Тоталитарный человек и государство

Антропологический компонент тоталитаризма состоит в стремлении к полной переделке и трансформации человека в соответствии со своими идеологическими установками. Важное место в комплексе идей и механизмов, направленных на изменение человеческой онтологии, занимает жесткий контроль над сознанием человека, его мыслями, помыслами, внутренним миром. В 1941 г. Дж. Оруэлл писал:

Тоталитаризм посягнул на свободу мысли так, как никогда прежде не могли и вообразить. <Причем> контроль над мыслью преследует цели не только запретительные, но и конструктивные. Не просто возбраняется выразить - даже допускать - определенные мысли, но диктуется, что именно надлежит думать, создается идеология, которая должна быть принята личностью, норовят управлять ее эмоциями и навязывают ей образ мысли и поведения. Она изолируется, насколько возможно, от внешнего мира, чтобы замкнуться в искусственной среде, лишив возможности сопоставлений.

Более того, ставится задача полной трансформации человека, Конструирования нового типа личности - некоего homo totali-taricus с особым политическим складом, особой ментальностью, Мыслительными и поведенческими характеристиками и т.д. - путем стандартизации, унификации индивидуального начала, его растворения в массе, сведения всех индивидов к некоему среднестатистическому знаменателю, стерилизации или во всяком подавлению индивидуального, личностного начала в человеке.

Пожалуй, предельно ясно позицию марксизма-ленинизма по этому вопросу сформулировал В.Маяковский, который декларировал в поэме "Владимир Ильич Ленин": "Единица, кому она нужна? Голос единицы тоньше писка. Кто ее услышит? Разве жена... Единица - вздор, единица ноль". На смену индивидуальности, предполагающей разнообразие, оригинальность отдельной личности, приходит тип, предполагающий однообразие, однозначность, стирание индивидуальных особенностей.

Следует особо подчеркнуть, что тоталитаризм как особый общественно-политический феномен невозможен без массовой базы, растворения отдельного индивида в массе, толпе. Он никогда не мирится с управлением только c помощью внешних средств, а именно государства и механизма физического насилия. В отличие от всех остальных движений и общественных феноменов тоталитаризм предполагает полную и безусловную лояльность индивидуального человека общества режиму, партии или вождю. Тоталитаризм открыл для себя средства господства и терроризирования людей изнутри. Здесь вождь-Фюрер и массы слиты в неразрывном единстве: вождь-фюрер зависит от масс в такой же степени, в какой они зависят от него, без него они останутся аморфной толпой, лишенной внешнего представительства. В свою очередь сам вождь-фюрер без масс - ничто.

Масса - это особое образование. Она не обязательно предполагает некоторое сборище множества людей на площади, улице, стадионе или ином открытом пространстве. С точки зрения параметров сознания, приверженности определенным стереотипам поведения и реакции человек может принадлежать к толпе, массе, не выходя из собственной квартиры. Масса, как отмечал Х.Ортега-и-Гассет, не то же самое, что, скажем, рабочие, пролетариат. Сущностная ее константа - это средний, заурядный человек. В этом смысле масса как скопление множества людей или количество людей приобретает качественные параметры социально типического. Заурядность, среднестатистичность становятся общими социальными признаками человека без индивидуальности. Важнейшая характеристика этого типа человека - его убеждение, уверенность в своем совершенстве. Личность, человек как индивидуальность или, скажем иначе, элитарный человек ("элитарный" в смысле высокого интеллектуального полета или глубины проникновения в сущность вещей, что возможно и на обыденном, рассудочном уровне, уровне простого человека) не убежден ни в своем совершенстве, ни в совершенстве мира. Этот тип человека не мыслит себе жизнь без служения чему-то высшему - обществу, людям вообще, благородному в его понимании делу и т.д. Его жизнь подчинена самодисциплине, что предполагает требовательность прежде всего к самому себе, ответственность за свои действия.

Совершенно иное дело "человек массы". Назвав синдикализм и фашизм странным явлением, Х.Ортега-и-Гассет усматривал их "странность" не в том, что они новы, а в тех формах, какие они принимают, в стиле поведения и действия их приверженцев. Под их маркой, писал Ортега-и-Гассет [12], "в Европе впервые появился тип человека, который не считает нужным оправдывать свои претензии и поступки ни перед другими, ни далее перед самим собой".

Стремясь во что бы то ни стало, любой ценой достичь своих целей, он присваивает себе "право действовать без всяких на то прав". В таком поведении раскрывается природа нового человека массы, не способного к идейному творчеству, но желающего иметь собственные "идеи" и "мнения".

Названные характеристики человека массы способствуют развитию тенденции к своеобразному социальному нарциссизму, самовлюбленности и уверенности людей и общества в целом в своей непогрешимости. Они буквально перестают видеть в реальном воплощении окружающий их мир и смотрят на него через черно-белые очки. Для обозрения внешнего мира, вместо того чтобы смотреть в окно, они предпочитают смотреть в зеркало. Что человек склонен к самообману, нежеланию знать всю правду о себе и своем окружении, о сущностных характеристиках и возможностях собственного бытия. Зачастую, убегая от правды, люди могут предаваться всякого рода иллюзиям, внешней мишуре, тем самым оправдывая и облегчая свою жизнь, ища легкие пути и способы самореализации и счастья.

