Еще недавно я думала, что наконец‑то все наладилось. В домашнюю работу я мало‑помалу втянулась. Мы с Дейзи расставили точки над i. В таком возрасте любой малыш – доктор Джекилл и мистер Хайд в одном лице (факт достоверно подтвержден Кристофером Грином в «Укрощении двухлетних»). Только что был ангелочком, глядишь, а он уже монстр. Делать нечего: учусь предугадывать истерики и думать на шаг вперед. Дейзи – по‑прежнему бомба с часовым механизмом на взводе, но теперь я уже готова ко всему. А вот с Матильдой проблема. Вчера вечером мы побывали у миссис Стил, учительницы Матильды. Я была уверена, что с успеваемостью у моей дочери все в порядке. Ей сам бог велел ходить в любимицах у учителей. Алекс ухитрился подъехать к школе в 18.15 – с недавних пор любое его своевременное появление равносильно чуду.
Нам пришлось ждать под дверью класса, отчего мы вдруг почувствовали себя пятилетними. Эффект усиливали детские креслица, в которые мы с трудом втиснули взрослые ягодицы. В ожидании мы слегка расшалились. Алекс начал щелкать меня резинками, а я – тянуть руку и картаво звать на помощь: «Мисс, мисс, а Алекс щелкается!» Дверь класса открылась, я поспешно опустила руку, и мы оба выпрямились – насколько это возможно, когда твой зад зажат в пластиковые тиски подлокотников. Миссис Стил коротко попрощалась и отпустила предыдущих узников. Я с трудом узнала Хелен, мать Энри Картера: из нее будто выпустили весь воздух, лишили всех чаяний и надежд, которые она возлагала на свое дитя. Отец Энри был бледен и в бешенстве кусал губы. На кого он злился – на Энри или на миссис Стил, – не знаю.
– А, мистер и миссис Найт!
Я невольно обернулась, ожидая увидеть родителей Алекса, и с запозданием поняла, что педагогиня обращается к нам. К своей брачной фамилии я так и не привыкла. Для знакомых я до сих пор Дот Дэвис. Алекс хихикнул.
– В кои‑то веки вовремя, – холодно усмехнулась миссис Стил, указывая нам места возле миниатюрного письменного стола.
Чудом поборов желание отвесить ей пощечину, я решила, что лучшая защита – нападение.
– Мы очень довольны успехами Матильды. Она очень хорошо читает и в последнее время считает все лучше.
Миссис Стил вытаращилась на меня. Алекса заклинило на дурацком хихиканье.
– Ну, если вы так думаете, я рада. – Миссис Стил одним‑единственным взглядом призвала Алекса к порядку. Ясно, откуда у нее репутация опытного педагога. Детей она держит в ежовых рукавицах. Неплохо бы поучиться у нее. – Буду с вами откровенна, – продолжала она. – Матильда меня тревожит. Да, говорить что‑либо определенное еще слишком рано, но процесс желательно подавить в зародыше – дурные привычки формируются мгновенно… – Она многозначительно умолкла, чтобы слушатели успели вообразить стайку недоучек‑наркоманов под кайфом.
– Вы хотите сказать, с Матильдой проблемы? – уточнила я.
Глубокий вздох.
– Она изменилась, миссис Найт. Ее работа на уроках заслуживает высокой оценки, но все же не такой высокой, как прежде. Раньше я всегда могла положиться на Матильду, она точно и в срок выполняла задания и служила примером остальным детям. Теперь же я замечаю в ней бунтарские наклонности и недостаток энтузиазма. Насколько мне известно, трудностей в общении со сверстниками у нее нет. У Матильды много подруг, в группе она занимает положение лидера. Я твердо знаю: она могла бы учиться лучше. Скажите, у вас дома ничего не изменилось? (Я почувствовала, как взгляд Алекса прожигает дыру у меня в шее, и покраснела.) Может быть, Матильде что‑нибудь мешает?
Неловкое молчание поспешил нарушить Алекс:
– Видите ли… моя жена ушла с работы, чтобы заниматься детьми. Прежняя няня, которая присматривала за Матильдой с трехмесячного возраста, уволилась. Может быть, дело в этом?
