Биополитиков и социобиологов нередко упрекали и упрекают в завышенной оценке роли «эволюционного наследия», отраженного в генах, в репертуаре политического поведения человека и в принижении роли культурной среды. Здесь необходимо высказаться в защиту биополитиков (и социобиологов соответственного толка). Во-первых, большинство биополитиков признают важность условий среды и особенно социокультурных факторов в детерминации поведения людей. Более того, поведение и других живых существ определяется не только генами, но и взаимодействием их продуктов со средой, и даже инстинктивное поведение включает в себя целый ряд пластичных, модифицируемых реакций (например, зависящих от импринтинга, см. 5.2.). Во-вторых, влиянием наследственных факторов не следует пренебрегать, как демонстрируют данные последних десятилетий. Поведение выступает как результат комбинированного действия генов и условий среды.
С применением метода вариационного анализа было, например, показано, что скорость бега лошадей чистокровных пород отражает сочетанный эффект генетических факторов (доля влияния которых составляет от 25 до 40% эффекта) и результатов обучения и тренировки. Существенный вклад как генетических, так и средовых факторов предполагается и в отношении многих личностных черт человека, а также для скорости обработки человеком невербальной информации (Masters, 1993a). Непосредственное влияние генетические факторы оказывают на формирование двигательных и осязательных навыков человека, на различные формы неосознаваемого поведения, а также, как указывал социобиолог Э.Уилсон, на развитие фобий – неосознаваемых страхов, чаще всего связанных с животными и другими объектами, с которыми имел дело первобытный человек. В целом, для большинства поведенческих особенностей и аномалий человека характерен умеренный вклад генетических факторов. Так по шкале экстраверсия (человек открыт для общения, ориентирован вовне) – интраверсия (человек углублен внутрь себя) сходство между близнецами примерно на 50% определена генетически[59]. У зеленых мартышек-верветок преполагается частичное влияние генетических факторов на индивидуальный темперамент (McGuire, 1982)..Уже было указано, что на базе лингвистических исследований школы структурализма (Н. Хомский и др.) был сделан вывод о наличии у ребенка генетически заданной универсальной грамматики, своего рода контурной карты языка, «белые пятна» на которой заполняются при речевом общении с окружающими.
Прямое биополитическоезначение имеют данные о влиянии генетических факторов., наряду с факторами окружающей cреды, на социальное поведение и политическую активность человека. Так, уровень основных нейротрансмиттеров (веществ, необходимых для передаче импульсов между нервными клетками), таких как серотонин, норадреналин, дофамин, частично обусловлен генетическими факторами. Например, аномально низкий уровень серотонина в мозгу связан с эффектами генетических факторов, поскольку вызванные нехваткой мозгового серотонина расстройства (депрессия, булимия, т.е. избыточный аппетит, и др.) передаются из поколения в поколение (Харт, 1998). Уровень нейротрансмиттеров влияет на социальный ранг человека, его агрессивность и другие политически важные параметры (см. следующие подразделы этого раздела).
Многие мутации обладают плейотропнымэффектом, т. е. мутировавший ген вызывает сразу несколько различных эффектов. Упомянутая выше мутация, вызывающая альбинизм, встречается не только у человека, но и, например, у мышей. У них эта мутация вызывает не только белую окраску шерсти и розовую – радужку глаз, но и сниженную двигательную активность и повышенную эмоциональность. Множественные эффекты характерны и для многих мутаций генов человека. Cиндром Леш-Нихана, связанный с дефектом гена, отвественного за синтез гипоксантингуанинфосфорибозилтрансферазы, причиняет как соматические расстройства (подагра, поражение почек), так и поведенческие отклонения (склонность к самоистязанию) на фоне снижения интеллекта (Зорина и др., 1999).
Изменения внешности наряду с физиологическими и поведенческими расстройствами обусловлены также мутациями, связанными с недостатком или избытком целых генных блоков – хромосом. Женщины имеют в норме две половых хромосомы Х (генотип ХХ), мужчины – одну хромосому Х и одну хросому Y (генотип XY). Иногда возникают аномальные сочетания половых хромосом, как например XXY (синдром Клейнфельтера: стерильные мужчины с некоторыми женскими вторичными признаками и в части случаев слабоумные) и Х0 (только одна хромосома Х, синдром Тернера: стерильная, часто низкорослая женщина с недоразвитием втроичных половых признаков).
