Нравственно-этическая обусловленность социолого-экономических теорий скрыта от непосредственного восприятия многоаспектной и многослойной политической деятельностью обществ и государств. Но если нравственно-этические и политико-идеологические факторы вывести из рассмотрения и ограничиться только научно-методологической составляющей, то выяснится, что социолого-экономические теории могут строиться на основе одного из двух подходов: финансово-счётного либо организационно-технологического.[115]
В относительно недавнем прошлом финансово-счётный подход выражался в направлении политэкономии, именовавшемся «меркантилизм»[116], а организационно-технологический — в воззрениях «физиократов»[117] (сами они называли себя «экономисты»). После того, как кабинетные «умы» к концу XIX века преодолели «ограниченность физиократов», финансово-счётный подход стал фактически единственным и безальтернативным для всех научных школ экономики как ориентированных на обслуживание капитализма, так и ориентированных на обслуживание марксистско-бюрократического псевдосоциализма. Наиболее экстремистское выражение он нашёл в «монетаризме» чикагской школы экономической науки, олицетворением которой в России стал кумир реформаторов 1990‑х, нобелевский лауреат 1976 г. М. Фридман[118] (1912-2006).
М.Л. Хазин отнёс монетаристскую «научную школу» к числу тоталитарных сект:
«Вопросы о том, что такое экономическая теория, как она соотносится с реальностью, границы и возможности её применения, способы верификации и т.д., и т.п. являлись важной частью философии с самых давних времён. Концепций на эту тему разработано множество, и все они направлены на то, чтобы дать возможность более или менее стороннему наблюдателю понять, насколько та или иная теория объективно отражает мир. К сожалению, как только речь заходит об общественных науках, все умные теории заканчиваются и начинается голая пропаганда. (…)
И сегодня мы видим, что либерально-монетаристская «мафия» навязывает, используя все свои возможности по контролю над СМИ, экспертным сообществом, международными финансовыми организациями и т. д., и т. п., свою теорию народам и правительствам. А те бы и рады что-то сделать, но находятся в ловушке, поскольку любое отклонение от «линии партии» приводит к жуткой критике в СМИ (что для современных политиков смерти подобно) в части «ориентации на маргиналов», «отсутствия команды и опыта» и прочее.
Причем это — проблемы не только России, но и мира в целом, и США в частности (…)
… поскольку монетаристы связаны своими идеологическими штампами, то и реальные механизмы они оценивают достаточно «криво» и модели применяют на сегодняшний день совершенно неадекватные (выделено нами жирным при цитировании)».[119]
Это — неизбежное следствие финансово-счётного подхода. Финансово-счётный подход подразумевает, что имеются «кошелёк» частного предпринимателя или обывателя и якобы безбрежное море финансов, распределённое по неимоверному количеству таких же «кошельков», с которым этот «кошелёк» обменивается содержимым при сделках купли-продажи; что «цель игры» — набить потолще СВОЙ «кошелёк», а достижение благосостояния общества в преемственности поколений якобы будет обеспечено автоматически, если все будут много и эффективно трудиться, а государственное управление экономикой вредно, поскольку ограничивает частную инициативу в повышении эффективности хозяйства. Однако всё выделенное курсивом опровергается практикой жизни обществ в условиях нерегулируемого рынка, который, настраиваясь на максимум доходности (алкоголь, табак, экспорт природных богатств и т. п.), способен только воспроизводить из поколения в поколение массовую нищету и бескультурье, создавать множество социальных и экологических проблем.
Поскольку денежное обращение сопровождает хозяйственную деятельность многие века, на протяжении которых технологии, организация производства и распределения продукции, спектр[120] самой продукции непрестанно изменяются во всё более ускоряющемся темпе, приверженцы финансово-счётного подхода убеждены, что он — универсальный подход на все времена. Такая позиция освобождает «экономистов» от необходимости знать что-либо, кроме: бухгалтерского учёта; «финансовых инструментов» и математических моделей, ориентированных на решение задач о применении «финансовых инструментов»; разделов законодательства, регламентирующих финансовое обращение, права́ собственности и трудовую деятельность.
В отличие от финансово-счётного организационно-технологический подход обязывает знать метрологически состоятельные ответы на общественно значимые вопросы:
· Как общество порождает потребности, и каковы они по последствиям их удовлетворения?
· Какова приоритетность различных видов продукции и производств при ограниченности ресурсов и производственных мощностей?
· В каких объёмах производить?
· Какие технологии производства применять?
· Как распределять продукцию и природные блага?
· Как обеспечивать экологическую безопасность?
Ответы на эти вопросы обусловлены целями политики, проведение которой в жизнь требует экономического обеспечения, т.е. ответы на них лежат вне компетенции экономической науки, основанной на финансово-счётном подходе. И в силу этого обстоятельства социолого-экономические теории, выражающие финансово-счётный подход, в принципе не способны решить 3‑ю задачу из числа указанных в разделе 9.2.
Поскольку финансовое обращение лишь сопровождает производственный и потребительский продуктообмен, то в организационно-технологическом подходе кредитно-финансовая система предстаёт как один из многих инструментов управления макроуровня в хозяйственной системе общества (кроме неё инструментами управления макроуровня являются: система стандартов, деловая этика, законодательство, включая план счетов бухгалтерского учёта).
Поэтому в действительности организационно-технологический подход является более общим. И только он может быть управленчески состоятельным в решении той задачи, на необходимость теоретического и практического решения которой указывали И.В. Сталин (ещё в 1952 г.), Дж. К. Гэлбрейт (в 1973 г.) и С. Окито (в 1990‑е гг.).