Ареал распространения такого типа человека вовсе не ограничивается низшими и даже средними этажами социальной иерархии. Более того, тоталитарная система создает оптимальные условия для восхождения торжествующей посредственности к самым вершинам власти и авторитета. Господство посредственности, человека массы не только не ослабляет, а, наоборот, до гипертрофированных масштабов поощряет и стимулирует стремление людей к постам, чинам, должностям, продвижению вверх по служебной лестнице. Чинопочитание и вожделение чинов и наград стали по сути дела интегральной доминантой тоталитарного сознания.

Согласно преданию, киник Антисфен, отрицательно относившийся к афинской демократии, будто бы советовал афинянам путем голосования объявить осла лошадью. Когда ему указали на нелепость этого, он будто ответил: "У вас ведь может при помощи простого поднятия рук стать полководцем человек, который ничему не учился". Это в полной мере относится и к тоталитарной системе, где, собственно говоря, не обязательно поднятие руки: достаточно желания большого или малого вождя (в зависимости от масштаба), чтобы объявить, подобно одному римскому императору, коня сенатором.

Как установлено социально-психологическими исследованиями, процесс идентификации, утверждения конформизма и одно. мерного взгляда на вещи обычно облегчается у лиц, не уверенных в себе, испытывающих определенный комплекс неполноценности, не чувствующих под собой твердой опоры. Отождествление себя с сильным, авторитетным человеком, группой, организацией придает им необходимую уверенность. Оторванность от корней, отсутствие или нехватка ощущения твердости бытия делают легкими все движения и повороты в поведении и действиях людей. Когда человек чувствует себя неуверенно в своей профессии, им можно управлять, помыкать, заставлять смотреть в рот начальству, проявлять ретивость и прыткость в исполнении указаний, забыть о щепетильности в отношении морально-этических норм и т.д. В то же время такой человек обладает "среднеобразовательным" уровнем, что позволяет использовать его на любых участках работы. Причем и соискатель места среди "избранных" при всех поворотах и зигзагах внутри- и внешнеполитического курса партии и правительства должен иметь под рукой готовые формулы и аргументы для идеологического обоснования и обеспечения этих поворотов и зигзагов. Симптоматично, что такие люди, завидно "динамичные" и подвижные, обладали удивительной способностью замещать любые должности. Сегодня он мог находиться в кресле директора института, занимающегося проблемами Востока, а завтра с необыкновенной легкостью пересесть в такое же кресло в институте, занимающемся проблемами Запада, а оттуда взлететь на высшие этажи государственной власти, чтобы и там решать самые сложные проблемы невероятно широкого диапазона.

В целом тоталитарный тип - это государственный человек, преданный государству и всецело зависящий от него. Если большевистскими идеологами этот тезис на словах отрицался, то фашистские идеологи его тщательно разрабатывали и отстаивали. Так, министр юстиции в фашистском правительстве Италии в 1925 г Г.А.Рокко характеризовал социальное и политическое мировоззрение фашизма как "интегральную доктрину социальности". Рокко, частности, утверждал, что фашизм ставит на место "старой атомистической и механической теории, которая лежала в основе либеральных и демократических доктрин, органическую и историческую концепцию". При этом, подчеркивал он, общество вовсе не рассматривается как организм в смысле традиционных "органических теорий государства". По предлагаемой им модели остальные группы получают жизнь и пространство, трансцендирующие жизнь и пространство отдельно взятых индивидов. Поэтому здесь вместо либерально-демократической формулы "общество для индивида" предлагается формула "индивид для общества".

В тоталитарном сознании теряется внутренняя связь личности с бытием. Главный просчет тоталитаристов, вознамерившихся создать нового человека, состоял в том, что их проект был основан на отрицании тайны и таинства жизни, включающих в себя наряду с устремленностью ввысь, в сферу сверхличностного, божественного также мистерию греха, греховного начала, отрицания того, что мироздание, а соответственно и жизнь как его интегральная часть полны роковых противоречий, что падшая жизнь, горечь и тленность мира - такие же законные характеристики человеческого бытия, как и высшее блаженство, высший полет интеллекта и духа.

Игнорируя эти реальности, тоталитаризм поставил цель добиться единства человека и общества, государства, партии, слитности всех структур общественного бытия. Поскольку не государство существует для людей, а наоборот, люди существуют для государства, то отдельный человек приносится в жертву гражданину, а гражданин в свою очередь - в жертву подданному. Это, естественно, препятствует свободному проявлению общественных сил. Побеждает конформизм, народ превращается в массу, население приобретает атрибуты толпы. Это своеобразное, как говорил Ратенау, "вертикальное вторжение варваров". Чрезмерная опека государства своих граждан наносит непоправимый вред энергии, деятельности и моральному характеру людей. Тот, кем постоянно и настоятельно руководят, в конечном счете отказывается от той доли самостоятельности и ответственности, которой он обладает. В условиях тотального запретительства и опыта тотального Поражения людей в лучших их устремлениях сформировалась личность, страдающая социальной апатией, характеризующаяся иронически-скептическим отношением к миру, чувством отчуждения и т.д. Тоталитарность существенно снижает или же вовсе исключает способность к критическому анализу реалий современного мира, места своей страны в мире, своей социальной или референтной группы, самого себя в реальном социальном окружении.

