Субъект-шизофреник как продукт симулякра

Субъект-шизофреник как продукт симулякра. Смерть субъекта термин полемически направлен против представления о своевольном, своевластном индивиде буржуазного сознания просветительской, романтической и позитивистской иллюзии, игнорировавшей реальную зависимость человека от социальных материальных и духовных условий его существования и от той суммы представлений т. е. от идеологии, в которые эти условия жизни облекались, создавая более или менее реальную или совершенно мистифицированную картину.

Теория смерти субъекта была прежде всего направлена против этих представлений другое дело, какую конкретную форму она принимала у различных исследователей и насколько рационально или иррационально она ее объясняла.

Но как бы то ни было, постструктуралистские теории субъекта несомненно претендуют на более сложное понимание природы человека, на более глубокий анализ его сознания.

Их смысл заключается в том, что они пытаются обосновать социально-духовную зависимость субъекта прежде всего на уровне его мышления, причем последнее в первую очередь обуславливается действием коллективного бессознательного. Это, разумеется, лишь общая тенденция и степень этой зависимости, и природа этого бессознательного различными исследователями определяются по-разному. Парадокс постструктуралистского мышления заключается в том, что все попытки, и казалось бы весьма успешные, по теоретической аннигиляции субъекта неизбежно заканчивались тем, что он снова возникал в теоретическом сознании как некая неуловимая и потому неистребимая величина.

Фуко в свой последний период кардинально пересмотрел проблематику субъекта. Если раньше, в его структуралистско- археологический период, субъект умирал в тексте как его автор, и основной акцент делался на несамостоятельности автора, рассматриваемого лишь как место пересечения дискурсивных практик, навязывавших ему свою идеологию вплоть до полного стирания его личностного начала, то теперь как носитель воли и власти субъект и в роли автора текста обретает некоторую, хотя и ограниченную легитимность а заодно и относительную свободу как активный воспроизводитель дискурсивных и социальных практик У Бодрийара параноидального субъекта индустриальной эпохи стирает новый субъект-шизофреник, больной шизофренией неотделимой распущенности, что вовсе не означает для него потерю реальности в клиническом понимании шизофренических расстройств.

Наоборот, речь идет о полном гипер-контакте с объектами, постоянной гиперблизости миру. Шизофреник становится чистым экраном, чистой абсорбирующей и ресорбирующей поверхностью Его тело постепенно превращается в искусственный протез, бесконечную серию протезов, позволяющих продлевать тело до бесконечности.

Субъект и его тело подвергаются изменению в гиперрепродуктивной модели клона- двойника.

Двойник таков совершенный протез, симулякр тела. Шизосубъект атом молчаливого большинства масс гипертрофирует свое частное пространство, он присутствует везде и нигде. Поэтому здесь мы существуем как адресаты, терминалы сетей, тогда как созидательная игра субъекта-демиурга, актора-игрока уже сыграна. Согласно Бодрийару, банальная стратегия контроля рационального или ироничного субъекта над объектом более невозможна. Шизофрения не оставляет выбора в нашем распоряжении только одна стратегия - переход на сторону объекта, признания его гениальности и его цинизма, вхождение в игру по его правилам.

Объект должен нас совратить, а мы должны отдаться объекту. Очарование совращения и бессмысленности аннулирует метафизический принцип Добра. Эта фатальная стратегия следует принципу Зла, который находится вне логики стоимости и исключает позицию и категории субъекта причинность, время, пространство, целеполагание и т.д. Следовать фатальной стратегии в прозрачности Зла и требует постмодерный мир, который Бодрийар характеризует как состояние после оргии.

Оргия закончена, все уже сбылось, все силы политические, сексуальные, критические, производственные и пр. освобождены, утопии реализованы. Теперь остается лишь лицедействовать и симулировать, бесконечно воспроизводить идеалы, ценности, делая вид, что этого еще не было. Все, что освобождено, неизбежно начинает бесконечно размножаться и мутировать в процессе частичного распада и рассеивания.

Идеи и ценности прогресса, богатства, демократии и пр. утрачивают свой смысл, но их воспроизводство продолжается и становится все более совершенным. Они распространяются по миру и проникают везде, просачиваясь и друг в друга. Секс, политика, экономика, спорт и т.д. теперь присутствуют везде и значит нигде. Политика сексуальна, бизнес это спорт, экономика неотличима от политики и т.д. Ценности более невозможно идентифицировать, культура стала транскультурой, политика трансполитикой, сексуальность транссексуальностью, экономика трансэкономикой.

Все подверглось радикальному извращению и погрузилось в ад воспроизводства, в ад того же самого. Не даром многие считают адом не пекло, а бесконечное повторение и воспроизведение. Другой как принцип различения стал знаком-товаром на рынке, стал ресурсом рыночной игры отличий, стал сырьевым ресурсом, который уже исчерпан. На место Другого, по мысли Бодрийара, возведен Тот же самый объект главный участник Оргии, которого мы старательно маскируем под Другого.

На симулякре Другого, на теле Того же самого паразитируют и вынашивают свое могущество машины сверхскоростной и сверхпродуктивный аутичный разум-мутант компьютеров так эффективен потому, что он отключен от Другого. Как полагает Бодрийар, нет больше сцены, нет спектакля, нет иллюзии, нет Другого, который единственный позволяет мне не повторяться до бесконечности. По Бодрийару, между тем, все наше общество с присущими ему антисептическими излияниями средств коммуникации, интерактивными излияниями, иллюзиями обмена и контакта нацелено на то, чтобы нейтрализовать отличия, разрушить Другого как естественное явление.

При существовании в обществе средств массовой коммуникации оно начинает страдать аллергией на самое себя Весь спектр отрицаемых отличий воскресает в виде саморазрушительного процесса. И в этом тоже кроется прозрачность Зла. Отчужденности больше не существует. Нет Другого, который ощущался бы нами как взгляд, как зеркало, как помутнение.

С этим покончено. 4