О СПЕЦИФИКЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЭМОЦИОНАЛЬНОСТИ

Анализ человеческой эмотивности приводит к такой сфере, которая требует особого освещения, хотя сокращенный метод при определенных условиях может затушевать эту особенность. Речь идет о переживании взволнованности (Ruehrung), которая отличается от возбуждения (Erregung) не только в отношении словесного обозначения. Оба этих равных выражения указывают на два различных переживания, на два фундаментально равных факта. Хотя в основе своей и то и другое отличается эмотивным характером, все же взволнованность есть нечто иное, чем возбуждение: взволнованность как психический факт обладает иной спецификой. Обнаруживается, что понятие "эмоция" стоит очень близко к этому факту, к этой специфике переживания и опыта, хотя нельзя говорить о полной конгруэнтности значения эмоции и взволнованности, так же как нельзя говорить о семантической конгруэнтности эмотивности и эмоциональности. Подобно возбуждению, взволнованность происходит в человеке как субъекте, и однако мы можем бесконечно отличать друг от друга две эти разновидности passiones animae*.

Специфика взволнованности отличается от специфики возбуждения. По-видимому, возбуждение располагается неподалеку от чувственности человека, а взволнованность как бы отдалена от нее. Хотя как одно, так и другое сопровождается соматической реакцией, кажется, что возбуждение глубже кроется в этой реакции, чем взволнованность. Таким образом, мы переживаем взволнованность как явление так называемой чистой эмотивности, как "активацию" самой психики, в которой соматическая обусловленность проявляется слабее.

Поэтому, переживая несколько состояний взволнованности, чувство тела как бы освобождает место духовному ощущению и интуитивному угадыванию. Это происходит еще и потому, что содержание взволнованности иногда тесно связано с духовной жизнью человека. Например, мы переживаем эстетическую взволнованность в связи с созерцанием прекрасного; взволнованность познания связана с обнаружением некоторой истины; различные виды взволнованности связаны со сферой добра, в особенности нравственного добра и зла. Переживания, названные последними в этом ряду, которые Шелер рассматривал как глубочайшую форму проявления эмотивности человека, протекают в тесной связи с процессами, происходящими в совести. Угрызения совести, принимающей вину на себя, – это не только суждения о самом себе, но это переживание истины, как говорит наш опыт, которое указывает на необычный компонент внутри взволнованности. Точно так же обстоит дело с процессами очищения и оправдания, то есть раскаяния, где иногда вместе с реальным отходом от злого и обращением к доброму (если в человеке, по крайней мере, намечен путь к добру) возникает глубокая взволнованность. Содержание таких состояний взволнованности (угрызения совести или раскаяние) и проявляющихся вместе с этим содержанием эмоциональных оттенков диаметрально различно. Человек совершает переход от состояния беспокойства совести, от иногда очень глубокой подавленности и почти отчаяния – к спокойствию, к глубокой радости, к некоему духовному блаженству.

Мы уже говорили о различных чувствах, различных проявлениях эмоциональности человека. Основу всех этих проявлений составляет взволнованность. Эта эмотивная основа действует во внутреннем мире и создает другие, в каждом случае эмотивные переживания. Такое эмотивное переживание мы и называем чувством. Всякий раз это иное, то есть уникальное и неподражаемое чувство; и все же в отношении эмоционального содержания это чувство напоминает другие виды чувств, а в чем-то даже подобно им. Чувства очень часто отличаются друг от друга каким-нибудь особым оттенком или же интенсивностью, но их существенное содержание одно и то же. Причина и отправная точка идентичности эмоциональных содержаний всегда кроется во взволнованности, которая приведена в порядок этим содержанием, но позднее распространяется на пути внутреннего действия в психике человека. Так в человеке возникает чувство, оно развивается и иногда особым образом запечатлевается в нем. Тогда появляется особая причина говорить о состоянии чувства. Хотя все чувства, даже те, которые быстро проходят, представляют собой некое эмоциональное состояние в человеке как субъекте, о состоянии в собственном смысле можно говорить лишь тогда, когда запечатлевается чувство. Это уже другой вопрос, насколько сильно запечатлеваются чувства и в какой степени они остаются эмоциями. Скорее, заметно, что нечто, названное нами состоянием чувства, часто уже отдалилось от своей изначальной эмоциональной основы, которая является определенным содержанием взволнованности и которая стала частью воли. Проблема того, что воля пронизана чувствами, и следовательно, проблема перехода эмоциональных состояний в эмоциональные позиции является очень важной для изучения интеграции психики.

Характеризуя чувства, придавая им различные обозначения, мы прежде всего выделяем различные "взволнованности". Так, чувство скорби отличается иной взволнованностью, чем чувство радости; чувство гнева отличается своей взволнованностью от чувства нежности, а чувство любви – от чувства ненависти и т. д. Мир человеческих чувств очень богат и очень дифференцирован, он слегка похож на цвета одной палитры. Психологи и в некотором смысле философы-моралисты часто пытались "схватить" главные чувства, к которым можно было бы свести все богатство эмоциональной жизни человека. Им казалось, что жизнь лежит в сфере человеческих чувств (подобно палитре художника) и обнаруживает большое количество цветовых тонов и оттенков. Существует много вариантов того, как чувства смешиваются, соединяются друг с другом, выливаясь в одно чувство. Чувства способны пронизывать, поддерживать или вынуждать друг друга. Чувства – это особый мир в человеке, особый слой человеческой субъективности. Речь идет о субъективности в том особом смысле, в котором мы уже выделяем ее: чувства "происходят" в человеке. И это "происшествие" есть форма их возникновения и распространения, другими словами, – форма их протекания. Эмоциональная динамика не подчиняется воздействующей силе личности, во всяком случае – не коренным образом. Чувства не зависят от разума, как это обнаружили еще знаменитые греческие философы, по своей сути чувства "иррациональны". Однако это выражение легко может быть понято неверно как уничижительное.

