Монголия в 1924 – 1940 гг. Установление республиканского строя, особенности политического и социально – экономического развития страны.

Провозглашение Монголии Народной Республикой состоявшееся в ноябре 1924 года было, бесспорно, крупным, более того экстраординарным, вслед за политической победой монгольской революции в 1921 году, собы-тием, оказавшим коренное воздействие на весь последующий ход новейшей историй страны. Необходимо отметить, что данному историческому событию предшествовал целый ряд других очень важных событий, которые в совокуп-ности во многом предопределили радикализацию политической ситуаций в Монголии. Это прежде всего такие события как обвинение в подготовке «контрреволюционных заговоров и мятежей» первоначально Д. Бодо, а впоследствии С. Данзана, расправа над ними и их сторонниками в августе 1922 года и в августе 1924 года; уход из жизни Д. Сухэ – Батора в феврале 1923 года, а затем, в мае 1924 года и Джебзун – Дамба – хутухты YIII; реше-ния ЦК МНП и правительства об учреждении республиканского строя, при-нятые в июне 1924 года, III съезд единственной, правящей МНП и принятие на нём курса на некапиталистическое развитие в качестве генеральной линии партии в августе того же года, разработка первой Конституции, созыв перво-го Великого Государственного Хурала и принятие на нём Конституции МНР. Как видно из хроники событий, 1924 год занимает особое место в истории монгольской революции, это также и исключительно важный рубеж во всей истории страны. В настоящее время, когда ещё неизвестны и не изучены многие новые, дополнительные документы и материалы, затруднительно делать окончательные выводы, в корне пересматривать прежние оценки и представления. Известно, что при разработке проекта первой Конституции МНР за образец была взята первая Конституция РСФСР 1918 года и что представители Коминтерна и советские специалисты принимали самое активное участие в этой работе. Не исключено, что в ходе дальнейшего изучения архивных материалов могут быть выявлены новые негативные факты политического давления на тогдашних руководителей Монголии при принятии столь ответственного решения. И всё – таки, несмотря на эти и другие отрицательные моменты и последствия, сам факт принятия первой Конституции и введения республиканского строя в Монголии является выдающимся прогрессивным событием во всей многовековой истории страны. Впервые в истории Монголии было провозглашено и законодательно закреплено краеугольное, принципиальное положение о том, что высшая власть в государстве принадлежит не хану, а народу. Произошёл отказ от средневековой деспотии, от феодально – теократической монархии и сделан выбор в пользу народовластия, прогрессивного общественного устройства. Впереди был трудный и долгий путь /он продолжается и поныне/ становле-ния и укрепления демократического и гражданского общества, но начало было положено тогда.

Безусловно то, что в подоплёке провозглашения МНР важное место занимает смерть главы ламаистской церкви, последнего богдо – гэгэна Джебзун – Дамба – хутухты YIII. Это был удобный момент и не только для ликвидации теократической монархии и провозглашения республики, но и вообще для пресечения поисков и реинкарнации святых перерожденцев – хутухт. Такое решение вопроса означало уже не просто замену монархичес-кого режима республиканским, но и подрыв важнейшего принципа сущест-вования самой буддийской общины в Монголии, В отличие от стран, где цивилизационное развитие давно уже утратило непосредственную связь с повседневной жизнью церкви, в Монголии ламаизм проник во все системы знаний и традиций, ценностей и верований, а также в сферы правления и власти, человеческих отношений и искусств. Количество лам в буддийской общине не ограничивалось: почти каждая семья имела в ней своего предста-вителя. Ламаистская община являлась, по сути, единственной после кочевого скотоводства устойчивой структурой, в рамках которой складывалась в тече-ние веков и аккумулировалась специфическая культура монголов. Прекраще-ние практики поисков и реинкарнации перерожденцев высших церковных иерархов означало, разумеется, акт уничтожения ламаистской общины, но акт замедленного, т.е. отсроченного на период жизни последних хутухт, действия. Однако надлом одного из устоев многовековой монгольской цивилизации произошёл удивительно спокойно, без вооружённой борьбы. Это было вызвано рядом следующих причин:

– во – первых, тем, что на период жизни высших лам сохранялось почти-тельное к ним отношение, вопрос о будущем ламства ставился весьма осто-рожно, подчёркивалась необходимость ограждения «страны, религии и са-мой нации» от всяких посягательств, провозглашался лишь принцип отде-ления религии от государства;

– во – вторых, ламаистская община в целом, связанная кровными узами с каждой монгольской семьёй, и тем самым совпадавшая, по сути, со всем обществом, уравновесила корпоративные интересы монастырских иерархов и была нейтральна;

– в – третьих, реальная власть в стране принадлежала тем силам, которые ко всему прочему взяли на вооружение дремавшую со времён Чингисхана и разбуженную бурными событиями начала ХХ века идею всемонгольского объединения – идею, способную в критический момент развития страны мобилизовать общество не менее эффективно, чем религия;

– в – четвёртых, данные силы имели определённую поддержку со стороны почти всех слоёв общества и мощное покровительство со стороны СССР.

