Как я рада, что тебе наконец‑то легче. Если таблетки помогают, не забывай глотать их.
Сегодня думала о тебе – я вообще о тебе часто вспоминаю. Ты замечала, как странно устроена память? Порой в ней намертво застревают отдельные, казалось бы, ничем не примечательные дни. Вот и сегодня, листая Матильдин учебник чтения, я вдруг вспомнила мисс Тернер, нашу учительницу английского, в своих очках с черной оправой похожую на Нану Мускури. Один ее урок навсегда врезался мне в память. Я вошла в класс, оживленно споря о чем‑то – то ли о том, как целуется Стивен Кокс, то ли о самой подходящей узде для норовистого пони – с простым или подвижным грызлом. На доске было крупно выписано несколько слов, а нам предлагалось расставить их в порядке приоритетности. Все слова я не помню, но среди них были «любовь», «дружба», «богатство», «здоровье», «счастье» и «вера».
Позволив нам подумать над ответом добрых двадцать минут, мисс Тернер встала из‑за стола, прошла к доске и поймала мой взгляд.
– Дороти, покажи нам, что у тебя получилось. – Она протянула мне маркер: – Запиши на доске.
Первой я поставила «любовь», потом «дружбу», «счастье», «богатство», «здоровье» и закончила «верой». Читая мой список, мисс Тернер улыбалась.
– У кого еще «любовь» на первом месте? – спросила она класс. Почти все девочки подняли руки. – А в остальном вы с Дороти согласны?
Списки в целом вышли похожими, только кое‑кто поставил «богатство» выше «дружбы» (такая уж это была школа). А Венди Паркер, местная коммунистка, спросила, почему в списке нет «политики». Мисс Тернер обошла класс, заглядывая в тетради, а потом заговорила с неподдельной убежденностью:
– О чем вы все забыли, так это о «здоровье». У всех оно в конце списка. Но вы вдумайтесь! Как можно кого‑нибудь любить, если тебе постоянно нездоровится? Как можно радоваться богатству, если ты болен? Может ли быть счастлив тот, кому не хватает энергии? Всем вам повезло – никто не сталкивался с серьезными болезнями. Но это еще не значит, что здоровье надо принимать как само собой разумеющееся.
Конечно, все мы задумались и заявили, что все‑таки «любовь» заслуживает места в первых строчках списка. А через полгода, словно в отместку, на меня обрушилась ангина. Много лет спустя, когда у меня обнаружили рак, я вспомнила тот урок. Слова мисс Тернер звенели у меня в ушах, преследовали меня во сне; я снова услышала их, когда узнала, что ты больна. А что касается усвоения уроков… пожалуй, мы слишком высоко задрали нос и получили по нему щелчка.
Пожалуйста, не кори себя за Уилла. Твои способности тут ни при чем. Ненавижу все эти разглагольствования об «идеальных матерях». Чем дольше думаю, тем лучше понимаю: нельзя винить нас во всех смертных грехах и ставить нам в заслугу то, что сложилось само собой. Что вообще такое «хорошая мать»? В конечном итоге все сводится к характеру и личным качествам.
Когда я пытаюсь быть откровенной с самой собой и присматриваюсь к Матильде и Дейзи, то понимаю, что характер у них с рождения не изменился. Матильда появилась на свет с широко распахнутыми глазами, она жадно оглядывалась, словно спрашивая: «Где? Где здесь веселятся?» Сразу после рождения она устроила мне чудовищную ночь: все ей было не по вкусу, ей не лежалось ни в кроватке, ни на руках, подгузник был девственно чист, но вопила она, будто ее резали. А когда я в отчаянии попробовала спеть ей, выяснилось, что по какой‑то необъяснимой причине в памяти засела единственная песня – «Даунтаун». Но уловка сработала, к утру Матильда постепенно угомонилась. Это испытание мы прошли вдвоем с Алексом. Помню, как мы переглянулись, и я поняла, что отныне наша жизнь будет богатой событиями, но нелегкой. А вот Дейзи с первого дня была покладистым и всем довольным младенцем (если забыть о ее пристрастии к «калполу»). Она с удовольствием ела, с удовольствием спала и шла на ручки. Подозреваю, что и остальную жизнь она проживет с удовольствием.
Глядя на наш класс двадцатитрехлетней давности, на девочек в коротких юбчонках из серой фланели, в белых рубашечках с расстегнутыми манжетами и верхними пуговицами, в небрежно повязанных галстуках, с еще красными, недавно проколотыми мочками ушей, в собранных в гармошку на щиколотках серых носках, кто бы смог предсказать, как сложится наша жизнь? И что время не разрушит нашу дружбу? Не представляю, что бы я делала без тебя. Вдвоем мы пережили Стивена Кокса, выпускные экзамены, поиски работы, замужество, рождение детей и рак. Прорвемся и сейчас.