоит у истоков либерального подхода к искусственному аборту, пытаясь найти аргументы против господствующей моральной традиции в заветах доктора Маймонида[92].
После 1917 года в России дискуссии о терапевтическом аборте полностью прекратились по причине полной легализации производства абортов на основании провозглашения официальной идеологией «права матери распоряжаться функцией своего тела» и абсолютной доступности операции по искусственному прерыванию беременности не только по медицинским показаниям, но и просто по желанию женщины. С этого времени аборт оценивается как социально значимое завоевание пролетариата. К сожалению, сегодня такая оценка, превратившая Россию в страну массового детоубийства, все еще владеет умами людей. Изменить ситуацию не только в обществе, но и на уровне сознания каждого человека поможет понимание, принятие и признание как минимум следующего.
1) Терапевтический аборт является формой осознанного умерщвления ребенка. Согласно 2-му и 8-му Правилам православной веры святителя Василия Великого, «умышленно погубившая зачатый в утробе плод подлежит осуждению, как за убийство». В комментариях на Правила епископ Никодим специально подчеркивает отличие православного и ветхозаветного отношения к человеческой жизни, начало которой в ветхозаветной традиции связано лишь с возникновением черт человекоподобия у плода, в то время как православная антропология связывает начало человеческой жизни с самим моментом зачатия, о чем свидетельствуют прославляемые Православной Церковью благовещение Архангела Гавриила, зачатие святой праведной Анной Пресвятой Богородицы и зачатие Иоанна Предтечи.
2) Осознанное убийство своего ребенка матерью ради спасения своей жизни – действо, противоположное законам человеческих отношений. Плодоизгнание – «нечто хуже убийства», утверждает святитель Иоанн Златоуст[93]. Что же может быть хуже убийства? Хуже убийства – нарушение «первой и наибольшей заповеди» – заповеди любви, любви матери к своему ребенку.
3) В результате развития современной медицинской науки, успешно преодолевающей сегодня ранее трудноизлечимые заболевания, случаи, в которых действительно существует необходимость прерывания беременности по медицинским показаниям, встречаются крайне редко. Нравственная неспособность признать недопустимость терапевтического аборта не остается без последствий. Как известно, зло порождает зло. Признав терапевтический аборт, нет оснований не признать и евгенический аборт, производимый с целью не допустить рождения неполноценных или больных детей. Сегодня в связи с мощным развитием пренатальной диагностики производство евгенических абортов набирает силу.
4) Социально значимый статус солдата и христианское почитание воинства определяется его осознанной готовностью положить жизнь свою за детей страны, женщин, стариков: нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих (Ин 15, 13). Оправдание осознанного отказа от жертвенного отношения к своему ребенку со стороны матери – вопиющее по своей антихристианской сущности действие. Протоиерей Димитрий Смирнов в книге «Спаси и сохрани» сравнивает его с каннибализмом, ведь продлить себе жизнь ценой убийства собственного ребенка равносильно тому, чтобы матери съесть своего младенца, чтобы сохранить свою жизнь за счет своего дитя. Нельзя не напомнить в заключении и древний принцип, который непосредственно относится к терапевтическому аборту: «Non sunt facienda mala ut veniant bona» (нельзя творить зло, из которого бы выходило добро). Избегая естественной смерти в родах путем убийства ребенка, современное общество порождает самый страшный род смерти – вечную духовную смерть.