Таким образом, в конце 1924 года в Монголии сложилось неустойчивое равновесие, своеобразный момент в формировании модели цивилизационно-го развития, в которой в синкретической форме переплелись нормы буддиз-ма, панмонголизма и республиканской конституции. Очень скоро, правда, синкретизм этот рухнул в связи с запретом идеологии панмонголизма, раз-вернувшимся наступлением на лам и приходом тоталитаризма.

Так чем же всё – таки был для страны 1924 год, какие стартовые возможности он открыл перед монгольским народом? На сей счёт в самой Монголии существуют различные точки зрения, к сожалению мы не имеем возможности сейчас останавливаться на них, я скажу только одно: все они сводятся в конце концов к признанию за актом провозглашения Монголии республикой установления государственного суверенитета, а все разногласия уже относятся к вопросу о степени суверенности. И с такой позицией нет оснований не соглашаться – создание республиканского строя, провозгла-шение Монголией собственных принципов внутреннего и внешнего разви-тия, – всё это чётко отражает основные достижения национально – освобо-дительного движения 20-х – 30-х гг. ХХ века в целом. Монголия обрела свой исторический шанс продвижения по пути социально – экономического прогресса.

Имелись ли предпосылки к установлению республики? На взгляд современных отечественных историков, они постепенно формировались. Прошли выборы в местные органы власти – народные хуралы, появились первые ростки демократических преобразований, укреплялась МНП, усили-валось её левое крыло. Надо сказать и о росте влияния Коминтерна: это было связано с общей линией на укрепление позиций СССР в этой стране, с проис-ходившими в Монголии крупными переменами, стремлением усилить влия-ние на её внутреннюю и внешнюю политику, на обстановку в дальневосточ-ном регионе в целом, особенно с учётом нарастания революционного дви-жения в Китае.

11 августа 1924 года Президиум Исполкома Коминтерна принял спе-циальную резолюцию по монгольскому вопросу. На её содержании сильно сказались итоги Y Конгресса Коминтерна /июнь – июль 1924года/, выдвинув-шего задачу большевизации партий – секций, изучения и творческого приме-нения ими опыта РКП/б/. Главный смысл резолюции состоял в распростране-нии идеи «большевизации» на МНП, в укреплении левых сил в Монголии и реализации их политического курса. Примерно в это же время ИККИ принял решение направить в Монголию своего официального уполномоченного. В начале октября того же года в Ургу прибыл Уполномоченный Исполкома Коминтерна при ЦК МНП Турар Рыскулов. Перед ним стояли сложные и обширные задачи – в соответствии с последними решениями Коминтерна способствовать укреплению связей Монголии с СССР, дальнейшему сбли-жению МНП и Союза молодёжи с Коминтерном, помочь монгольскому руководству в осуществлении намечавшихся реформ.

Т. Рыскулов в свои 30 лет был уже многоопытным и видным деятелем, работавшим ранее председателем ЦИК и СНК Туркестана, заместителем нар-кома по делам национальностей РСФСР, ответственным сотрудником ИККИ. Это был убеждённый коммунист, яркий, одарённый человек сильного харак-тера, неуёмной энергии, невероятной работоспособности.

