ОБ АРИСТОТЕЛЕВСКОМ РАЗЛИЧИИМЕЖДУ ПОЭЗИЕЙ И ПРАКТИКОЙ

После предварительного обсуждения стоит подробно рассмотреть понятие действия. В этом контексте важным является вопрос о связи между действием и субъектом как инициатором этого действия. Здесь полезно принять то принципиальное отличие, которое обнаруживается уже со времен Платона и Аристотеля: отличие между практикой и поэзией [1]. Не вдаваясь в подробности подоплеки такого различения, напомним одно классическое место, где Аристотель четко формулирует это отличие. Всякое осмысленное действие, говорится в начале "Никомаховой этики", некоторым образом целенаправленно [2]. Если подробнее рассмотреть различные способы человеческого действия в отношении их целенаправленности, то между целями обнаружится существенная разница. В одном случае целями являются произведения, или, как мы сказали бы сегодня, продукты, существование которых вызвано человеческим действием. В этом аспекте мы можем говорить о транзитивном действии субъекта (транзитивное действие означает, что результат этого действия лежит вне субъекта, осуществляющего действие; если, к примеру, архитектор планирует или строит дом, то в конце действия "продукт" находится перед автором). Иначе обстоит дело с так называемым нетранзитивным действием. Возьмем в качестве примера чтение книги. Это действие, цель которого не есть что-то, лежащее за пределами субъекта (я не учитываю ситуацию, что книгу нужно прочитать, чтобы написать работу к семинару), а сама деятельность чтения. В другом случае, то есть когда действие нетранзитивно, цель реализуется в самом действии. В свете этого различения целей по принципу "то, во имя чего" (Worumwillen) совершается соответствующее действие. Аристотель и говорит о поэзии как о продуктивном производстве или о практике как о действии. В то время как в поэзии вещи производятся, "делаются" и по окончании производственного процесса существуют самостоятельно и независимо от самого процесса, практика отличается тем, что реализуется в осуществлении, в процессе действия. Достижение практической цели совпадает с осуществлением действия, так что по окончании практики нет никакого "внешнего" сделанного объекта. В качестве примера, равнозначного поэзии, Аристотель приводит прежде всего искусство строительства. Примерами того, что он понимает под выражением "человеческая практика", являются зрение, размышления, а также сама жизнь, осуществление жизни (Lebensvollzug).

То, что осуществление жизни представляет собой показательный пример аристотелевского понятия практики, не должно удивлять. Ведь именно это осуществление образует в этике Аристотеля точку совпадения, связи его анализа человеческого действия и удачной жизни (eudaimonia)**. По его концепции, удачная жизнь – это гарантия достижения цели в осуществлении каждого отдельного действия.

Показательным этот пример является и потому, что вследствие своих рассуждений Аристотель описывает человеческое действие почти исключительно как обозначенное нами выше нетранзитивное действие. Какова бы ни была причина этого, очевидно, что сущность личности ярче проявляется в том, что описывается Аристотелем как человеческая практика, чем в том производственном процессе, в конце которого появляется произведенный человеком, но отныне независимо от него существующий "результат". В то время как во втором случае субъект выступает инициатором продукта, в первом человек непосредственно определяет свое бытие.

С обращением к аристотелевскому различию между поэзией и практикой связь между субъектом и его действием предстает в новом свете: это различие способствует отмене жесткой оппозиции, возникшей в результате декартовского противопоставления "сознания" и "внешнего мира", оно также позволяет свободно взглянуть на любой тип человеческого действия. До тех пор, пока человеческое действие рассматривается и интерпретируется исключительно в перспективе изделия и производства, субъект справедливо выступает в качестве инициатора собственного действия. При таком подходе за скобками анализа остается тот существенный для субъекта и его действия аспект, в результате которого субъект сам определяет себя и свое бытие, преследуя различные цели. Два кратко обозначенных типа действия следует понимать и как различные аспекты одного понятия действия. И в самом деле, они расходятся не только в отношении реализуемых в них целей, то есть того, ради чего (Worumwillen), они также отличаются и в отношении реализуемого в них опыта субъекта. В транзитивном типе действия, влияющем на существующую реальность или ее изменяющем, субъект познает себя как инициатора влияния, он реализует и "постигает" себя как субъекта, царящего над миром природы и истории, тогда как в нетранзитивном типе действия субъект выступает не только инициатором своего действия и соответствующего влияния, но и как такой субъект, который распоряжается своим собственным бытием. Иначе говоря, человек в своем жизненном осуществлении, по мнению Аристотеля, являет собой яркий пример нетранзитивного типа действия, так как он обращается не столько к реализации отдельных целей во внешнем мире, сколько к собственному бытию, которое и становится целью человеческого внимания. Эта автотелеологическая (то есть имеющая цель в самой себе, самообусловленная) структура человеческого действия, к которой нас привела аристотелевская дифференциация, будет подробно представлена в дальнейшем как самоопределение (Selbstbestimmung).