Редукционизм и апофеоз конфронтационности

Для тоталитарного сознания характерны крайние схематизм и редукционизм, сводящие все и вся к единственной идее - истине. Такой подход можно назвать политическим мессианством внушающим предопределенный гармонический и совершенны? порядок вещей, основанный на одной идее - истине. Наука и искусство, экономика и политика, философия и промышленность мораль и отношения между полами и многое другое направляются единственной ключевой идеей. При этом достигается некая слитность различных структур - экономических, политических научных и т.д., а цементирующим началом выступает идеология. К примеру, биология и генетика перестают быть самостоятельными научно-исследовательскими дисциплинами и объявляются средствами в руках буржуазии для порабощения пролетариата и подрыва исторического материализма (у большевиков) или же орудием мирового еврейства и коммунизма для подрыва Третьего рейха (у нацистов). Поэтому не удивительно, что в тоталитарном государстве речь идет не просто о науке, а о немецкой, арийской, социалистической, марксистско-ленинской и иных разновидностях идеологической "науки". Наиболее наглядным проявлением такого подхода к науке в Советском Союзе стал лысенкоизм. Идеологию, основанную на постулате о существовании истинного ключа к прошлому, настоящему и будущему, Т.Лысенко и его сторонники использовали для установления своей монополии в биологии и уничтожения не только неугодных научных теорий но и многих ботаников, морфологов, приверженцев принципов эволюционной теории и т.д.

В соответствии с такой установкой тоталитаризм оставляет одну-единственную дверь в будущее. Возникает некая завороженность тоталитаризмом, заставляющая превратно толковать и объяснять все общественные феномены и процессы. Вырабатывается одномерный подход к объяснению окружающего мира по формуле "абсолютно верное против абсолютно ложного", "добро против зла", "свет против тьмы". Середина отсутствует. Назвав такой подход почему-то революционным фарисейством и считая основным его свойством оптимизм и отрицание первородного греха, В.Н.Ильин писал:

Вина за все преступления и за все зло переносится на какого-либо "козла отпущения" - "вредителя" Этот "козел" торжественно изгоняется сначала в мечтах, теоретически, а потом, в случае осуществления мечты, и на деле.

Обращает на себя внимание характерная как для правого, так левого варианта тоталитаризма деталь - тщательно разработанный образ врага, чужака как какого-то недочеловека, ущербного по своей сущности, некоего ненастоящего, которого не жалко оскорбить, унизить и даже физически уничтожить. По-видимому, определенное пленение сознания людей подобными образами как бы снимало с них моральную ответственность за свои позиции и деяния.

Связывая воедино все без исключения политические и иные проблемы, такой подход рано или поздно перерождается в концепцию крестового похода и манихейский мессианизм, основывающийся на резком и бескомпромиссном разделении мира на сферы божественного и дьявольского, проводящий непреодолимую грань между добром и злом, стимулирующий склонность впадать в неумеренный морализм и крайности, что в свою очередь порождает неизбежный конфликт между целями и возможностями их осуществления. Носители тоталитарного мышления склонны быть моральными абсолютистами, разделяющими мир только на белое и черное (у большевиков красное и белое, а у нацистов - коричневое и красное или белое) и требующими на все вопросы немедленного и окончательного ответа.

Соответственно все участники "драмы истории" делятся на силы добра, ассоциируемые с тоталитарным режимом, и дьявольские силы зла, ассоциируемые со всеми теми, кто безоговорочно и на все 100 % не стоит на страже этого режима. Здесь неукоснительно действует принцип "кто не с нами, тот против нас". В глазах такого фанатика любой несогласный или, что еще хуже, противник оказывается агентом сатанинских сил, которые замышляют грандиозный заговор для уничтожения сил добра. Теория заговора исключает возможность реалистической оценки социальных, исторических или политических факторов. Тот, кто посвящен в заговор, заранее знает весь ход событий, он занимается лишь конкретизацией деталей и этапов прохождения предустановленного течения истории.

Исключая возможность компромисса, теория заговора не оставляет места для сил, занимающих нейтральную позицию. Идти на согласие с теми, кто выступает против вождя и его политического курса, значит порвать с верой и присоединиться к Участникам заговора. За неимением подходящего выражения американский историк Р.Хофстедтер назвал такой подход параноидальным стилем, подразумевая под этим "предельное преувеличение, подозрительность и фантазии о заговоре". Отличительной особенностью такого стиля является то, что его приверженцы рассматривают "обширный" или "гигантский" заговор в качестве движущей силы исторических явлений. В их глазах сам "история представляет собой заговор, организованный мощными демоническими силами".

Параноидальный тип склонен рассматривать историю как результат действий отдельных личностей. Он считает, что враг располагает особо важными источниками и рычагами власти, например он контролирует прессу, направляет общественное мнение с помощью "управляемых новостей", обладает неограниченными ресурсами, секретами "промывания мозгов" или же держат в своих руках власть над системой образования и т.д. Это такой тип, который доводит подозрительность и ненависть до уровня мировоззренческого кредо. Являясь совершенно нормальным человеком в отдельных сферах жизни, например в семье, на работе и т.д., носитель такого типа сознания способен впадать в крайности и действовать экстремистскими методами в других сферах, например в политике, религии и т.д.

