От первобытности к государству

 

ва были обнаружены и у многих других народов гор: древних горцев Йемена, в средневековой Швейцарии и северной Испании, в Албании, Черногории, у горских народов Атласа, Афганистана, Восточных Гима­лаев.

Правда, обращение к параллелям с другими подобными обществами показывает более широкие вариации политического устройства. В тибето-бирманских обществах выделяются подобные ифугао общины с развитой внутренней стратификацией (качины, чанг) и, условно говоря, «аристокра­тические» общины с властью наследственных вождей (чины). Изучая осо­бенности политогенеза у горских народов Кавказа, исследователи пришли к мнению о чрезвычайной пестроте форм политической организации в этом регионе. Наряду с монархиями (Грузия, Авария) здесь бытовали «ари­стократические» (с наследственной властью — адыги, карачаевцы), «демо­кратические» (с выборной властью — часть адыгов) и так называемые воль­ные (прямая демократия) общества (Нагорный Дагестан). Такое многооб­разие привело ряд советских ученых к необходимости выделения особо­го варианта развития — «горского» феодализма.

Более приемлемый вариант объяснения специфики горских об­ществ был основан на политической теории Шарля Луи Монтескье (1689—1755). Согласно закону Монтескье, размеры общества коррели-руются с типом политического режима. Для маленьких обществ харак­терна республика, для средних — монархия, для больших — деспотия. В такой позиции есть своя логика, поскольку значительная территория действительно предполагает большие административные усилия власти (единственное бросающееся в глаза исключение — США). Небольшая территория позволяет населению обеспечивать эффективный контроль за «управителями», препятствовать отдельным лицам монополизации политической власти, а в случае необходимости — ввести прямое де­мократическое правление. Придерживающийся этой идеи М.А. Агла-ров (Агларов 1988) проводит прямые аналогии между общинными порядками Нагорного Дагестана и древнегреческими полисами. Агла­ров выделил два варианта дагестанских горских общин: дисперсные джамааты (общины), состоящие из нескольких небольших деревушек, и возникшие в результате синойкизма* урбанизированные джамааты. Джамааты объединялись в «вольные общества», последние составля­ли общий «союз» или «конфедерацию» вольных обществ Нагорного Дагестана.

Другие исследователи (Ю.Е. Березкин, А.В. Коротаев и др.) настаи­вают на еще большей распространенности «полисного» варианта разви­тия. Березкин убедительно доказал, что альтернативная вождеству со­циально-политическая организация была характерна не только для гор­ских народов. Он сопоставляет археологическую модель вождества с данными раскопок ряда доисторических обществ Передней Азии и

* Синойкизмом в Древней Греции называлось объединение нескольких поселений в один полис.

Туркменистана. Просчитав возможную численность населения этих об­ществ, он приходит к выводу, что численность их населения соответст­вует численности населения типичных вождеств. Однако археологиче­ские критерии чифдомов в этих культурах отсутствовали: вместо ие­рархической системы поселений — дисперсное расселение общин; вме­сто резкой грани между элитой и простыми общинниками — слабое проявление имущественного и/или социального неравенства; вместо мо­нументальной храмовой архитектуры — множество небольших (семей­ных?) мест для отправления ритуалов. Ю.Е. Березкин находит этноис-торические аналогии в обществе апатани Восточных Гималаев (Берез­кин 1994; 1995; 1995а).

А.В. Коротаев (Коротаев 1995) дополнительно привлек внимание к так называемым горским обществам в связи с проблемой «греческого чуда». Он показал, что децентрализованные политические системы гор­ских сообществ имеют принципиальное сходство с греческими полиса­ми. Коротаев значительно расширил список подобных полисам обществ историческими и этнографическими примерами из Европы, Африки и Азии. Демократический характер политической организации горских об­ществ, полагает Коротаев, следует считать закономерным. Это было обусловлено рядом взаимосвязанных причин. Небольшие размеры обществ предполагали прямое участие всех членов общества в полити­ческой жизни (закон Монтескье). Пересеченный рельеф не способство­вал объединению общин горцев в более крупные иерархические струк­туры (например, в вождества), а также препятствовал подчинению гор­цев равнинным государствам соседей. Подобную защитную роль от соседей могли выполнять не только горы, но и болота (Белоруссия), моря, пустыни, безжизненные территории, а также сочетание тех и других (Карфаген, средневековая Исландия, Дубровник, Запорожская Сечь и подобные ей «вольные общества»). Разумеется, Коротаев призна­ет, что одна только эта причина не может объяснить феномен «грече­ского чуда», равно как и то, что далеко не все горские общества были демократическими (например, империя инков). Однако, вне всякого сомнения, особенности демократического устройства ряда древнегрече­ских полисов основываются именно на вышеперечисленных закономер­ностях.