Может быть, поэтому человеческая эмоциональность слишком односторонне и грубо упрощенно сводилась к чувственности. Здесь стоит еще раз зафиксировать, что взволнованность по своей специфике отличается от возбуждения. Они отличаются друг от друга не только по степени, но и по существу. Даже самая сильная взволнованность не является возбуждением. Также и компонент соматических реакций, который сопровождает взволнованность, оказывается иным, чем компонент, сопровождающий возбуждение. В определенном смысле можно было бы сказать, что возбуждение приводит в действие некие эмоциональные переживания, для которых одной только взволнованности было бы недостаточно. Однако при этом речь идет не столько о силе чувства, сколько об области, в которой "разряжается" эмотивная потенциальность в человеке. Именно об этом отличии мы и думаем, когда говорим о взволнованности как о чем-то отличном от возбуждения, что следует отделять от возбудимости и способности человека чувствовать. Но поскольку речь идет о различных областях, эмоциональная жизнь способна сублимироваться, то есть переходить от одной области к другой. В этом отношении человеческая потенциальность сублимативна. В общем смысле психологи отличают более низкие чувства от более высоких. Они также указывают на различную глубину человеческих чувств, на более эфемерный или значительный характер. В этой дифференциации внутренний мир человека мыслится как нематериальное пространство, в котором, исходя из ощущения, можно выделять центр и периферию, а также различные глубинные плоскости. Эти глубинные плоскости нельзя путать с самими эмоциональными плоскостями, которые, как мы уже сказали, могут быть более низкими или более высокими. Глубинные плоскости сами по себе уже говорят о некоторой интеграции состояний взволнованности и чувств в человеке и находят свое выражение в воздействующей силе личности.

Из этого последнего фрагмента анализа можно убедиться в том, что динамизм чувств по-своему связан со всей системой ощущений и интуитивного указывания; эта система пронизывает собой сознание и в каждом отдельном случае образует конкретную специфику эмоционального переживания.

Осуществленный анализ не исчерпывает богатства той действительности, которая представлена эмоциональной жизнью человека; его хватает лишь для того, чтобы обратить внимание на эту действительность и чтобы помочь составить ее характеристику. Наша эмоциональная жизнь характеризуется эмотивностью. Всякое чувство имеет свою эмотивную основу в форме взволнованности, из которой и исходит это чувство. Всякое чувство определяет само себя на основании этой взволнованности как абсолютно изначального психического факта. Если чувству соответствует определенное содержание, а известно, что состояниям взволнованности и чувствам такое содержание соответствует, то это также происходит эмотивно. Не как познание, не как стремление (то есть как "appetitus"**), а именно эмотивно. Всякое чувство представляет собой некое содержание, которое выступает в человеке непосредственно и абсолютно эмотивно; например, "гнев" представляет собой одно содержание, "любовь" – другое, "ненависть" – третье; "тоска", "скорбь", "радость" и т. д. – все они отличаются своим содержанием. Каждое из этих содержаний своеобразно и аутентично проявляется только как эмоция. И каждое содержание представляет собой некоторое проявление и актуализацию психической потенциальности человека. Каждое содержание особым образом демонстрирует субъективность человека. В чувствах, в человеческой эмотивности совершенно отчетливо проявляется напряжение между воздействующей силой и субъективностью человека. Поэтому синтез воздействующей силы и субъективности (и тем самым конкретное значение интеграции в этой сфере) заслуживает особенно подробного анализа.

Эмоциональные переживания – переживания состояний взволнованности или возбуждения, а вследствие них отдельные чувства и даже страсти – в основном "происходят" в человеке как субъекте. Они происходят спонтанно, а это значит, что они не являются следствием воздействующей силы личности или самоопределения. Поэтому в глубине эмотивного динамизма нужно предположить собственную активность психики; без такого предположения все, что эмотивно происходит в человеке как субъекте, осталось бы необъяснимым. В некотором смысле эмотивность обозначает именно эту спонтанную активность человеческой психики. Если мы констатируем, что эта активность спонтанна, то тем самым мы хотим указать на ее динамическую независимость от воздействующей силы личности или от самоопределения. Когда человек испытывает различные чувства или страсти, он очень часто четко осознает, что он не активен, не действует, но что-то происходит в нем; даже более того: что в нем происходит что-то так, словно он не хозяин самого себя, словно он потерял самообладание или не может его сохранить. В таком случае в связи с эмоциями, чувствами или же страстями перед человеком ставится особая задача, которую он должен выполнить, учитывая, что для него как личности характерны самообладание и самопринадлежность.