Большевики, поставившие перед собой цель свержения существующей системы, с самого начала вынуждены были действовать как конспиративная партия. Но конспиративность, своего рода эзотеричность, интеллектуальная, идеологическая и политическая закрытость характеризовали большевистскую партию и после завоевания власти. Всю ее деятельность как во внешне-, так и во внутриполитической сфере пронизывали секретность, подозрительность, некий заговорщический комплекс. В результате жизнь советского общества приобрела фантасмагорический, прямо-таки сюрреалистический характер. В глазах большинства советских людей действительность превратилась в некий шабаш врагов, предателей, заговорщиков, саботажников, вредителей и т.д. Другими словами, для них весь мир разделился на два непримиримых лагеря - "мы и они", "друзья и враги", "красное и белое".

В тотальной ментальности, сознательно и целенаправленно воспроизводимой и культивируемой мощным идеолого-пропагандистским аппаратом государства, эти особенности приобретают самодавлеющую значимость. Все это в совокупности создает условия для формирования homo totalitaricus как весьма странной и парадоксальной амальгамы таких характеристик, как чуть ли не обожествление рекордов и средней производительности; революционной (понимаемой в самом широком смысле) героики, героепочитания и посредственности; слепой веры и крайнего цинизма; вождизма, конформизма и человека-функции.

Вопросы и задания для самопроверки

1. Что понимается под политическими системами тоталитарного типа?

2. Каковы основные признаки авторитаризма?

3. Назовите основные авторитарные режимы.

4. Почему говорят, что тоталитаризм - феномен XX века?

5. В чем состоит сущность тоталитаризма?

6. Назовите основные типы и разновидности тоталитаризма.

7. Какие перевоплощения претерпели в тоталитаризме идеи интернационализма и национализма?

8. Что такое тотальность в тоталитарном государстве?

9. В чем состоит дихотомичность и конфронтациозность тоталитарного сознания?

10. Почему тоталитарное общество называется "закрытым"?

11. Что означают идеологический и политический монизм?

12. Почему террор рассматривается как сущностный признак тоталитаризма

Перспективы российской государственности (национально-территориальный аспект). Россия в реальностях распада СССР

Для нас, российских граждан, остро стоит вопрос о месте и роли России в мировом сообществе, особенно после тех судьбоносных для нее сдвигов в раскладе геополитических сил, которые произошли за последние годы. Само географическое месторасположение России на бескрайних просторах евразийского континента на стыке различных цивилизаций, культур, стран и народов, грандиозность ее пространств и исходящие от нее силы притяжения и отталкивания, потенциальные последствия для геополитических контуров современного мира ставят множество императивных вопросов. Что есть Россия - просто один из нормальных членов мирового сообщества? Особое жизненное пространство, расположенное на стыке Востока и Запада и принадлежащее им обоим? Мир миров? Особая цивилизация в ряду других равновеликих цивилизаций? Перечень вопросов можно продолжить. Сложность и парадоксальность положения состоят в том, что и положительные, и отрицательные ответы на все эти вопросы можно воспринимать как верные и неверные одновременно. Очевидно, что это сложные вопросы и поиски ответов на них представляют собой большую и многоплановую проблему, требующую самостоятельного исследования.

Россия оказалась в эпицентре глобальных масштабов перемен и стала крупнейшей зоной нестабильности. Переживаемые ею кардинальные изменения, несомненно, потребуют от нее концентрации поистине титанических усилий, которые не могут не блокировать, во всяком случае ослабить ее активность на мировой арене, заставить ее де-факто, если не де-юре, сократить свой внешнеполитические обязательства. Тем не менее при всех трудностях и пертурбациях, переживаемых Россией, нельзя сказать, что для нее уже наступил вечер. Глубоко заблуждаются те, кто отводит России место и роль чуть ли не на обочине мировой политики, считая, что она скатывается на уровень второразрядного или даже третьеразрядного государства (нередко о ней говорят и как о "стране третьего мира"). Нельзя согласиться и с теми авторами, которые отводят России статус своего рода "естественного путепровода" для торгово-экономических и транспортных потоков между Европой, Азией и Африкой, некоего "моста", служащего в качестве самого короткого торгового пути между Азией и Европой. Один автор писал: "Хотим мы того или нет, но Россия вновь становится форпостом христианского мира, выдвинутым в огромный мир Ислама, от отношений с которым во многом зависит спокойствие, стабильность, а в будущем, возможно, и благосостояние России".

Совершенно непонятно, почему, на каком основании Россия может и должна стать неким "форпостом христианского мира" только в исламском мире. А как же тогда с буддийским, индуистским, синтоистским или восточноазиатским, южноазиатским мирами, которые не менее обширны, чем мусульманский мир? Почему именно мост, форпост или что-нибудь иное в таком же роде, а не самостоятельное геополитическое пространство со своими специфическими интересами, реализующимися по всем азимутам на всех направлениях сжавшейся до единого пространства планеты? В то же время Россия не может быть "мостом" между Западом и Востоком в традиционном понимании этого слова просто потому, что синтез евро-американской, азиатской и ближневосточной цивилизаций в ситуации фактической самоизоляции бывшего СССР на началах относительного политико-идеологического, информационно-технологического автаркизма происходил, во многом минуя Россию.