Из всего этого вытекают еще два важных следствия. Во-первых, не
только горские, но и другие небольшие политии, защищенные естествен­
ными барьерами, могут создавать неиерархические формы правления.
Это позволяет сделать вывод, что параллельно с созданием иерархиче­
ских обществ (вождеств и государств) существует другая линия социаль­
ной эволюции — неиерархические общества. Все это дает основание пред­
положить, что социальная эволюция является многолинейной (Korotayev
1995; 1996; Коротаев 1997; 1998; 1998а; 1999; Бондаренко 1998; Бондарен-
ко, Коротаев 1999; Bondarenko, Korotayev 2000; Kradin, Korotayev,
Bondarenko et al. 2000; Крадин, Коротаев, Бондаренко, Лынша 2000). Суть
данного явления хорошо выразил Эрнст Геллнер. ,

Глава 4

От первобытности к государству

 

Политические единицы в аграрную эпоху очень различаются по размерам и типу. Но их можно приблизительно разделить на два вида или скорее полюса: локальные самоуправляющиеся сообщества и большие империи. С одной стороны, существуют города-государ­ства, остатки родовых общин, крестьянские общины и так далее, ведущие свои собственные дела с очень высоким коэффициентом политического участия (по удачному выражению С. Андрески) и с неярко выраженным неравенством; и с другой стороны — огромные территории, контролируемые сконцентрированной в одном месте силой (Геллнер 1991: 47).

Большое количество примеров в подтверждение мнения Геллнера приводится в статье Ю.И. Семенова о различных путях политогенеза (Семенов 1993). Правда, Семенов и в этой работе остается верным одно­линейной марксистской схеме.

Попытки проверить данную модель на основании формальных кросскультурных методов демонстрируют устойчивые корреляции меж­ду такими показателями, как «размер семьи», «родовая организация», с одной стороны, и степень демократичности политической организации — с другой. В частности, для иерархических обществ характерны жесткие надобщинные структуры, родовая организация, большесемейная общи­на, тогда как для неиерархических — территориальная организация, тер­риториальная община, малые формы семьи (А.В. Коротаев и Д.М. Бон-даренко). Можно также допустить, что данная билинейность имеет ка­кие-то более фундаментальные основания, поскольку она характерна не только для развитых цивилизаций, но ее истоки можно проследить на самых ранних этапах истории человечества (О.Ю. Артемова) и даже у приматов (М.Л. Бутовская).

Во-вторых, для жителей небольших (в том числе горских) обществ характерна высокая степень политической активности («протестнос-ти» — по Ш. Айзенштадту), тогда как для подданных равнинных аграр­ных государств (в первую очередь крестьян) — более пассивное полити­ческое поведение. Последнее обстоятельство отмечалось многими ис­следователями крестьянских сообществ (Э. Вольф, Дж. Скотт, Э. Хоб-сбаум, Т. Шанин и др.).

Интересно, что у многих горских народов участие масс в полити­ческой деятельности приводило к блокированию развития антидемо­кратических тенденций. В конце XVIII в. у адыгов Кавказа произош­ли так называемые антиаристократические революции, в результате которых многие из местных князьков были убиты или изгнаны. У ка-чинов Тибето-Бирманского нагорья в середине XIX в. власть наслед­ственных вождей также была свергнута. Подобный демократический переворот произошел у нага северо-восточной Индии (Покровский 1958; Маретина 1980; Шинкарев 1984). Исходя из этого, уже не ка-

жется такой случайной победа афинского демоса над аристократией, римского плебса над патрициями, а античный путь развития столь уникальным.

4. Происхождение государства

Едва ли не самый дискуссионный вопрос политической антрополо­гии — образование государственности. Существует множество различ­ных точек зрения на этот счет. В эпоху Нового времени возникла так на­зываемая теория «общественного договора» (Т. Гоббс, Дж. Локк, Ж.-Ж. Руссо), согласно которой государство возникает как продукт вну­треннего соглашения между людьми, которые передают часть своей свободы и власть государству, чтобы обеспечить общественный поря­док и неприкосновенность собственности. В XIX в. появилась «завоева­тельная» теория политогенеза (Л. Гумплович, Ф. Оппенгаймер). Ее сто­ронники полагали, что первые государства возникли в результате внеш­него фактора — завоевания воинственными кочевниками или викингами земледельческих обществ и установления победителями эксплуатации подчиненных.

В тот же период были созданы основы марксистского учения о клас­сах и государстве, согласно которому государство представляет собой политическую машину для подавления господствующими классами трудящихся масс («Манифест Коммунистической партии», 1848). В то же время К. Маркс и Ф. Энгельс выдвинули две основные модели вы­зревания государства. В «Экономических рукописях 1857—1861 гг.» К. Маркса и в «Анти-Дюринге» (1978) Ф. Энгельса возникновение госу­дарства и классов описывается как процесс постепенной узурпации вож­дями своих управленческих функций, превращения первоначальных «слуг народа» в «господ над ним». В «Происхождении семьи, частной собственности и государства» (1884) Энгельс нарисовал иную картину политогенеза: развитие экономики приводит к росту прибавочного продукта, появлению имущественного неравенства и классов. Господ­ствующие классы для охраны своей собственности изобретают государ­ство — сначала рабовладельческое, затем феодальное.

