Экология и физиология интеллектуальных систем

«король — не подданный». Это характерный пример французского галант­ного придворного остроумия.

В конце XVIII в., когда разразилась Великая французская революция, вместе с королевским двором был сметен и легкий, беззаботный аристо­кратический юмор. Господство в области комизма безраздельно захватил гротеск. Его острое жало зло и едко кололо аристократию. Все святыни монархического государства были повержены, освистаны и осмеяны с вы­соты идеалов всеобщей свободы, равенства и братства.

В середине XIX в., когда стало ясно, что эти идеалы не осуществились, безверие породило во Франции особый род остроумия, получивший на­звание благг. Эта беспощадная насмешка над тем, чему люди привыкли поклоняться, — дитя общественных разочарований. Утраченные иллюзии стали обыкновенной историей, а в сфере юмора это выразилось в рож­дении безрадостного и даже подернутого цинизмом смеха, для которого нет ничего заповедного, неприкосновенного. Вот характерный пример благга: «Эта женщина как республика, она была прекрасна во времена империи».

В XX в. возникла новая форма юмора — гегг. Это комизм, окрашенный неопасным ужасом, отражающий отчуждение людей в индустриальной ци­вилизации. Вот типичный американский рекламный рассказ, построенный по принципу гегга. Два враждующих машиниста ведут навстречу друг другу поезда, полные пассажиров. На полотно выбегает ребенок с мячом. Поезда сталкиваются, но... катастрофы не происходит, они разлетаются в разные стороны благодаря мячу. «Покупайте мячи фирмы такой-то!». На этом же принципе построены знаменитые кадры путешествия Чарли Чаплина меж­ду шестернями огромной машины в кинофильме «Новые времена».