Распад СССР привел к грандиозным трансформациям, имеющим всепланетарные последствия. В сложившейся ситуации остается еще окончательно нерешенным вопрос о самоидентификации России. На повестку дня выдвигаются волнующие всех российских граждан вопросы. Насколько реальна возможность распада России? Грозит ли ей участь СССР или еще хуже - участь Югославии? Не претендуя на сколько-нибудь исчерпывающие ответы на все эти вопросы, затронем лишь один из аспектов (и то в самой общей форме), имеющий в той или иной форме касательство ко всем обозначенным вопросам. Речь идет о территориально-политическом и национально-территориальном устройстве.

Крушение СССР и вызванный им тотальный кризис, несомненно, нанесли мощный удар по самой российской государственности, подорвали привычный порядок, инфраструктуру менталитета, поставили под сомнение саму русскую идею. Россия составляла костяк, становой хребет советского государства. Но какой Ценой? Ценой принесения в жертву ее коренных интересов почти во всех сферах: экономической, экологической, политической, моральной и т.д. Как правило, подрыв, потеря осевой идеи или осевого идеала, лежащего в основе того или иного сообщества людей, ведет к появлению множества идей, моделей, концепций, не все из которых выдерживают испытание жизнью. Не сумев подтвердить свою жизнеспособность и эффективность, она рано или поздно сходят с исторической сцены.

С утратой и дискредитацией коммунистических идеалов в общественном сознании народов бывшего СССР образовался как бы идейный вакуум. Народы, уже в течение многих поколений испытывавшие чувство внешней и внутренней безопасности, оказались в состоянии неопределенности и растерянности. Они как бы лишились устойчивого якоря. Вполне естественно, что в такой ситуации для них могут быть притягательны различные идеи и проекты национально-государственного устройства, будь то на путях дистанцирования от России или же в ее составе.

Возникает вопрос: насколько реальны перспективы образования на территории России того или иного числа государств на основе национализма, национального самоопределения, действительного, а не декларативного национально-государственного суверенитета?

Попытаемся ответить на этот вопрос.

Проблема самодостаточности России как единого сообщества народов

Строя свои аргументы по сути дела на сугубо социально-экономических или зтнонациональных факторах, сторонники тезиса о балканизации и дезинтеграции вольно или невольно примитивизируют государство или государственность. Государство - это такое образование, в котором в различных сочетаниях представлены и теснейшим образом сплетены этнонациональные, социокультурные, национально-исторические, имущественные, гражданские и иные интересы. В действительности же эти факторы не существуют и не могут существовать изолированно, они органически слиты с множеством других. Для формирования национального государства на определенной территории прежде всего необходима самодостаточность в социокультурной, экономической, научно-образовательной и других ключевых сферах, дополняющих и усиливающих друг друга. Граждане любой страны идентифицируют себя не только с определенным территориальным образованием как таковым, но также с ее политической и экономической системами, ценностями и целями, методами и средствами, образом жизни и социокультурными реальностями, историей и национальной судьбой и т.д. Все это в совокупности и обеспечивает чувство самодостаточности. Непредвзятый, объективный анализ показал, что далеко не все республики, входящие в настоящее время в состав России, имеют такую самодостаточность. Не следует также преуменьшать фактор отсутствия у многих народов или потери ими реального опыта сколько-нибудь продолжительного жизнеустройства в рамках самостоятельного этнонационального государственного образования.

Разумеется, идеи и установки на создание самостоятельных и суверенных этнонациональных и иного рода государственных образований (как, например, Конфедерация горских народов Кавказа) имеют право на существование в качестве идеала, к которому стремились бы все народы. Но предлагая их как руководство к конкретным действиям в нынешней ситуации, важно не путать желаемое с возможным, идеальное с реальным. Дело в том, что рассуждения, например, о некой единой горской нации на Кавказе, восстановлении единства кавказских народов и необходимости создания или даже восстановлении единого кавказского национального государства в каких бы то ни было формах (конфедерации, федерации или унитаризма) можно рассматривать только как плод досадного недоразумения. Даже беглый взгляд на историческую панораму региона позволяет убедиться в том, что ни о какой гармонии интересов, ни о каком единстве народов и тем более в рамках единого государства - Кавказа, по крайней мере в течение последних нескольких столетий, говорить не приходится. Более того, эти народы всегда были объектом притязаний со стороны своих более могущественных соседей и нередко служили в качестве разменной монеты в их политических и военно-политических играх. При всех необходимых здесь оговорках нельзя забывать, что единство региона было обеспечено в рамках сначала Российской Империи, а затем СССР. Нисколько не обеляя политику царского правительства, которое заставило десятки и сотни тысяч представителей северокавказских народов переселиться в Турцию и другие страны Ближнего Востока, рискуя полемически заострить проблему, можно сказать, что Российская Империя объективно обеспечила условия для спасения некоторых малых народов Кавказа от физического исчезновения с лица Земли. Здесь имеется в виду прежде всего прекращение на территории региона беспрерывных истребительных войн сопредельных государств, а также беспрерывных братоубийственных конфликтов, стычек и войн между народами самого Кавказа.

