Постмодернистский тип политической власти

Постмодернистский тип политической власти. Постмодернизм принято рассматривать в первую очередь как эстетическое или, если трактовать шире, социокультурное течение, принципы которого сформулировала одноименная философская школа, главным образом во Франции (М.Фуко, Ж.Доррида, Ж.Делез и др.). Постмодернизм, если и говорит о политике, о власти – а он действительно демонстрирует устойчивое внимание к их тайнам то таким языком, который политология в сложившемся ее виде совершенно не способна воспринять.

И тем не менее мы убеждены, что дискурс постмодернизма о власти способен серьезно обогатить современную политическую науку. Причем речь идет не о каких-то тонких ньюансах, интересующих эзотерический круг, а об откровениях, относящихся к общему духу эпохи, в которую неосознанно погружается современный мир. Заслуга постмодернистов в том, что они сконструировали такой политический барометр, который позволяет нам, не замечающим своего погружения в новую среду, зафиксировать существенное изменение «атмосферного» давления. «Знание есть власть» сказал Ф.Бэкон. Постмодернизм уточняет: власть связана с мироспасательными утопиями построения нового мира, создающими у некоторых людей неслыханную «волю к власти». Наука, открывая в мире причины-рычаги, нажав на которые, можно менять этот мир, создает только предпосылки, или возможность, власти.

Для превращения этой возможности в действительность культура в свою очередь должна сформировать субъект, достаточно амбициозный, самоуверенный и несомневающийся, который пожелал бы всеми этими возможностями воспользоваться сполна.

Итак, Модернизационная эпоха смогла породить неслыханные эксцессы власти, потому что прежде породила неслыханную самоуверенность людей, вздумавших подходить к миру с позиций достоверно им известной «исторической необходимости». В этом смысле микробами тоталитаризма была насыщена атмосфера модернизационной эпохи в целом – Россия здесь вовсе неявляется каким-то исключением.

Ее особо болезненный опыт свидетельствует скорее об отсутствии иммунитета: она пострадала из-за своей традиционной доверчивости, приняв самозванцев «исторической необходимости» за новых апостолов.

Удачное обобщение постмодернистского дискурса о власти, основанной на самомнении, дает британский социолог (польского происхождения) Зигмунд Бауман. Впрочем, можно поспорить по поводу ведомственной принадлежности теоретиков постмодернизма. Большинство из них называют себя социологами, но изучают они при этом не социум в его эмпирически наблюдаемых и статистически измеримых проявлениях, как приличествовало бы социологии. Они изучают духовно-метафизические источники и первоосновы возвышающейся над социумом власти.

Поэтому можно посоветовать политологам поскорее «интернировать» постмодернистов в рамках своего научного сообщества, или, по меньшей мере, освоить язык постмодернистского дискурса, лишив тем самым социологию монополии. Вот как описывает Бауман жесткую вселенную модерна, из которой постмодернизм пообещал вывести человечество. Как пишет Бауман: «Самая глубокая и богатая последствиями отличительная черта времени, в которую нам выпало жить, в том и состоит, что оно не только не думает, но и не способно думать о себе как о «проекте»… Проектирование и усилия для их исполнения подверглись приватизации, дерегуляции и фрагментации… Самое же важное, что среди них нет «проблемы проблем», метапроблемы, «проблемы, как покончить с проблемами», как устроить дела человеческие раз и навсегда»1 . 1 Бауман З. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. № 4. Абсолюстические претензии прежней власти с достаточной готовностью легитимировала культура, полная веры в центральный исторический проект.

Постсовременная культура, в которой уже нет подобной веры, не в состоянии крепить психологические опоры абсолютной власти. Постмодернизм видит свою задачу в том, чтобы «не позволять душить в зародыше ни одной возможности, которые таит в себе неистребимая человеческая свобода, дабы жизненные шансы для людей не появлялись на свет мертворожденными и не произносили речей на похоронах этих шансов циничные насмешники и пассивные свидетели их уничтожения – вооруженные до зубов умственной диалектикой надзиратели и златоустые жрецы исторической, социальной, культурной и какой там еще необходимости» 1 . Опыт, и в частности современный российский, показывает, что корыстная и беспардонная власть может агрессивно наступать на общество и права граждан, пользуясь их скептическим унынием и потерей перспективы.

Словом, скептический релятивизм может служить не только свободе, но и власти – именно тем, что убивает в гражданине ценностное воодушевление и надежду.

На наш взгляд, постмодернизм не вполне критичнее по отношению к собственным предпосылкам и не всегда готов к необходимому методологическому самоотчету. Как это бывает, его смелость в ниспровержении традиций связана с тем, что он не отдает себе отчет в том, чем сам обязан традиции, и что бы он делал в пустоте, к которой столь неосторожно призывает. 1 Бауман З. Спор о постмодернизме // социологический журнал. 1994. № 4. События, произошедшие в августе 1991 г казалось, воплощали собой новейший Модернизационный проект.

Налицо были все его составляющие. Во-первых, появилась идеология, исправившая заблуждения старой и «на этот раз безошибочно» указавшая всем, куда на самом деле движется вся мировая история, неудержимо вовлекая туда и Россию.

Оказывается, движется она совсем не к мировому коммунизму, а к мировому либерализму западного образца: рыночной экономике, правовому государству, политической демократии. Постмодернистская ситуация, собственно, и означает, что классическая презумпция, заставляющая рассматривать власть как превращенную форму той или иной «высшей необходимости», больше никого не убеждает: ни самих властвующих, ни подвластных.

И в России (как и в других странах бывшего «социалистического лагеря»), где соответствующие претензии власти были выражены в неумеренной форме мессианского бахвальства, реакция постмодернистского типа сегодня проявляется значительно резче, чем на Западе. Как пишет Бауман, «неудивительно, что, больно обжегшись на молоке, мы дуем и на воду, с подозрением глядим на планы райских садоводов, отворачиваемся со смесью отвращения и страха от самозваных социальных инженеров и ищем, куда бы скрыться, заслышав клич «дайте мне власть, и я вас устрою!» Не то или иное государство потеряло авторитет, но государство как таковое, власть как таковая, а главное, потерял силу любимый призыв всякого государства с инженерными претензиями: теперь сегодня во имя счастливого будущего!1 . 1 Бауман З. Спор о постмодернизме // Социологический журнал. 1994. № 4. С. 74. Главное противоречие политической системы постмодернистского типа связано с теми, что чем большую автономию от общества получает система «производства власти ради власти», тем ниже ее способность получить реальную поддержку со стороны общества.

Каналы поддержки засоряются и высыхают по мере того, как общество утрачивает иллюзию, что власть в самом деле принимает во внимание его интересы, а не свои собственные. При прогнозировании долгосрочных эффектов постмодернизма (и реакции культуры на него) мыслимы разные варианты.

Может быть, цивилизация станет защищаться от дестабилизирующих влияний постмодерна тем, что, сохранив безграничный плюрализм форм в культуре, сформирует особого рода запреты, цензы и фильтры, запрещающие перевод культурного многообразия в политическое.

Может быт, она совершит аналогичную реформу в самой культуре, резко усилив в ней цензуру нравственно- религиозного типа и породив новый этикоцентризм, подавленный в эпоху Ренессанса.

Возможно, наконец, что ей удастся предложить такие синтезы локального и универсального, которые, не снижая культурного разнообразия, в то же время сохранят вектор коллективного социального поведения, а значит, какой-то «вектор истории».