С первых дней пребывания в Монголии Т. Рыскулов развил бурную деятельность. Прежде всего он активно включился в работу по подготовке и проведению Первого Великого Хурала /ноябрь 1924 года/. Созыв его наме-чался ещё при богдо – гэгэне, но неоднократно откладывался. С введением республиканского строя проведение Великого Хурала, установление консти-туционных основ государства стало первоочередной задачей. Т. Рыскулов оказал существенную помощь в составлении первой монгольской Конституции, обсуждение и принятие которой стало одним из основных вопросов в повестке дня Великого Хурала. Разработка проекта Конституции началась давно, но завершённый вид документ приобрёл уже при Рыскулове. Вполне понятно, что при составлении и редактировании проекта активно использовался опыт подготовки конституций РСФСР и СССР. В то же время при внимательном чтении текста монгольской Конституции ясно прослежи-вается стремление максимально учесть национальную специфику, предшест-вующие законодательные акты монгольского правительства. В Конституции есть ссылки на «существовавшие с древних времён обычаи», говорится об «уничтожении системы круговой поруки» при аннулировании долгов ино-странным фирмам, об отмене сословных титулов и званий феодалов, владе-тельных прав хутухт и губилганов и т.д. Конституция устанавливала, что «Монголия объявляется полноправной Народной Республикой», основная задача которой заключается «в уничтожении с корнем остатков старого деспотического порядка и мировоззрений, существовавших при поработи-телях и угнетателях, и в укреплении основ нового республиканского строя на основе полной демократизации государственного управления». Члены конституционной комиссии согласились с предложениями Рыскулова о включении в Основной закон ряда важных положений – об отделении церкви от государства, об образовании Малого Хурала /верховного органа между сессиями Великого Хурала/, о сокращении сроков полномочий выборных органов и др. Представитель Коминтерна высказывался за активное привле-чение в органы власти рядовых аратов, и во многом благодаря этому во главе Малого Хурала оказался тогда мало кому известный арат П. Гэндэн, ставший впоследствии крупным государственным деятелем, премьер – министром МНР.

Т. Рыскулов выступил на Хурале с приветствием от ИККИ, деятельно участвовал в обсуждении статей Конституции и других вопросов, вниматель-но слушал делегатов, познакомился со многими из них. Сказал он своё сло-во, в частности, и по такому вопросу, как переименование монгольской столицы Урги. Большинство делегатов высказывалось за название «Батор» /«Богатырь»/. Рыскулов предложил добавить слово «Улан» /«Красный»/, и полномочные представители монгольского народа дружно проголосовали за новое наименование своей столицы – Улан – Батор /Красный богатырь/.

Т. Рыскулов был доволен работой Хурала. В своём докладе от 15 декабря 1924 года, направленном в Восточный отдел ИККИ, он с удов-летворением отмечал: «Делегаты усвоили, что у власти должны быть по возможности бедные и честные люди». Произошёл «переворот в умонас-троениях за 20 дней работы. Люди почувствовали свои возможности...». «Принятие Основного закона, – подчёркивал он, выступая на Хурале, – закрепляет окончательный путь к свободной независимой Монголии».

Т. Рыскулов внёс свою лепту и в разработку экономической политики. Он постоянно призывал усилить внимание к основной отрасли монгольской экономики – животноводству, которое, как он говорил, «имеет огромное будущее по своим возможностям». Он поддержал начинания монгольского руководства по упорядочению финансов, налоговой и таможенной системы, налаживанию работы только что созданного Торгово – промышленного банка, введению национальной валюты – тугрика, урегулированию отноше-ний с иностранными, прежде всего китайскими, фирмами, укреплению на-циональной торговли, становлению первых очагов промышленности. При этом важное значение придавалось улучшению взаимодействия монгольских и советских торговых организаций, росту советско – монгольской торговли, экономическому сотрудничеству в целом. Было признано целесообразным осуществить реорганизацию органов управления. Министерство финансов стало чисто финансовым учреждением, были образованы Министерство народного хозяйства и Экономический совет. Участие Рыскулова и в этой работе было заметным.

Однако главные заботы Т. Рыскулова были связаны с проблемами партийного строительства. МНП была тогда ещё слабой, немногочисленной, у партийных функционеров не хватало опыта, знаний, деятельность центра-льных и местных организаций страдала неупорядоченностью, несогласован-ностью. Общим явлением было смешение функций партийных и государст-венных органов, подмена первыми вторых. Рыскулов помог в разработке необходимой документации, регламентирующей работу парторганизаций /положения об отделах ЦК и др./. Но самое главное – он непосредственно участвовал в разработке проектов новой программы и устава партии. Этим он занимался с чувством особой ответственности, упорно, не жалея времени. Документы были рассмотрены на пленуме ЦК в марте 1925 года, решившем представить их на утверждение очередного, IY съезда партии. Они отражали задачи партии, исходя из перспектив развития страны по некапиталистичес-кому пути. В проекте программы содержалось немало полезных и важных положений о развитии экономики, национальной культуры, об укреплении органов государственной власти, улучшении положения народных масс. Но документ был составлен прежде всего с учётом того, что монгольская партия ориентируется на Коминтерн, и, следовательно, необходимо постепенно, последовательно внедрять те или иные коммунистические принципы и идеи в повсеместную жизнь партии, вести линию на её «большевизацию». В про-граммном документе указывалось, что партия будет активно стремиться к тому, чтобы окончательно уничтожить остатки внутренних светских и духов-ных реакционеров, гнёт капитала иностранных купцов и ростовщиков, а так-же старое мировоззрение и традиции, наносящие вред народу. Отмечалась роль государственного и кооперативного секторов в народном хозяйстве Монголии. Подчёркивалось значение марксистско – ленинского учения. После мартовского пленума 1925 года Монгольская народная партия стала официально именоваться Монгольской народно – революционной партией /МНРП/.

