Когда СССР распался на пятнадцать различных стран, причем Россия в военном отношении отступила на тысячи километров на восток от Центральной Европы, а российская армия неспособна даже поддерживать порядок на своей сильно сократившейся территории, например, в таких местах, как Чечня, — с этих пор просто не существует коммунистической военной угрозы, которая вынуждала бы капиталистические страны прижиматься друг к другу под военным зонтиком США. Другие страны не нуждаются в их военной защите.
На высшей ступени «холодной войны» НАТО рассматривалось как союз, который должен был держать русских снаружи, американцев внутри, а немцев внизу. Но теперь — зачем держать американцев внутри, когда русские ушли, а немцы оказались наверху, объединенной и заведомо сильнейшей экономической и военной державой Европы? Если кто‑нибудь и верит, что Россия может в конце концов восстановить свое равновесие и стать военной державой, тем самым превратившись в угрозу, то это перспектива далеких десятилетий. Понадобятся десятилетия, чтобы построить экономику, способную поддерживать большую современную армию, и еще десятилетия, чтобы возродить полностью разложившуюся военную силу. Русский военный медведь, может быть, не вполне еще вывелся, но ясно, что он близок к исчезновению, и потребуется очень много времени, чтобы он снова стал страшной силой.
На Дальнем Востоке бюджеты обороны очень быстро растут. Северная Корея отчетливо иллюстрирует проблемы лидерства США. Кто имеет плутоний, может легко делать ядерное оружие. Но системы для доставки ядерных бомб к отдаленным целям очень трудно сделать, и они дорого стоят. Реально северокорейская бомба будет угрожать лишь Китаю, России, Японии и Южной Корее. Если эти страны не захотят принять меры против возможной северокорейской бомбы, почему Америка должна брать эту проблему на себя? Северокорейская бомба не угрожает Америке. В годы «холодной войны» Советский Союз и Соединенные Штаты раздавили бы Северную Корею, потому что если бы Северная Корея сбросила бомбу на Южную Корею, то возникла бы нетерпимо высокая вероятность того, что тысячи ракет станут летать между Соединенными Штатами и Советским Союзом.
Неуклюжие маневры американской внешней политики на Корейском полуострове не так уж удивительны, раз Советская империя мертва. Здесь просто нет прямого национального интереса Америки. Что же заменяет «сдерживание» в качестве сердцевины американской политики? Нерешительное американское руководство хочет выглядеть лидером, но не готовоприложить военные и дипломатические усилия в Северной Корее или соседних с ней странах, которые прямо затрагиваются этой проблемой. Проблему дипломатически объявили «решенной», хотя она, очевидно, не решена.
Во время «холодной войны» никогда не возникало серьезных опасений, что Америка не будет защищать тех, кто расходится с ней по экономическим вопросам, т. к. для таких опасений не было и оснований. Все и без того знали, насколько они могут расходиться с американским руководством, не навлекая на себя неприятностей. Но эти неявные ограничения на несогласие с лидерством США ушли в прошлое. Вследствие этого Соединенные Штаты не могут теперь неявно использовать свою военную мощь, чтобы укрепить свое лидерство.
Если иметь в виду грубую военную силу, то, вероятно, ни одна страна никогда не имела такой военной мощи перед лицом любого мыслимого врага или даже всего остального мира, как Соединенные Штаты в середине 90‑х гг. Америка — единственная военная сверхдержава с ядерным оружием, новейшими системами доставки и глобальными организационно‑техническими возможностями. При нынешней спутниковой технологии и ее способности прерывать системы коммуникаций врагов и друзей вряд ли кто‑нибудь может поверить, что способен причинить серьезный ущерб самим Соединенным Штатам, или сомневаться в том, что Соединенные Штаты могут стереть с лица Земли его самого и его страну.
Но в предстоящую эпоху вся эта военная мощь по существу неприменима и бесполезна. У президента Буша была стратегия сохранения лидерства США. Америка должна была стать мировым жандармом. Он вмешался в Персидском заливе, чтобы показать, что Соединенные Штаты по‑прежнему лидируют, и продемонстрировать возможности их современного оружия. Но он не стал вмешиваться в Боснии, чтобы показать европейцам, что они все еще нуждаются в американском лидерстве. Оба урока были наглядны и убедительны — но бесполезны. Чтобы быть мировым жандармом, надо быть готовым применять силу, а если используются и другие силы, то некоторые из солдат при этом умрут, или по крайней мере ими придется рисковать. Если великие державы не могут даже призвать к порядку мелких предводителей в Сомали, потому что при этом было бы несколько убитых солдат, то в мировой политике нечто серьезно изменилось.