Нельзя не упомянуть и следующее обстоятельство. Ирония истории состоит в том, что Советский Союз стал жертвой не только своих негативных последствий для нерусских народов, но и собственного позитивного вклада в формирование наций. СССР созданный из отдельных этнополитических образований, неким псевдофедеративным союзом, где, с одной стороны, национальные группы были лишены фактического политического суверенитета, а с другой - им была гарантирована территориальная идентичность, образовательные и культурные институты на собственных национальных языках, а также стимулирование местных кадров. В рамках так называемой политики коренизации для многих народностей, потерявших свою письменность или вообще не имевших ее, были созданы национальные алфавиты, открыты школы. Показательно, что за советский период при господстве нтернационалистской идеологии парадоксальным образом произошла демографическая и культурная ренационализация кавказских республик. До октябрьского переворота в Ереване проживали в основном мусульмане, а в Тбилиси и Баку - армяне и русские. К началу перестройки эти три города с демографической точки зрения стали действительными национальными столицами соответствующих республик.

В целом Советский Союз стал не "плавильным котлом", как США, а наоборот, своего рода полигоном для сохранения и дальнейшего развития наций. Здесь шел по сути двуединый процесс, с одной стороны, насильственной модернизации, приведшей к превращению аграрных обществ в аграрно-промышленные и городские, с другой стороны, растущего единства и консолидации титульных наций в союзных республиках.

При всем этом нельзя не отметить, что установка на постепенное исчезновение национального начала входила интегральной частью в социальную, социокультурную и политическую программы советского руководства. Не случайно марксизм рассматривал национальную идею, чувство национальной идентичности и приверженность национальному интересу как главные препятствия на пути социалистического или коммунистического универсализма, пролетарского интернационализма и тоталитарной государственности. В соответствии с этой установкой на месте Российской Империи, в которой при определенных условиях вызревали предпосылки для формирования единой российской нации, было создано по сути дела наднациональное, а во многих своих аспектах антинациональное классовое государство. Это вытекало из марксистской позиции, сформулированной еще в "Манифесте коммунистической партии". Согласно этой позиции, национальное государство - это прежде всего изобретение буржуазии, а у пролетариев нет и не может быть родины. Предполагалось, что с победой рабочего класса и утверждением социалистического общества должны исчезнуть не только буржуазное государство, но понятия отечества и родины.

Нередко такое развитие событий рассматривалось как результат объективных законов экономического развития. Любопытна с этой точки зрения позиция Г.В.Плеханова, сформулированная в 1905 г. [56, с. 93]:

Повторяю, отечество есть категория историческая, т.е. преходящая по своему существу. Как идея племени сменилась идеей отечества, сначала ограниченного пределами городской общины, а потом расширившегося до нынешних национальных пределов, так и идея отечества должна отступить перед несравненно более широкой идеей человечества. За это ручается та самая сила, благодаря которой образовалась патриотическая идея: сила экономического развития.

Симптоматично, что в 20-е - 30-е годы подобная точка зрения пользовалась определенной популярностью среди части представителей русского зарубежья. Полагая, что замкнутая национальная жизнь продемонстрировала "мучительное несоответствие требованиям современности", они считали, что в начале XX в. в мире окончательно победила историческая тенденция продвижения всех стран и народов к "эпохе одной универсальной культуры". Выражая эту точку зрения, А.С.Ященко, например, призывал русскую интеллигенцию отказаться от "эгоистически-национального начала" в пользу "универсализма и космополитизма", "отказаться от отечества во имя интересов человечества" [82, с. 2-5].

Несостоятельность утопических надежд большевиков на мировую коммунистическую революцию превратила в несбыточную мечту и установки на создание всемирного бесклассового общества без государства. Что касается советского государства, то здесь все нации и народности, республики и автономии, края и области действительно оказались равны в своем национальном и человеческом бесправии. Но при всей обоснованности сказанного необходимо признать, что союзные республики пользовались значительной степенью культурной и политической автономии. К началу перестройки эти республики управлялись влиятельными национальными номенклатурами, кланами, группировками и даже мафиями, что способствовало подъему местных национализмов и теневой экономики. При этом этнические меньшинства в ряде республик, особенно в закавказских, подвергались ассимиляции (зачастую принудительной, как это было, например, в Азербайджане), все возрастающей маргинализации и нации со стороны титульных наций. Показательно, что наиболее жесткая дискриминация в политике по отношению к языкам целых народов проводилась не в РСФСР в пользу русского языка а в союзных республиках в пользу языков титульной нации (например, в Грузии не допускалась письменность на мегрельском и сванском языках, в Азербайджане - на талышском, курдском лезгинском, в Таджикистане - на ягнобском и большинстве памирских языков и т.д.).

Поэтому неудивительно, что во многих республиках национальные движения нетитульных народов имели не антирусскую направленность, они начались как конфликты национальных меньшинств против титульных наций: армян против азербайджанцев в Карабахе, абхазцев против грузин, осетин против грузин и т.д. Перечень этих и других потенциальных конфликтов уже сам по себе указывает, что муссирующиеся ныне идеи об "общекавказском доме", кавказском или панкавказском союзе, призванных, по мнению некоторых приверженцев идеи конфедерации горских народов Кавказа, уберечь народы региона от "имперских притязаний" России, можно было бы расценивать как благородные по замыслу и намерениям, но, очевидно, весьма труднореализуемые на практике.