В XX в. продолжилось изучение проблемы происхождения государ­ства. «Завоевательная» теория оказала определенное воздействие на немецких марксистов К. Каутского и Г. Кунова. ее влияние прослежи­вается в работах Р. Турнвальда, Д. Вестермана, Л. Крэдера и Р. Карней-ро. Состоятельная критика «завоевательной» теории принадлежит американскому этнологу Роберт Лоуи (1883—1957). В книге «Происхож­дение государства» Лоуи показал, что завоевание далеко не всегда ве­дет к государству. В истории были примеры государств, которые были созданы без завоевания. Наконец, для того чтобы завоевание привело к государственности, общества покорителей и побежденных должны были обладать некоторой стратификацией. Следовательно, не только война может быть причиной, ответственной за возникновение государ-

Глава 4

Or первобытности к государству

 

ства. Сам Лоуи являлся сторонником функциональной версии, он пола­гал, что организационная деятельность предводителей могла привести к складыванию государства, хотя и не продемонстрировал, как этот про­цесс должен был происходить в истории (Lowie 1927).

Известный востоковед и критик советского авторитаризма Карл Виттфогель (1896—1988) выдвинул ирригационную теорию политоге-неза, согласно которой первоначальная государственность и развитие власти напрямую связаны с необходимостью строительства для обще­ства крупномасштабных оросительных сооружений (Wittfogel 1957).

Эстер Босерап высказала предположение, что предпосылкой госу­дарства является демографический рост. Когда осваивается вся тер­ритория обитания и население максимально возрастает, возникает не­обходимость в интенсификации сельского хозяйства. Это предполага­ет совершенствование организации управления, что сопровождается дифференциацией статусов, увеличением «социокультурной сложнос­ти» и генезисом государства (Boserup 1965).

Отчасти эти идеи перекликаются с «ограничительной» (circumscription) теорией Роберта Карнейро, который показал, что гене­зис государства связан главным образом с ростом населения и увеличе­нием конкуренции за ресурсы, что в свою очередь приводит к умноже­нию конфликтов и войн. Естественный выход из этого — введение поли­тической иерархии. Она, с одной стороны, закрепляет господство побе­дивших в конфликтах групп и, с другой стороны, интенсифицирует про­изводство для разрешения демографических и экономических про­блем (Carneiro 1970).

Грегори Джонсон и Генри Райт (Johnson 1973; Wright, Johnson 1975; Джонсон 1986), изучая механизмы реагирования социальных систем на различные стрессы, пришли к выводу, что увеличение размеров соци­альной системы возможно до определенного порога. При чрезмерном увеличении нагрузки уменьшается эффективность существующей орга­низации принятия решений. Чтобы справиться с возникшими перегруз­ками, необходимо ввести организационную иерархию, т. е. государство. Рассмотрев системы поселений в Месопотамии, они пришли к выводу, что переход от двухуровневой политической организации к трехуровне­вой сопровождался изменениями в архитектуре, специализации поселе­ний, масштабной урбанизации. Все это, по их мнению, дает основание предположить, что для вождеств была характерна двухуровневая иерар­хия (локальные общины и центр), тогда как для ранних государств — трехуровневая (деревни, районные центры и столица).

Еще одна популярная модель — торговая. Ее основная посылка осно­вана на том, что торговля на большие расстояния является важным компонентом увеличения власти правителей вождеств и ранних госу­дарств. Получая из-за границы своих владений редкие и диковинные товары и распределяя их внутри общества, иерарх контролировал ре-дистрибутивную сеть, повышал свой престиж и увеличивал влияние на подданных (Webb 1975; Ekholm 1977).

Важную роль в закреплении государственного механизма играла иде­ология. Она узаконивала сложившееся статусное неравенство. По всей видимости, формирование идеологии существующей системы господства являлось столь же важным моментом, что и экономическое или полити­ческое принуждение (Скальник 1991; Skalnik 1996).

В целом, как показали сравнительно-исторические исследования последних десятилетий, не существует единой обязательной причины возникновения государства. На процессы политогенеза оказывали вли­яние самые разнообразные внутренние и внешние факторы: увеличе­ние прибавочного продукта, совершенствование технологии, рост наро­донаселения, экология, война и завоевание, внешнее влияние и торгов­ля, идеологический фактор и т. д. (Claessen, Skalnik 1978; 1981; Хазанов 1979; Haas 1982; Васильев 1983; Куббель 1988; Павленко 1989; Коро-таев, Чубаров 1991; Крадин, Лынша 1995; Claessen 2000 и др.).