Сейчас конечно можно долго спорить о том, насколько своевременно, не слишком ли поспешно и не слишком ли искусственно внедрялись некоторые коммунистические принципы в партийные структуры Монголии, можно вообще не признавать за такими действиями ничего правомерного, но в том, что подготовка новых программы и устава, прочих партийных документов, равно как и другие предпринимавшиеся при содействии Рыскулова меры, способствовали в тех конкретных условиях организационному укреплению партии, повышению её роли в стране, – в этом вряд ли можно сомневаться.

В настоящее время предметом серьёзных споров и дискуссий в отечест-венной и монгольской историографии является проблема некапиталистичес-кого пути развития Монголии. Подробно останавливаться на её рассмотре-нии мы не будем, поскольку тема «Социализм и коммунизм на Востоке» выносится на коллоквиум. Я лишь приведу высказывания некоторых россий-ских историков-монголоведов по данной теме.

Так, к примеру, Надиров Ш.Г. считает, что монгольские революционе-ры были прежде всего национальными демократами и соответственно про-водили курс на развитие национальной демократии. В решениях III съезда МНП отсутствовало само понятие «некапиталистический путь развития» и общий их дух носил национально – демократический характер. В то время большинство монгольских революционеров, по всей видимости, вряд ли чётко представляло себе суть некапиталистического пути развития. Они воспринимали его как лозунг к достижению новой, лучшей, счастливой жизни для своего народа. Другого пути в то время не было. Поскольку Монголия находилась в орбите влияния Советской России, то выбор ею некапиталистического пути развития был необходимым, почти неизбежным.

В свою очередь, Гольман М.И. придерживается твёрдого мнения, что никакой теории некапиталистического развития, как цельного законченного учения или доктрины, не было и нет. Были отдельные, весьма разрозненные высказывания и положения преимущественно гипотетического характера у К. Маркса и Ф. Энгельса, априорного и весьма голословного у В.И. Ленина и в решениях Коминтерна, необычайно путанного, туманного и противоре-чивого – у недавних «теоретиков» некапиталистического пути и т.н. социа-листической ориентации. Тем более не могло быть этой теории у монголь-ских революционеров и вся т. н. «генеральная линия на некапиталистическое развитие», принятая III съездом МНП, состояла из одной фразы в его реше-ниях о необязательности «стадии капиталистического рабства», более всего смахивающий на лозунг, на благое пожелание, чем на конкретную установку и программу действии.

Но если учения как такового не было, так что же тогда было? Согласно Гольману М.И. была практика грандиозного социального эксперимента по переводу кочевого общества на рельсы социализма советского образца, окон-чившаяся не менее грандиозным провалом и показавшая лишний раз, что история не терпит насильственных скачков и может развиваться лишь путём естественной эволюции.

Железняков А. С. рассматривает проблему некапиталистического пути развития Монголии с точки зрения цивилизационного подхода. Неустойчи-вое равновесие разных цивилизационных норм, по его мнению, было посте-пенно замещено адаптированным для Монголии вариантом социалистичес-кой идеологии. На этом пути попыток претворения в жизнь социалистичес-кого учения, получившем название «некапиталистический путь развития», произошла окончательная ликвидация устоев ламаистской цивилизации в Монголии и было создано общество с симбиозом уже иных идеалов и норм, связанных с тоталитарным менталитетом /«нормы социалистического общежития», «общества социальной справедливости», идеалы «самого передового общественного строя», «самой прогрессивной культуры» и т.д./.

По мнению Яскиной Г.С. постановка вопроса о некапиталистическом пути развития как одной из моделей, основные черты которой должны были отразить особенности построения социализма в слаборазвитых странах будет ещё долгое время предметом научно – теоретических дискуссий. Что касает-ся Монголии, то возникновение теории некапиталистического пути развития отразило потребность этой страны иметь в своём распоряжении теорию, ко-торая сближала бы её с теми целями и задачами, которые ставил перед собой СССР. В этом был и определённый прагматический подход: МНРП испы-тывала потребность сформулировать конкретные задачи развития страны, подкрепив их теоретической проработкой, что было присуще деятельности авангардных партий: РКII/б/ – в России, МНРП – в Монголии.