С биополитической точки зрения, как представлялось несколько лет назад, особенно интересным можно было бы считать генотип XYY – наличие лишней хромосомы Y. Индивиды с таким генотипом – мужчины, часто отличающиеся высоким ростом и нередко также легкой умственной отсталостью. Высказывалось предположение, что мужчины с генотипом XYY предрасположены к агрессивному, антисоциальному, преступному поведению. Действительно, имелись сведения, что среди осужденных преступников генотип XYY встречался чаще, чем в человеческой популяции в целом. Однако в дальнейшем эти данные были подвергнуты серьезному сомнению, так как мужчины XYY оказались не более (а часто даже менее) агрессивными, чем мужчины с нормальным генотипом. Возможно, преступников с генотипом XYY просто легче арестовать в силу их умеренной умственной отсталости, поэтому они чаще фигурируют в полицейских отчетах.
В нескольких странах осужденные убийцы с генотипом XYY, впрочем, пытались ссылаться на свой особый генотип, чтобы их оправдали по невменяемости. Судьи не оправдали этих преступников, поскольку лишь незначительная доля мужчин с генотипом XYY совершает тяжкие преступления.
Под более серьезным подозрением ныне находятся люди с генетической аномалией, вызывающей первичную психопатиюс определенным предрасположением к актам насилия. Гены первичной психопатии пока еще не идентифицированы. Немалое внимание уделяется также ADHD (attention deficit hyperactivity disorder — растройство с дефицитом внимания и повышенной активностью). Тем не менее, общий консенсус таков, что генов, специфически вызывающих криминальное поведение или акты политического насилия, нет. Есть гены, предрасполагающие индивидов к импульсивному, бесконтрольному, гиперактивному, невнимательному, агрессивному поведению. Конечно, люди с таким генотипом при некоторых дополнительных условиях представляют собой подходящий контингент для вербовки в ряды боевиков или в состав криминальных банд. Но эти же отклонения могут сделать индивидов храбрыми воинами, харизматическими политиками, инициативными менеджерами! Единственная биополитически приемлемая тактика — конфиденциально уведомить индивидов в «категориях повышенного риска» об их состоянии и предложить ряд конкретных рекомендаций (без принуждения). Известны многочисленные факты, свидетельствующие о решающей роли окружающей cреды и воспитания в судьбе людей с генетическими аномалиями. Мы вернемся к вопросам генетического (и шире – биополитического) консультирования в этом и в следующем (седьмом) разделах книги.
Обучение, приобретение молодым поколением жизненного опыта в общении со старшими – необходимая предпосылка политической социализации– усвоения человеком тех или иных политических взглядов и ценностей (о чем уже шла речь в разделе пятом). Поэтому с биополитической точки зрения интересно выяснить, как влияют генетические факторы на способность индивидов к обучениювообще. Эта проблема детально исследовалась в ХХ веке на различных объектах, в том числе и на модели обучения крыс навыкам нахождения пищи в лабиринтах различных конструкций. По скорости преодоления лабиринтов с семнадцатью тупиками были отобраны генетические линии крыс Trayon Maze Bright (хорошо обучаемые) и Trayon Maze Dull (плохо обучаемые). Подобные индивидуальные характеристики связаны с эффектами сразу многих генов. Интересно, что в обучение в разных ситуациях, по-видимому, вносят вклад различные группы генов: различие между «хорошо обучаемыми» и «плохо обучаемыми» утрачивается, если используется не 17-тупиковый, а 16- или 8-тупиковый лабиринт (Зорина и др., 1999).