«Предатель», – чуть было не прошипела я.
– Вот как? Любопытно… Нежелательное поведение у детей зачастую связано с недостаточной уверенностью в себе, а ее причиной в первую очередь становятся перемены. – Миссис Стил сочувственно улыбнулась Алексу.
Против меня эти двое объединились мгновенно. Я не удивилась бы, услышав от нее: «А вы как справляетесь с присутствием жены дома? Наверное, вам приходится нелегко».
Процесс установления контакта прервала я:
– Не сочтите за грубость, но от учителей и методов преподавания тоже многое зависит. Все мы знаем, что Матильда – развитой ребенок. Может, за три семестра учебы школа успела ей наскучить и уже не стимулирует ее развитие?
Миссис Стил испепелила меня взглядом, отшлифованным и доведенным до совершенства за годы общения со строптивыми родителями и их трудными отпрысками.
– Вряд ли, миссис Найт. У меня большой опыт работы в школе, и я знаю, что Матильда, как я уже говорила, могла бы учиться лучше, миссис Найт.
Настойчиво повторяя фамилию моего мужа, она довела меня до белого каления. Миссис Стил из тех женщин, которые находят у противника ахиллесову пяту, а потом безжалостно бьют в нее до полной победы. Вмешался Алекс:
– Главное – выяснить, что беспокоит Матильду. Не будем переходить на личности.
«Ты первый начал», – хотелось возразить мне, но я сдержалась.
Остальные десять минут, отпущенные нам, миссис Стил показывала нам тетради Матильды. Несмотря на все мои попытки доказать, что задания выполнены превосходно, миссис Стил упрямо ссылалась на прежние времена и успехи.
– Все мы должны поощрять ее. Подкреплять ее уверенность в себе. Может быть, с Матильдой следует поговорить вам, мистер Найт, – подчеркнуто заметила миссис Стил, выпроваживая нас из класса. Она уложилась ровно в десять минут.
Я поняла, что после такого собеседования работы мне не видать как своих ушей. Стать хорошей матерью я не сумела. Из школы мы вышли в мрачном молчании.
– Дот… – начал Алекс.
– Лучше помолчи, – перебила я.
– Но нам надо поговорить. Это важно. – Алекс с трудом поспевал за мной. – Дот, подожди.
Взрыв прогремел на улице. По крайней мере, так мне показалось. Слезы одержали победу в борьбе со мной и хлынули по щекам. Бет, я плакала не какие‑нибудь пять минут, а два часа подряд, а ты знаешь, что я плачу, только когда смотрю возвращение Марии в «Звуках музыки». Я оплакивала Матильду и ее беды. Ущерб, который своими руками нанесла Дейзи. Алекса и будущее нашего брака. Мою несостоявшуюся карьеру. Мою полную неспособность дружить. Мое неумение быть хорошей дочерью. Но горше всего я оплакивала свою болезнь, сожалела о слабости и тошноте, о том, что заболела раком. Все слезы, которые накопились во мне за годы, стекали по лицу и капали в сточные канавы пригорода. Алекс обнимал меня, гладил по голове и утешал, как мог. Он осторожно вел меня по темным улицам, всхлипывающую и несчастную. Прохожих я не замечала: глаза заливал соленый водопад.
Дома Алекс налил мне бокал вина и приготовил ванну, а я все рыдала. Раздеваясь, я на время успокоилась, но в ванне мне показалось, что я, как морж из «Алисы в стране чудес», утопаю в луже собственных слез. От жалости к себе я снова принялась всхлипывать.
– А как же кино? – шмыгая носом, напомнила я.
Алекс присел на бортик ванны.
– Мне что‑то не хочется. В таком настроении на тебя платков не напасешься. Дот, не поддавайся ей. Она же просто неудовлетворенная корова, – объяснил он.
– Дело не только в ней, а во всем… и ты… (всхлип) не помог… (всхлип).
– Не будем сейчас об этом, ты и так слишком устала. Сейчас приготовлю ужин, и ляжем пораньше. Поговорим завтра.
Завтра уже наступило, а разговор так и не состоялся: утром Алекс умчался на встречу с Джессикой.