Разумеется, нельзя отрицать существование определенных антирусских настроений среди отдельных категорий населения северокавказских республик. Как показывают чеченские события, существуют и такие силы, которые выступают за силовое решение проблем национального самоопределения. Все же, если исходить из кавказских реальностей во всей их совокупности, а не руководствоваться абстрактными схемами, то оказывается, что южные осетины видят врага в Грузии и стремятся в Россию, абхазцы видят врага в Грузии и стремятся в Россию, армяне Карабаха видят врага в Азербайджане и не прочь, чтобы Россия выступала по крайней мере в качестве посредника в решении проблемы. Аналогичные противоречия и конфликты имеют место и между различными народами Северного Кавказа в составе Российской Федерации. Раздирающие их экономические и территориальные коллизии: между Чечней и Дагестаном, Чечней и казаками, Ингушетией и Северной Осетией, Осетией и Грузией, лезгинами и Азербайджаном, Абхазией и Грузией и т.д. - по сути дела делают иллюзорными в обозримой перспективе формирование единого, сколько-нибудь жизнеспособного политического или иного государственного образования народов Северного Кавказа вне России и вопреки воле России. Обоснованность этого довода подтвердил как бы неожиданно разгоревшийся осетино-ингушский конфликт, который может служить прецедентом и моделью для возможных в будущем конфликтов между северокавказскими народами, если их сумеют клонить на путь перекройки по своему усмотрению национально-государственных границ. При определенных условиях нельзя исключить обострение лезгинского вопроса, непосредственно затрагивающего Азербайджан и Россию. Таких проблем можно назвать еще.

Поэтому "кавказская война", о возможности которой любят рассуждать некоторые журналисты и представители отдельных национальных движений, может обернуться войной не только и не столько против "общего врага" в лице "Российской Империи", сколько войной всех против всех (по модели Т.Гоббса). Нельзя не отметить, что как раз попытки практически реализовать сепаратистские проекты при определенных условиях могут создать почву для развязывания такой войны. Осетино-ингушский конфликт, в еще большей степени абхазско-грузинская война и война в Чечне продемонстрировали, что в создавшихся условиях попытки разрешения территориальных проблем вооруженным путем не только обречены на неудачу, но и порождают множество еще более сложных проблем и чреваты тяжелейшими последствиями для всех конфликтующих сторон.

Если теоретически допустить возможность "ухода" России с Северного Кавказа, то нетрудно предположить кровавые последствия этого акта для всего региона. Ибо, когда народы в полной мере осознают, что каждому из них суждено жить в собственном, самостоятельном во всех отношениях государстве, территориальный вопрос выдвинется на передний план уже на качественно новом уровне. Именно сильная и процветающая Россия является реальным гарантом их политической и экономической стабильности и безопасности.

Рассуждения о сепаратизме, балканизации, "России регионов" и т.д. строятся по сути дела на упрощенном понимании государства, особенно российского, как некоего механического лоскутного образования, которое можно как угодно перелатать, перестроить, разобрать по частям или просто аннулировать. Касаясь вопроса о возможностях и перспективах сепаратизма и формирования новых государственных структур вне России и вопреки воле России, нужно отметить, что в настоящее время не существует сколько-нибудь значительных горизонтальных или Вертикальных экономических, социальных, политических или Иных связей между различными народами и республиками России. Получилось так, что каждый отдельный народ и каждая о дельная республика наитеснейшими и неразрывными узами связана с Россией, но не вместе и не в качестве какого-либо единого экономического, политического, культурного или иного комплекса, а каждая в отдельности. При этом следует отметить, каждая отдельная республика в несравненно большей степени за интересована в своих связях с Россией в целом, чем в сепаратных связях с другими республиками на индивидуальной основе

Особенно важное значение имеет тот факт, что почти все аспекты и стороны жизни подавляющего большинства народов России к настоящему времени подверглись глубокой трансформации на путях секуляризации и модернизации. Были глубоко затронуты не только социальные, экономические и политические структуры, но и сам образ жизни, система ценностей, ориентации и установок, подорваны или совсем разрушены традиционные институты регулирования повседневной жизни людей. К концу XX в. многосторонние связи, интегрально пронизывающие экономические, культурные, образовательные, духовные, политические и иные реальности, стали твердо утвердившимся и необходимым фактором жизни всех без исключения республик и регионов России. Подавляющее большинство народов России бесповоротно освоили и интегрировали важнейшие аспекты и атрибуты общероссийского образа жизни. С этой точки зрения стиль и формы жизни в таких, например, городах, как Казань, Саранск, Ижевск, Владикавказ, Махачкала, мало чем отличаются от стиля и форм жизни в Калуге, Рязани, Воронеже и т.д. Можно сказать, что это сходство продолжает увеличиваться. Например, города Северного Кавказа по сути дела потеряли свой восточный колорит и по внешнему виду стали похожи на типичные современные российские города, скажем, средней полосы. Строящиеся во многих населенных пунктах мечети, культовые и иные сооружения при всей их значимости для возрождения традиционной культуры, верований и т.д. отнюдь не меняют общую картину.