На различных моделях исследованы такие важные для социального (а у человека и политического) поведения характеристики, как склонность к агрессии или, наоборот, к лояльным формам взаимодействий между индивидами. Эти формы поведения имеют немаловажную генетическую компоненту. У мышей различаются расы с высокой (C57BL/6) и низкой (BALB/c) агрессивностью, причем различаются также преобладаюшие формы агонистического поведения. У мышей C57BL/6 доминируют атаки и преследование других индивидов, а у мышей BALB/c, если они вообще ведут себя агрессивно, преобладает «борцовское» поведение и сердитые движения хвостом. Выяснилось, что эти различия имеют нейрохимическую подоплеку, связанную с различной активностью фермента тирозингидроксилазы, необходимого для синтеза нейромедиатора дофамина[60]. С применением генетической инженерии получены расы мышей с выключенным геном Dvl1, у которых снижена частота социальных контактов, а также нарушено поведение в ходе постройки гнезда (Зорина и др., 1999). Множественные поведенческие отклонения наблюдаются у мышей с дефектным геном кальций-кальмодулинкиназы II (CamKII). Мыши-гетерозиготы (одна нормальная + одна мутантная копия гена) характеризуются повышенной агрессивностью, ослаблением чувства страха, снижением частоты половых контактов. Мыши-гомозиготы (две копии мутантного гена) имеют много резко выраженных аномалий в поведении. Мыши с дефектными генами, отвечающими за синтез или распад нейротрансмиттеров, также демонстрируют аномальные формы поведения (см. подробнее 6.6.1, где дана и ссылка на работу: Tecott, Barondes, 1996),
В приложении к человеку показано влияние генетических факторов на такое нейро-психическое расстройство, как женская предменструальная дисфория. У части пациенток она проявляется сниженным настроением, отчуждением и провалами памяти, в то время как другие пациентки отличаются в этой фазе цикла повышенной агрессивностью, вплоть до совершения актов насилия. В Великобритании раздавались голоса с требованием считать преступниц с предменструальным синдромом невменяемыми, т.е. подвергать их не наказанию, а лишь принудительному лечению и реабилитации.
Предменструальная дисфория представляет собой пример взаимодействия генетических факторов (по-видимому, нарушающих функционирования серотонэргической системы мозга, см. ниже) и гормонов, уровень которых циклически изменяется в женском организме. Приведем также другой модельный пример, из которого наглядно видно комбинированное влияние на поведение:
1) генов; 2) гормонов и 3) социальной среды. В экспериментальных условиях скрещивали койотов и собак. Койотам свойственны нехарактерные для собак формы оборонительной агрессии (угрожающие демонстрации). У щенков-гибридов такая оборонительная агрессия не наблюдается. Она возникает у взрослых гибридов, что объясняется стимулирующим влиянием стероидных гормонов, вырабатываемых по мере взросления. Однако необходимы и дополнительные пусковые факторы – длительный социальный стресс, вызывамый постоянным контактом с особью-доминантом[61].
Вернемся к обозначенным в начале раздела программным установкам биополитиков Колдуэлла и Сомита на исследование «индивидуального человеческого поведения под влиянием сигарет, транквилизаторов, наркотиков и алкоголя». В этих исследованиях имеется прогресс, достигнутый путем комбинированного изучения людей и животных. Рассмотрим, например, проблему алкоголизма. У людей клинически различаются два типа алкоголиков: 1) тревожные пассивные пессимисты, которые пьют в различной мере в зависимости от внешних условий и которых сравнительно легко лечить методами психотерапии и 2) любящие новизну решительные оптимисты, не поддающиеся попыткам их излечения от алкоголизма. Известны генетические линии крыс и мышей, также склонных к употреблению алкоголя. Среди них имеются аналоги обоих групп алкоголиков-людей. Так, крысы линий HAD1 и HAD2 осторожны, пассивны, их алкологолизм носит неустойчивый характер, как у алкоголиков-людей типа 1. Крысы-алкоголики линий Р и АА напоминают людей типа 2 – они эмоционально устойчивы, более активны, постоянно потребляют большие количества этанола. На модельных системах с животными объектами показан сложный полигенный характер наследования предрасположения к алкоголизму (Зорина и др., 1999). Например, у мышей картированы гены, которые независимо отвечают за различные компоненты влечения к алкоголю -- толерантность (перносимость, устойчивость) к этанолу (хромосома 12), его предпочтение безалкогольным растворам (хромосома 1) и снотворный эффект этанола (хромосома 7).