Вопрос о том, существовала ли теория некапиталистического пути развития или не существовала, представляется в известной мере схоласти-ческим – она появилась как закономерный результат приспособления теории научного социализма к условиям слаборазвитости. Как целостное учение оно не было разработано классиками марксизма – ленинизма, но это – детище международного коммунистического и рабочего движения, и отрицать это практически невозможно. Другое дело – насколько оно оказалось состояте-льным. Ответ на этот вопрос относится к общей проблеме оценки социализма как теории и практики ХХ века, осуществляемой на значительной части гео-графического пространства нашей планеты.

Для поддержания проводимой МНРП политики и укрепления престижа страны на международной арене, в 1925 году из Монголии были выведены войска РККА СССР. Однако Советский Союз активно продолжал вмешива-ться во внутренние дела МНР и оказывал ей значительную экономическую и политическую поддержку.

Начиная с 1926 года в монгольском руководстве всё чаще начинают воз-никать разногласия относительно дальнейших перспектив существования и развития МНР. Группа ответственных партийных и государственных работ-ников возглавляемая председателем ЦК МНРП Ц. Дамбадоржем попыталась противостоять форсированному переходу Монголии на рельсы социалисти-ческого строительства, за что сразу же получила ярлык «правого уклона» от представителей Коминтерна и советского полпредства в этой стране. Так называемые «правые» предлагали не спешить со свёртыванием рыноч-ных отношений в экономике Монголии и выступали с поддержкой нарожда-вшихся элементов национальной буржуазии. В то же время они стремились ограничить деятельность иностранных торговых фирм в стране и способство-вали развитию кооперативного движения. Выдвинув тезис о преимуществе крупных животноводческих хозяйств по сравнению с мелкими, они утверж-дали, что с ликвидацией первых экономика страны деградирует, поскольку именно они дают большую часть товарного сырья идущего на экспорт /и как показал ход дальнейших событий, они были правы/. В противовес «левым», поддержавшим сталинский тезис об обострении классовой борьбы по мере продвижения к социализму, «правые» выдвинули теорию «национального монгольского корня» вытекавшую из идеологии и практики панмонголизма. Поскольку задача национального освобождения Монголии, по мнению «правых», уже была решена, перед МНРП стояла лишь проблема укрепления независимости страны, а мероприятия, затрагивающие интересы каких – либо социальных групп, являются вредными, т.к. могут создать между ними антагонизм, опасный для укрепления «национального монгольского корня».

Развязка наступила на YII съезде МНРП, состоявшемся в октябре 1928 года, – «правые» подверглись обструкции и разгрому. Однако реп-рессивные меры, которые были предприняты в отношении участников этой группировки, носили сравнительно мягкий характер – они остались в рядах партии, часть из них была перемещена на менее значимые посты в партийно - государственной иерархии, а лидера «правых» Ц. Дамбадоржа даже коман-дировали на учёбу в СССР, где он закончил Московский институт народного хозяйства им. Плеханова. Он умер естественной смертью в 1934 году.

Укрепившие, при поддержке Коминтерна, свои позиции «левые» сле-дуя директивам YII съезда партии перешли «в решительное наступление на позиции класса феодалов». На практике это мероприятие сопровождалось волной кровавых расправ с недовольными. В течение 1929 – 1932 гг. было конфисковано имущество свыше 1300 крупных хозяйств «врагов революции и народного строя», стоимость которого составляла около 10 млн. тугриков. Конфискованный скот и имущество были переданы неимущему или мало-имущему аратству.

В 1930 г. на YIII съезде МНРП по инициативе «левых» был взят курс на «сплошную коллективизацию» сельского хозяйства Монголии и раскулачи-вание зажиточных аратов. Насаждая колхозы административными насильст-венными методами в стране явно неподготовленной к подобным «экспери-ментам», «левые» серьёзно дискредитировали в монгольском обществе саму идею социалистического переустройства мелкотоварного аратского хозяйст-ва. Результаты подобной политики не замедлили сказаться: только за 1931 – 1932 гг. поголовье скота – главного богатства монголов – сократилось на 1/3.

Серьёзные перегибы в этот период были допущены и в отношении рели-гии и ламства. «Левые» стали насильственно переводить лам в светское сос-тояние, закрывать дацаны, запрещали молебствия, издевались над религиоз-ными чувствами верующих. Это привело к объединению значительных слоёв духовенства против существующего в стране режима и переходу некоторой части аратства на сторону реакционной части ламства.

Политика левацких перегибов дорого обошлась монгольскому народу, привела к тяжёлым экономическим и политическим последствиям. Стихий-ные протесты аратства, спорадически вспыхивавшие в вышеуказанный период времени, весной 1932 года переросли в открытые антиправительст-венные восстания и мятежи, во главе которых встали низвергнутые револю-цией представители привилегированных сословий. Это было наиболее серь-ёзное выступление феодально – теократических сил против республиканско-го строя за все годы революционных преобразований, в ходе подавления которого погибло немалое количество людей.