Следует при этом признать, что пренебрежительное отношение к национальным языкам и культурам имело для большинства из них значительные отрицательные последствия. Наблюдающийся в последние годы заметный всплеск интереса к местным языкам, культурам, истории, традициям у всех народов России, возможно, позволит преодолеть эти последствия и не допустить в будущем перекосов в национальной политике. Но нельзя не признать, что подавляющее большинство народов относится к русскому языку не только как к языку межнационального общения. Дело в том, что языковая интернационализация в СССР достигла беспрецедентно высокого уровня. Для большинства городских жителей он стал вторым родным, а для многих и единственным родным языком (независимо от того, какая в этой сфере проводилась политика). Показателен в данном случае пример Украины, самой крупной (после России) республики бывшего СССР. По некоторым данным около 40 % ее жителей, в том числе в 11 крупных городах с численностью населения свыше полумиллиона человек, считают своим родным русский язык. Возможно, что для большинства этих людей (да и не только для них) своими стали многие социокультурные реальности, общие для самого образа жизни людей России, да и всего пространства бывшего СССР- Это в большей степени верно применительно к народам, населяющим национальные республики самой России.

Русский язык, общероссийская культура были и остаются для этих народов и средством, и воротами, и инфраструктурой как для саморазвития, так и для вхождения, интегрирования в мировую цивилизацию, мировую культуру. Более того, реальности таковы, что без русского языка невозможно представить ни одну более или менее важную сферу жизни многих регионов страны. Мало кто сможет отрицать, что местные литература и искусство по сути дела, при всех необходимых здесь оговорках, следуют общероссийским (общесоветским?) нормам и моделям. Можно сказать больше. Фактически в недавнем прошлом (только ли?) национальные литературы большей частью были просто ветвями общей советской социалистической литературы, претендовавшими на отражение всего лучшего и жизнеспособного в национальных культурных традициях. Для некоторых деятелей культуры недостаточно бережливое отношение к национальному языку обернулось потерей способности и навыков мыслить и рассуждать на своем родном языке. По сути создалось такое парадоксальное положение, когда писатель думает по-русски, а на бумаге свою мысль излагает на национальном языке (фактически это перевод).

Для многих народов русский язык стал одной из важнейших несущих конструкций самого образа жизни. Просто трудно себе представить формы и пути перестройки, например, системы образования, начиная со средней школы, а также науки на сугубо национальных началах и на основе национальных языков (если вообще теоретически допустить такую постановку вопроса) вне российской системы образования и науки. Подобные попытки имели бы катастрофические последствия для системы образования и науки всех без исключения регионов.

Сказанное позволяет делать вывод, что проблему тоталитаризма и советской системы не следует смешивать с проблемой российской государственности. Парадоксальность ситуации в том, что здесь не было метрополии и метропольной нации в общепринятом смысле. Таковой выступала по сути дела партия, цепко вросшая в ткань государства и в конечном счете полностью поглотившая его. Что касается России, то она не была метрополией, которая эксплуатировала периферию и за ее счет обеспечила своему населению более высокий уровень жизни. В принципе Россия не имела никаких преимуществ перед другими советскими республиками. Более того, если у других республик были какие-то реальные властные полномочиям и статус, то властные структуры РСФСР были призрачными, лишенными реальных полномочий в решении сколько-нибудь значимых проблем

Разумеется, представители различных народов, вовлечены в бурные политические процессы, хотят оставаться и в повседневной жизни ощущать себя татарами, лезгинами, чувашами, осетинами, кабардинцами и т.д. Но это вовсе не значит, что они н желают оставаться гражданами России. Существует целый комплекс фундаментальных, основополагающих интересов и факторов, в равной степени затрагивающих все народы и республики в равной степени объединяющих их. По сравнению с ними все ны-' нешние разногласия, противоречия, конфликты являются второстепенными и со временем не могут не отойти на второй план.

Россия - это не просто некий искусственный конгломерат территорий, наций, народностей, этносов, это единый нерасчленимый организм с общим для всех его членов жизненным пространством. Народы и территории, вошедшие в состав российского государства на разных этапах его формирования (независимо от того, как это произошло - добровольно или насильственным путем, на основе договорных или иных актов), уже в течение длительного времени являются неразрывными частями единого культурно-исторического и политико-экономического пространства. В этой связи вызывают недоумение рассуждения некоторых радетелей чистоты и неприкосновенности российской государственности о том, что России нужно уходить, например, с Северного Кавказа, отгородиться от мусульманских народов данного региона непреодолимыми пограничными барьерами. Россия просто так не может уйти от самой себя, поскольку Северный Кавказ, равно как Поволжье, Дальний Восток и т.д., является неотъемлемой ее частью. То же самое, естественно, верно и примените но к народам, населяющим эти регионы.

Можно утверждать, что одной из важнейших причин большинства, если не всех, национальных конфликтов, потрясающих в стоящее время нашу страну, является попрание подлинных интересов народов, их ценностей, традиций, обычаев, урезывание их законных прав в самоопределении, решении социальных, экономических, духовных и иных проблем. Это определяет жизненную необходимость сохранения целостности и неделимости Российской Федерации. Однако защиту целостности государства отождествлять с изжившими себя имперскими началами и устремлениями.