Генетические факторы, по-видимому, участвуют также в таких немаловажных для политической деятельности психических и поведенческих расстройствах, как нарколепсия (патологическая сонливость), болезнь Альцгеймера – угроза для многих стареющих политических деятелей (предполагаемый виновник – ген АРР, amyloid precursor protein, локализованный на хромосоме 21 человека и хромосоме 16 мыши), маниакально-депрессивный психоз, шизофрения, а также формы умственной отсталости, связанные, с «ломкой» хромосомой Х. Хромосома Х у этих мутантов обогащена цитозин—цитозин—гуаниновыми повторяющимися триплетами (которые у здоровых индивидов имеются в существенно меньшем количестве) и легко ломается при делении клеток в районе q27.3 близ конца большего плеча двуплечей Х-хромосомы[62].
Со времен знаменитого психиатра Кречмера шизофрения и маниакально-депрессивный психоз описаны не только в ярких клинических, но и в стертых субклинических (пограничных) формах, которые вполне совместимы с социальной адаптированностью и даже политической активностью, лишь придают им соответствующие окраски. Так политик с субклинически выраженным маниакально-депрессивным психозом (циклоид) подвержен периодам повышенного настроения и активности (мания), сменяемым периодами депрессии, что придает неровный почерк принятым им решениям, возможно, затрагивающим судьбы государства и даже целой планеты. Такие политически важные качества человека, как поиск новизны (что в политике соответствует всяким попыткам проведения «новых курсов», как именовал свои нововведения президент Рузвельт в США в 30-е годы ХХ века) и тревога, также, по-видимому, существенно зависят от генетических факторов.
В настоящее время, в связи с разработкой методов генетической инженерии и клонирования, раздаются голоса в пользу улучшения человеческого социального поведения – например, Д. Хамер из Национального Института рака (США) ратует за устранение генетических корней агрессии и насилия путем элиминации соответствующих генов. Эти мероприятия выступают как составная часть современных евгенических программ (см. 6.3).
В заключение подраздела отметим существенный вклад факторов воспитания в даже те поведенческие характеристики, которые частично детерминированы генетически. Это касается, например, уровня агрессивности, несмотря на несомненный вклад генов в формирование этого поведеческого признака, позволяющий выводить путем искусственного отбора гиперагрессивные линии мышей, крыс, морских свинок, кроликов, собак и др. Роль генов порой преувеличивают, поскольку оставляют без внимания воздействие факторов внешней среды на этапе внутриутробного развития и в первые дни, месяцы, годы после рождения индивида. А ведь именно на этих ранних стадиях индивидуального развития влияние факторов среды часто приобретает характер необратимого импринтинга! Выращенные в изоляции мартышки-верветки оказываются более агрессивными, нежели их сверстники, выросшие в составе группы (Raleigh, McGuire, 1994). Агрессивному поведению мартышек способствует также нестабильная ситуация в плане отношений индивидов между собой в биосоциальной системе. В США и ряде других стран накоплены важные данные, например, по влиянию жестокого или равнодушного обращения с маленькими детьми на их социальное поведение и все последующее развитие. Тот факт, что у агрессивных родителей дети достаточно часто также отличаются повышенной агрессивностью, можно объяснить не только общими генами у родителей и потомства, но и варварскими приемами воспитания, распространенными в таких семьях.
Политическая обстановка в стране оказывает неоспоримое влияние на ее генофонд, стимулиряуя распространение одних генов и подавляя другие. Это особенно рельефно видно в случае экстремальных политических ситуаций типа массовых репрессий и кровопролитных войн. Советский Союз при И.В. Сталине пережил и то, и другое, что не могло не сказаться на генофонде: в первую очередь гибли носители генов, предрасполагающих к одаренности и разным формам новаторства – от искусства и науки до политики, оказываясь наиболее уязвимыми в подобные эпохи.