Либерально-консервативный этатизм

Либерально-консервативный этатизм. К началу ХХ в. объективные предпосылки существования охранительного традиционного консерватизма были исчерпаны.

С углублением модернизационных процессов, сокращением традиционных социальных групп и укреплением основных классов индустриального общества, консервативная идеология оказалась лишена прежнего охранительного пафоса. Начался распад консервативной идеологической традиции на два течения, которые ориентировались на совершенно разные модели политического поведения и представляли собой результаты синтеза отдельных аспектов традиционного консерватизма с либеральной идеологической доктриной.

Одно из них носило этатистский характер, воспроизводило консервативную концепцию органического государства. Второе основывалось прежде всего на присущих традиционному консерватизму идеях естественности, стихийности общественного развития. Предпосылки для становления этатистской идеологии либерального консерватизма сформировались на рубеже XIX-XX вв. прежде всего в тех странах Европы, которые оказались охвачены процессов ускоренной, "догоняющей" модернизации.

В Германии, России, Австро-Венгрии, Италии начались крупномасштабные реформы в социально-экономической и политической сферах, призванные ответить на "вызов Запада", предотвратить превращение этих стран в периферию индустриально развитого мира. Но прямое восприятие опыта либеральных преобразований, ориентация на принципы классического либерализма угрожали могуществу правящей элиты этих стран - непосредственного инициатора проводимых реформ. Не соответствовал либеральный проект и особенностям политической культуры данного общества, специфике массового сознания.

Образовавшаяся идеологическая ниша была заполнена либерально-консервативным этатизмом. Либеральный консерватизм являлся умеренно-реформистской концепцией. Он не подвергал сомнению общую целесообразность модернизации, однако ограничивал ее рядом оговорок. С точки зрения либерально-консервативного этатизма реформаторство может носить лишь прагматический и ограниченный характер, тогда как приоритет национальных, культурных, религиозных ценностей является бесспорным.

Речь может вестись только о реформах, призванных продолжить исторически избранный путь нации. Тем самым, конечной целью преобразований считалось благо государства, а специфика проводимых реформ зависела, прежде всего, от своеобразия национальной государственности, религиозно-конфессиональной системы ценностей. Признавая важность достаточно радикального общественного переустройства, либерально-консервативная реформаторская идеология не противопоставляла прошлое и будущее. Она опиралась на идею поступательного развития конкретного социума, а не на универсальные категории общечеловеческого прогресса.

Это позволило либеральному консерватизму превратиться в уникальную мобилизующую концепцию, сочетающую реформизм с охранительными функциями. Кредо этой разновидности консерватизма точно выразил Б. Чичерин: "Либеральные меры и сильная власть". Порядок оказывается превыше свободы. В отличие от либерализма, в том числе и социального, для которого ограничение свободы индивидуума определяется, в конечном счете, приоритетом прав других людей и ответственностью общества перед ним, либеральный консерватизм ориентировался на развитие самого общества как единого организма.

Подобная специфика либерального консерватизма предопределила его тесное сближение с националистической идеологией. Идея нации не входила в идеологический арсенал традиционного консерватизма. Напротив, она была востребована, прежде всего, либеральной идеологией в эпоху становления буржуазной государственности.

Апелляция консерватизма к национальной идее была спровоцирована угрозой разрушения исторически сложившегося общественно организма в условиях начала ускоренной модернизации. Либерально-консервативная идеология трактовала именно нацию как основной фактор человеческой истории, хранительницу традиций и накопленного опыта, единый организм, имеющий общие цели, преобладающие над интересами отдельной личности.

Национальная идея в либерально-консервативной интерпретации стала мощным аргументом в поддержку нового политического курса. Она позволила консервативным реформаторам уйти от жесткого этатизма, чрезмерного преувеличения значимости "государственного интереса", в значительной степени преодолеть духовную поляризацию общества в условиях крупномасштабных, форсированных реформ, сопровождающихся большими социальными издержками. Усиленная пропаганда идей органической солидарности и национального единства дополнялась в идеологическом арсенале либерального консерватизма новой элитарной концепцией государственной власти.

Рациональная "теория элит" была призвана сменить традиционный сакральный монархизм, основанный на идее божественного происхождения монархической власти и высшем суверенитете Бога. Символично, что родоначальниками "теории элит" были именно представители итальянской и немецкой политической науки Г. Моска, В. Парето, М. Вебер, Р. Михельс. Лейтмотивом разрабатываемой ими концепции стало представление о делении любого общества на управляемое большинство и управляющее меньшинство ("политический класс" - Моска), о естественности политического насилия, легитимированного традициями, харизмой властвующих лиц или рациональной правовой системой.

С точки зрения либерального консерватизма даже демократия является системой элитарного властвования, но с особым механизмом формирования элиты и осуществления ею своих полномочий. Последовательная же реализация принципа народовластия может лишь создать предпосылки для распада государственного механизма, для торжества интересов толпы.

Демократия, понимаемая как непосредственное народовластие, является отвлеченной идеей, несовместимой с подлинным предназначением власти. Она переносит лейтмотив политической жизни с поиска эффективных механизмов обеспечения реальных потребностей всего народа на совершенствование форм волеизъявления большинства, не готового к ответственности за свои решения.

Тем самым, последовательная демократия становится основой для политического произвола и нелегитимного насилия. Этатистская либерально-консервативная идеология оказалась широко востребована в странах, совершавших форсированный индустриальный рывок на рубеже XIX-XX вв. Ее возрождение в том же варианте является возможным в схожих исторических условиях (например, в России в конце XX в.). Эффективность этой доктрины обусловлена попыткой предложить синтез традиционных, коллективистских ценностных ориентаций и новых либеральных целей реальной политики, выработать сценарий естественной интеграции этих стран в ход мирового развития, не ставя под сомнение их национальную самобытность и значимость.

Однако, в этой двойственности заключалась и уязвимость либерального консерватизма. По мере решения непосредственных задач ускоренной модернизации, все более очевидным становилось размежевание либерально-консервативного лагеря. С одной стороны, в условиях нарастания негативного социально-психологического фона, порожденного издержками форсированных реформ, складывались предпосылки радикализации консервативной идеологии, еще более решительного отторжения либерально-демократической "западной" модели.

Это создавало перспективы для образования совершенно особых разновидностей политической идеологии, разрывавших малейшую связь с либеральным общественным проектом, но уже не имевших возможность вернуться к освящению прошлого. Выходом становился поиск "третьего пути" развития.

Второй вариант эволюции этатистской либерально-консервативной идеологии был связан, напротив, с все более последовательным восприятием либерально-демократической доктрины. Правда, акцент в этом случае переносился не на "либеральную составляющую", а тот демократический потенциал, который несла в себе модернизация. По опыту Франции такой вариант идеологии можно назвать республиканским. 3.