Сложившаяся ситуация потребовала от монгольского руководства бо-лее взвешенного и реалистичного подхода к проблемам политического и социально – экономического развития Монголии. Появились «новые правые» или т. н. «правительственная фракция» в которую вошли П .Гэндэн, став-ший вскоре премьер – министром МНР, А. Амар, Г. Дэмид, Ж. Лхумбэ, Д. Лувсаншарав, а также и Х.Чойбалсан – будущий «монгольский Сталин». В свою очередь, руководство СССР и Коминтерна также предприняли опре-делённые шаги для того, чтобы сдержать взращённых же ими и не в меру ретивых ультрареволюционеров – леваков. ИККИ рекомендовал ЦК МНРП не превращать конфискацию имущества зажиточных аратов и коллективиза-цию сельского хозяйства в ударную кампанию, не спешить с переименовани-ем партии в коммунистическую. Политика «сдерживания левизны» в отно-шении МНРП проявилась в совместном постановлении ИККИ и Политбюро ЦК ВКП /6/ «0 Монголии» от 29 мая 1932 года, подписанном тремя руково-дителями – Д.З. Мануильским, О.В. Куусиненом и И.В. Сталиным. Данное постановление очень подробно определяло задачи ЦК МНРП и правитель-ства МНР. Тем самым оно не даёт возможности сомневаться в усилении диктата в отношении этих органов со стороны ИККИ и Политбюро ЦК ВКП/б/. III чрезвычайный пленум ЦК и ЦКК МНРП, состоявшийся в июне 1932 года, проанализировал на основе советов Исполкома Коминтерна и ЦК ВКП/б/ создавшуюся в стране обстановку, принял решение отказаться от задачи строительства социализма в Монголии, был провозглашён «новый курс». Суть его заключалась в том, что все усилия партии и правительства должны были быть направлены на укрепление республики как самостояте-льного независимого народного государства нового типа, на максимальное развитие производительных сил, на выкорчёвывание остатков феодализма и постепенное ограничение капиталистических элементов, на создание условий для успешного некапиталистического развития страны. Предусматривалось поощрение частнохозяйственной инициативы трудовых аратских хозяйств, постепенное внедрение простейших форм кооперации. В течение 1932 – 1934 гг. монгольское правительство приняло ряд важных мер, направленных на реализацию политики «нового курса»: решение о роспуске колхозов, за-кон о монастырском налоге и выпасе монастырского скота, новый закон о скотоводческом налоге, предусматривавший большие льготы для аратов, решения о развитии наряду с кустарнопромысловой кооперацией и госу-дарственной торговлей также и частных кустарных промыслов и частной торговли.

Однако прогрессивный «новый курс» вскоре был свёрнут по инициати-ве Х. Чойбалсана, ставшего к середине 30-х гг. ХХ века одной из ключевых фигур в партийно – государственном руководстве республики. Монголия вновь превратилась в опытное поле социалистического строительства. В стране начали разворачиваться массовые политические репрессии, при- чём террор развязанный Х. Чойбалсаном в собственной стране, по своим масштабам ничуть не уступал сталинскому террору в Советском Союзе. В 1936 году было сфабриковано дело об «антипартийной группе» во главе с премьер – министром МНР П. Гэндэном, по которому пострадало большое количество людей. Начался поход и против буддийского духовенства, обви-нённого в пособничестве «контрреволюции». Здесь, пожалуй, уместно при-вести слова И.В. Сталина, сказанные им ещё в 1935 году во время беседы с П. Гэндэном, т.е. за год до того, как последнего объявили «врагом народа»: «Во времена Чингисхана лам не было. Раз уж число лам в Монголии умно-жается, значит, умножаются силы, которые должны уничтожить народную власть. Уничтожение этой власти становится неизбежным. Вообще ваша власть и ламы не могут одновременно сосуществовать. Кто – нибудь из них победит. Стало быть, совместной с ламами власти не может быть. Отсюда следует, что против лам надо бороться и уничтожать их».

