Спасибо тебе за звонок, он был очень кстати. Все мы ошеломлены и растеряны. Джек всегда был на моей стороне, он обожал всех своих детей, особенно Алекса, для которого смерть отца стала страшным ударом. Могу только догадываться, каково Алексу сейчас. Сегодня я решила рассказать детям правду: Матильда наверняка что‑нибудь подслушает, заволнуется и начнет допытываться, в чем дело. Помню, в детстве мне становилось тоскливо от того, что взрослые не считали нужным посвящать меня в семейные дела. Они переговаривались приглушенными голосами и умолкали, стоило мне войти в комнату. От этого мне становилось тревожно и неуютно, и в конце концов я приходила к выводу, что я в чем‑то провинилась.
Неизвестность пугает. Когда я болела, то считала, что Матильда должна знать, что со мной творится, – конечно, за исключением слишком тягостных подробностей. Мне предстояло лечение, от которого я должна была выздороветь, но поначалу только заболела сильнее. От этого растерялась не только Матильда, зато когда у меня начали выпадать волосы, она не удивилась. Шарфы и платки для моей лысеющей головы мы с дочерью выбирали вдвоем.
Я дождалась Матильду из школы, незадолго до чая усадила обеих дочерей в гостиной и попыталась как можно тактичнее объяснить, что произошло. Какой будет реакция, я не могла даже предположить: Дейзи еще слишком мала, чтобы понять, а у Матильды сильна рациональная жилка, которая нередко перевешивает эмоции. Смерть Пушинки психологически подготовила ее к мысли о бренности всего живого. Больше всего я боялась, что сама расплачусь и перепугаю детей.
– Девочки, у меня печальные новости.
Дейзи царапала скатерть, а Матильда пыталась сложить из бумаги «гадалочку».
– Вчера ночью дедушку увезли в больницу, и он умер.
Девочки вскинули головы, а я уставилась на свои ладони, сложенные на коленях, надеясь удержать слезы. Последовала пауза. Девочки пытались переварить информацию.
– А он принесет мне подарок на Рождество? – поинтересовалась Дейзи.
– Нет, Дейзи, вряд ли, – честно ответила я, и она разрыдалась. – Зато подарок принесет бабушка, – торопливо добавила я, и от такой заманчивой перспективы малышка просияла.
Матильда молчала, а я почти слышала, с каким напряжением проворачиваются шестеренки у нее в голове.
– Он попадет на небо? – наконец уточнила она.
– Обязательно. Встретит там Пушинку, и они славно побеседуют.
Уверенность – вот что необходимо детям в таких ситуациях.
– Да нет, что ты. – Матильда посмотрела на меня как на ненормальную.
– А почему бы и нет?
Неужели она уже сомневается в существовании рая?
– Пушинка же не умеет говорить. – Матильда раскрашивала «гадалочку» и продолжала: – Если Бог нас любит, почему люди умирают?
Вызов был брошен. Я решила, что пора поговорить начистоту.
– Все мы когда‑нибудь умрем. И не надо этого бояться.
Дейзи прижалась ко мне:
– Мама, не умирай! Я не хочу!
– В ближайшее время умирать я не собираюсь. Поживу до старости, а там вы и сами будете рады от меня избавиться, – объяснила я, старательно изображая беспечность.
Утром я повела Матильду на урок хореографии. Наша миссис Джонсон – типичнейшая, шаблонная таперша. Она сразу завела разговор с Матильдой, и я услышала первый вопрос:
– Сколько тебе лет, крошка?
– Пять, – уверенно заявила Матильда.
– А как ты думаешь, сколько лет мне? – сладко продолжала миссис Джонсон.
– Лет сто, – уклончиво отозвалась Матильда.
Когда я забирала Матильду после урока, она нарочно громко спросила:
– А миссис Джонсон скоро умрет?
Я поспешно переобула ее и потащила в машину. Мне то и дело приходится напоминать себе, что Джек умер. После смерти близкого человека кажется, будто весь мир замер, но уже вскоре становится ясно, что ты ошибся. Жизнь идет по‑прежнему – у всех, кроме нас.
Перед сном, после того как девчонки почистили зубы и вдрызг разругались, споря, кто кому первый сплюнул зубную пасту на руки, Матильда зарылась поглубже под одеяло и спросила:
– А я увижу дедушку опять?
– Нет, солнышко. Но ты навсегда его запомнишь. Он будет жить в твоих воспоминаниях, а это самое важное.
– Круговорот жизни, – деловито откликнулась моя дочь и, заметив мое изумление, пояснила: – Это из «Короля‑льва». – А потом, достроив логическую цепочку, в ужасе спросила: – Дедушку затоптал Гну?
– Нет‑нет, что ты.
– А он сейчас нас видит?
– Может быть. Этого никто не знает.
Позднее, когда я наводила порядок в ванной, мне послышался голос из комнаты Матильды. Я прислушалась и поняла, что она болтает с Джеком по воображаемому мобильнику.
– Деда, очень жаль, что ты умер. Как тебе там, весело? – Она умолкла, притворяясь, что слушает ответ. – Всего одним ударом? Как интересно… Слушай, я позвоню тебе завтра, так что не скучай, ладно?
Я вдруг обнаружила, что Матильда старательно копирует мой «телефонный голос». А рай – это, видимо, такое место, где можно каждый день загонять мяч в лунку одним ударом. Перемывая на кухне посуду и прикидывая, хватит ли мне сил поджарить на гриле овощей себе на ужин, я вспомнила «Короля‑льва». А может, умереть от инфаркта – и вправду то же самое, что и погибнуть под копытами табуна взбесившихся антилоп гну?
Я передам от тебя привет Алексу. Спасибо за чудесное письмо, которое ты ему отправил. Он растрогался и прочел его мне по телефону. Наверное, Алекс не ожидал такого потока соболезнований. Письма ежедневно прибывают мешками. Если бы только Джек знал, сколько людей любят и ценят его! Такой уж он был человек – жил играючи, словно наслаждался длинным отпуском. И умер почти мгновенно – не успев испугаться и, насколько нам известно, почти безболезненно. Тяжелее пришлось Сильвии и его детям – они просто не успели морально подготовиться к утрате. В глубине души я завидую быстрой смерти Джека. Хотела бы я уйти из жизни так же, а еще лучше – умереть во сне. Такое бывает? В наши дни смерть во сне еще встречается?
Желаю тебе удачного отпуска с Кевином. Конечно, он совсем измотан – и неудивительно при такой бурной жизни. Вспомни о нас, когда будешь лениво потягивать коктейль и любоваться калифорнийским закатом. Кстати, тебе известно, что там, куда ты едешь, принято аплодировать закату? Всего хорошего!