Ввиду изоляционистской истории Америки сложившееся у президента Буша представление об Америке, выступающей в роли мирового жандарма, вероятно, всегда было нереалистично. Но телевидение делает такую роль просто невозможной. С логической стороны нет разницы, узнаёт ли человек из местной газеты, что солдаты его страны где‑то умирают, или он видит это в местной телевизионной программе. Но это совсем не все равно с визуальной и эмоциональной точки зрения. Люди гораздо больше беспокоятся, когда солдаты умирают в реальном масштабе времени на телевизионном экране, чем если об их смерти сообщают газеты (12). В итоге была строго ограничена способность правительств развертывать свои войска — даже в таких конфликтах, где смертность должна быть очень невелика, и при условии, что каждый из солдат этих войск добровольно избрал карьеру в вооруженных силах, то есть, как предполагается, искал для себя рискованную профессию. Даже русские в Чечне уяснили себе, что вести войну по телевидению — совсем иное дело, чем вести войну в газетах (13). Русские матери не хотели видеть, как умирают их сыновья, — точно так же, как американские матери.
Телевидение теперь не просто отражает действительность, оно само стало действительностью. Когда на телевизионном экране появляются умирающие от голода дети в Сомали, мир хочет, чтобы что‑нибудь сделали. Если их нет на экране, то они просто не существуют, и ничего не делается. В то время, когда мировые средства информации вынудили ООН на вмешательство в Сомали, на Земле было много мест с большим хаосом и большим числом умирающих детей. Теперь в Сомали снова такой же хаос, но средства информации ушли — и ушли войска США и ООН. Результаты внутренне противоречивы. Публика хочет, чтобы правительство что‑нибудь сделало по поводу Сомали, но не хочет, чтобы пострадал кто‑нибудь из солдат.
Другой пример — Босния. Это не Вьетнам (страна со стомиллионным населением, простирающаяся на две тысячи миль с севера на юг). Это очень маленькая страна с 4 миллионами людей. Если бы там оказались войска НАТО в количестве 500 000 человек, как во время войны в Персидском заливе, то под каждым деревом в Боснии был бы солдат НАТО. Но до тех пор, пока не начались этнические чистки и голод, никто не хотел посылать туда войска.
Сознавая политическую реакцию на жертвы, высшее военное командование было на стороне тех, кто не хотел ничего делать в Боснии. Но если жертвы недопустимы, то американское военное руководство должно будет столкнуться с тем, что американский избиратель рано или поздно поймет действительное положение вещей: он платит за огромные оборонительные средства, которые никогда не будут применены. Если Америка собирается быть мировым лидером и хоть иногда применять свою военную мощь, то ей и в самом деле нужно иметь большую армию, большой флот и большие воздушные силы. Но если единственной задачей военных будет отпор противнику, прямо угрожающему Америке, то Америке нужны будут лишь очень малая армия, очень малый флот и очень малые воздушные силы. В настоящее время внешней угрозы Америке не существует, и создание такой угрозы потребовало бы огромной и длительной военной подготовки, кто бы этим ни.занялся. Если бы такая подготовка началась, Соединенные Штаты имели бы достаточно времени перестроить свою военную организацию после сколь угодно радикальных сокращений. Неведомые опасности в отдаленном будущем не оправдывают таких военных расходов в настоящее время. Америка в самом деле имеет огромную военную мощь, но совершенно неспособна ее использовать, если не возникнет прямая угроза Соединенным Штатам, — а им никто не угрожает.
Установки и языковые штампы существуют долго после того, как они перестают отражать действительность. НАТО как важный военный союз под американским руководством постепенно угаснет, сколько бы ни ораторствовали, что это никогда не случится. С исчезновением Советского Союза проблемы Европы и перспективы Европы — уже не американские проблемы и перспективы. Американские налогоплательщики попросту не собираются платить за оборону тех, кто богаче их самих, от" врага, которого невозможно указать или вообразить. С другой стороны, Европа была бы шокирована слишком быстрым уходом американцев, но не желает больше, чтобы американцы управляли военной и внешней политикой европейских стран.