П .Гэндэн не принял во внимание мнение И.В. Сталина о проведении «исключительно твёрдой» политики в отношении ламства и верующих и не претворил в жизнь его «совет» о преобразовании управления внутренней безопасности в министерство внутренних дел. Это стоило ему жизни. Есть сведения, что И.В. Сталин вновь потребовал ликвидации лам при встрече в Москве с новым премьер – министром МНР А. Амаром в 1936 году. Как вспоминал впоследствии известный монгольский писатель Бямбын Ренчин А. Амар со слезами на глазах рассказывал ему: «Меня принял Сталин и пот-ребовал немедленно уничтожить лам в Монголии. Он сказал, что мы сами знаем, как их надо уничтожать. Но важнее, сказал он, дать вам, премьер – министр, личный совет, как провести эту операцию. Итак, Монголия долж- на уничтожить сто тысяч лам. Я давал всяческие разъяснения, но он их не принял».

Безусловно, И.В. Сталин по – своему судил об укреплении государствен-ной независимости и обороноспособности МНР. Однако во взаимоотношени-ях с лидерами МНР, как видим, он не церемонился, допускал грубое вмеша-тельство в её внутренние дела, попирал её суверенитет.

В 1937 году в Монголии, как и в СССР, прошла самая сильная волна политических репрессий против ряда видных деятелей МНРП и МНР, кото-рыми руководил Х. Чойбалсан. В рамках борьбы с буддийской религией было физически уничтожено около 70 тысяч лам /из 100 тысяч прожива-ющих в стране/, закрыты почти все дацаны. Равняясь на И.В. Сталина, Х. Чойбалсан начал чистку в армии, уничтожив там до 80% высшего командного состава, были репрессированы большинство членов ЦК и Президиума ЦК МНРП, в т.ч. премьер – министр МНР А. Амар, предсе-датель Малого Народного Хурала Д. Догсом и другие.

Установив таким образом свой полный контроль в стране, Х. Чойбалсан провёл в марте 1940 года Х съезд МНРП, на котором официально было объ-явлено о завершении демократического этапа монгольской революции и переходе к социалистическому строительству в МНР. Накануне съезда Х. Чойбалсан прибыл в Москву, где получил от советского руководства директивы по выработке новой Программы МНРП и Конституции МНР, не внёсшей, впрочем, существенных изменений в политическую систему Монголии, кроме отмены ущемления избирательных прав, содержавшемся в прежнем Основном законе. Состоявшийся вскоре после Х съезда МНРП YIII Великий Народный Хурал принял новую Конституцию МНР, в ст.1 которой говорилось следующее: «Монгольская Народная Республика есть независимое государство трудящихся /аратов – скотоводов, рабочих и интел-лигенции/, уничтоживших империалистический и феодальный гнёт, обеспе-чивающее некапиталистический путь развития страны для перехода в даль-нейшем к социализму».

Х.Чойбалсан, будучи Председателем Президиума Великого Народного Хурала МНР и членом Президиума /Политбюро/ ЦК МНРП, вплоть до своей смерти в 1952 году являлся, фактически, единоличным диктатором монголь-ского государства. Правда, по согласованию с советским руководством в 1940 году на пост первого секретаря ЦК МНРП был назначен Ю. Цеденбал, однако при жизни Х. Чойбалсана реальной полнотой власти в партии он не обладал. Ю. Цеденбал занимал пост первого /генерального/ секретаря ЦК МНРП до 1954 года, а затем с 1958 по 1984 гг. Он также несёт свою долю ответственности за происходившие в МНР беззакония в конце 30-х – начале 50-х гг. ХХ века, хотя и не в такой степени, как Х. Чойбалсан.

Режим, установленный в Монголии, был почти точной копией сталин-ского в Советском Союзе. И не случайно в 1944 году ряд членов монголь-ского руководства ставил вопрос о вхождении в состав СССР в качестве союзной республики, но поддержки И.В.Сталина эта идея не получила. В марте 1953 года в период проведения в Монголии траурных мероприятий по случаю смерти И. В. Сталина, Политбюро ЦК МНРП вновь приняло ре-шение о присоединении к СССР, но позиция нового советского руководства снова была отрицательной.

На протяжении почти четверти века, с 1921 по 1945 гг., оставался нерешённым вопрос о суверенитете МНР во внешнеполитических делах. Проблема состояла в том, что Китай отказывался официально признать полную независимость Внешней Монголии, считая е составной частью китайского государства, автономным государственным образованием в составе Китайской Республики. Двойственную позицию занимал и Советский Союз – советское руководство, де – факто признав МНР в качестве самостоятельного и независимого государства, тем не менее, не спешило закрепить её суверенитет де – юре. Подобная неопределённость нашла своё яркое отображение, прежде всего, в ранних советско –монголь-ских и советско – китайских соглашениях и договорённостях.

5 ноября 1921 года было подписано «Соглашение между правитель-ством РСФСР и Народным правительством Монголии об установлении дружественных отношений между Россией и Монголией». Текст данного соглашения, состоявший из вводной части и 13 статей, был обтекаемым и компромиссным. По взаимной договорённости, в него не вошли статьи о международно – правовом статусе Внешней Монголии и её отношениях с Китаем, а также пункт об Урянхайском крае. Вопрос о концессиях царской России был внесен в «Дополнительный протокол к соглашению» от 5 ноября 1921 года, в котором Советская Россия получила право «третьей стороны» при передаче российских концессий новым акционерам. Одновре-менно были подписаны секретные соглашения об изготовлении в Москве для Монголии бумажных денежных знаков и о миллионной ссуде банковским серебром Монгольскому Народному правительству для обеспечения денеж-ной эмиссии и на другие нужды.

Соглашение 5 ноября 1921 года между Советской Россией и Монголией было первым международным актом в формировании советско – монголь-ского политического союза, в котором Монголия вынуждена была занять подчинённую, зависимую роль. Вместе с тем соглашение объективно воз- рождало традиционные российско – монгольские связи , прерванные «смут-ными временами» 1917 – 1920 гг. Для Монголии официальное признание со стороны Советской России давало определённые политические и военные гарантии сохранения государственности и достижения в будущем полной независимости от Китая. Для советской стороны кроме идеологических соображений /поддержка национально – революционных движений на Востоке/ оно было выгодно с точки зрения государственных интересов – как создание на границе дружественного государства – «буфера» в возмож-ных конфронтациях с Китаем и Японией.

31 мая 1924 года в Пекине, после продолжительных и обоюдоострых переговоров, было подписано «Соглашение об общих принципах для урегулирования вопросов между СССР и Китайской Республикой». Статья 5 данного «Соглашения» определяла Внешнюю Монголию как «составную часть Китайской Республики». Одновременно полпред в Китае Л.М. Карахан официально заявил о готовности СССР вывести свои войска из Монголии по взаимному согласованию сроков вывода. Всё это вызвало резко негативную реакцию в Монголии.

Советско – китайское соглашение от 31 мая 1924 года стало возможным в результате взаимных уступок и компромиссов, и прежде всего со стороны СССР по «монгольскому вопросу». Одновременно соглашение определило основной международный «фон» Монголии накануне провозглашения МНР. Само же провозглашение республики являлось, с одной стороны, адекватным ответом монгольской стороны на советско – китайское соглашение, отрица-тельно воспринятое в Монголии – есть Китайская Республика, но отныне имеется и Монгольская Народная Республика, а, с другой, фактором даль-нейшего сближения СССР и МНР по всем основным направлениям.

В свою очередь, Коминтерн в течение 1924 – 1927 гг. реально рассмат-ривал три варианта разрешения «монгольского вопроса» , каждый из кото-рых имел свои преимущества и недостатки:

1./ Создание единой Монголии /Внешняя, Внутренняя и Барга/ с перспективой вхождения в СССР в качестве союзной республики;

2./ Существование объединённой Монголии в составе Китайской Федерации после победы революции в Китае;

3./ Сохранение «двух» Монголий – МНР под контролем СССР и Коминтерна и Внутренней Монголии в составе Китая на правах автономии.

Ход китайских событий к концу 1927 года заставил руководство Коминтерна взять на вооружение последний вариант как наиболее приемле-мый в контексте новых государственных задач СССР на Дальнем Востоке.

В более широком смысле временное поражение китайской революции явилось началом эволюции стратегического курса СССР в отношении Монголии – сменой революционно – классовых приоритетов общегосудар-ственными задачами, формированием сталинской геополитики на Дальнем Востоке, когда МНР из революционного «трамплина» в Китай превраща-лась в государство – «буфер» в надвигающемся конфликте с Японией, более серьёзным и опасным соперником, чем китайские режимы. Теория и практи-ка панмонголизма, возрождённая и поощряемая «революционной» диплома-тией, после 1927 года отходят на второй план, уступая место политике пол-ной изоляции МНР от Внутренней Монголии и Китая. В конечном итоге это приведёт к достижению МНР полного суверенитета в международных делах.

В августе 1945 года, вскоре после того как Советский Союз и МНР официально вступили в войну с Японией, правительство Китайской Республики скрепя сердце согласилось признать независимость Внешней Монголии, если всенародный плебисцит подтвердит стремление монголь-ского народа к самостоятельному государственному существованию. Плебисцит был проведён 20 октября 1945 года, его результаты были пред-сказуемы – большинство монголов высказалось за независимость своей родины от Китая. МНР была признана международным сообществом в качестве независимого и суверенного государства, стала полноправным членом ООН.