Целостность сферы субъективного: отношение чувственности и смысла

В предыдущем разделе мы установили фундаментальное свойство субъективного: наша субъективность состоит из двух онтологически разнородных слоев - актуального и потенциального. Таким образом, можно определить форму бытия субъективного как “актуально-потенциальную”. Подчеркнем, что форма бытия смыслов, хотя они и не актуальны и не предметны, не есть форма “неприсутствия в мире”. Смыслы - это не “дыра” в бытии, не ничто, но возможность действительного, актуального бытия, причем возможность онтологически наличествующая в мире.

Рассмотрим теперь другие свойства сферы субъективного. Прежде всего - это целостность. Субъективное не слагается механически из независимых друг от друга элементов или изолированных областей. Напротив, оно представляет собой особого рода “слитное единство”, в котором лишь условно можно выделить какие-то части или отделы. Эта целостность наиболее наглядно проявляется на уровне чувственных явлений. Целостность “сенсорной” составляющей субъективного проявляется в виде “гештальтных” свойств чувственных образов. Ощущения, чувственные качества существуют не изолированно друг от друга, но образуют единую структуру – “гештальт”, в которой ощущения переживаются вместе с отношениями между ними (сопереживаются). Благодаря целостности, чувственный образ есть нечто большее, чем пространственно-временное распределение чувственных качеств, что, в частности, наглядно проявляется в восприятии так называемых “двойственных изображений” (см., например, [173]) - когда в одной картине, в одном пространственном распределении цветных пятен можно попеременно увидеть два совершенно различных по смыслу изображения (например, белую вазу на черном фоне или два обращенных друг к другу черных профиля на белом фоне). В этом случае то, что присоединяется к пространственному распределению пятен - это и есть “целостная структура” или гештальт.

Используя метод тахистоскопического предъявления изображения, психологи выяснили, что чувственный образ формируется по принципу “от общего - к частному” (см.: [72]). При ограничении времени восприятия сначала схватывается общая структура целого, а затем, при увеличении времени экспозиции, воспринимаются и отдельные детали. Отсюда можно сделать вывод, что образ есть нечто первичное, тогда как ощущение (изолированное чувственное качество) - есть продукт вторичного рационального анализа изначально целостного образа.

Чувственные образы, в свою очередь, также существуют не изолированно друг от друга, а образуют целостное, полимодальное феноменальное поле актуальных переживаний или, точнее говоря, поле совместно переживаемого, сопереживаемого (т.н. “перцептивное поле”).

Мы также отмечали, что целостность образов (и перцептивного поля) структурирована в соответствии с имеющимися у нас предметными категориями, т.е. образы непосредственно несут в себе предметный смысл, что и позволяет нам выделять относительно стабильные, себетождественные объекты восприятия их хаоса сырых ощущений, которые дают нам органы чувств.

В сфере смыслов мы имеем более высокую, чем в чувственной сфере, форму целостности, что, в частности, обусловлено отсутствием в идеальной сфере “чувственной” пространственности и временности - начал, которые в чувственной сфере разделяют, дробят сущее. Выше уже отмечалось, что единичный смысл - это не более чем абстракция. Единственной подлинной реальностью является целостное “смысловое поле”, в котором каждый смысл обретает определенность через соотношение со всеми другими смыслами или, образно говоря, через “место”, занимаемое им внутри “смыслового поля”. Смыслы взаимопроникают и взаимообуславливают друг друга. Каждый индивидуальный смысл содержит в себе или с необходимостью предполагает всю систему смыслов в целом. (Отсюда понятен тот “фокус”, который проделывали Фихте и Гегель – “выводя” весь категориальный строй мышления из одного единственного понятия через исследование условий, делающих возможными его осмысленное существование. “Смысловое поле” устроено таким образом, что за какой бы единичный смысл мы не “потянули” - мы обязательно “вытянем” всю “сеть” взаимообусловленных смыслов, так что построение системы типа гегелевской можно было бы начать с любого произвольно выбранного понятия, поскольку в нем потенциально содержатся все другие понятия).

Что же, однако, означает выражение: “данный единичный смысл”? Оно указывает просто на тот смысловой “слой”, который непосредственно “прилегает” к чувственному содержанию (слову, образу, представлению) с которым ассоциируется данное смысловое содержание. То есть это та часть “смыслового поля”, которая безусловно готова к актуализации при наличии в субъективной реальности данного, ассоциированного с этой частью “смыслового поля”, чувственного содержания.

Целостность существует не только внутри чувственности и смысловой сферы по отдельности, но и они, эти две онтологически разнородные составляющие субъективного, также образуют нерасторжимое единство.

Эмпирически единство чувственного восприятия и смыслов проявляется, прежде всего, как непосредственная осмысленность чувственных образов. Как правило, смыслы изначально соединены с образами - мы сразу обнаруживаем себя “внутри” некоторой смысловой ситуации. Сами образы, как уже отмечалось, непосредственно структурированы смыслами, не могут существовать как целостные себетождественные единицы вне их смысловой интерпретации. Лишь в специфических экстремальных условиях (инверсированное зрение, псевдоскопическое восприятие, наличие помех) возможно частичное “расщепление” восприятия на “чувственную ткань” и как бы вторично присоединяемые к ней смыслы: вначале мы что-то воспринимаем, а лишь затем понимаем что это такое [108]. Заметим, однако, что даже в этих ситуациях полностью отделить чувственность от смысла никогда не удается. Это так хотя бы потому, что даже чистые модальные качества всегда имеют для нас какой-то смысл (ощущение красного цвета имеет смысл “красного” и т.д., т.е. подводятся под соответствующее понятие, идею), хотя смысл в данном случае проистекает не из самой качественности, а присоединяется к ней извне.

С другой стороны, и смысл также не может существовать “сам по себе”, но лишь как смысл какого-либо чувственного феномена. Поэтому мы можем говорить об “интенциональной” природе смысла.

Такая тесная взаимосвязь чувственности и смыслов вытекает из предложенного выше истолкования смыслов как потенций. Поскольку потенция - это возможность перехода от одной актуальности к другой, смыслы можно понимать как своего рода “коммуникации” между различными чувственными феноменами, относящимися к различным временным (и модальным) пластам субъективного бытия.

Если представить “смысловое поле” в виде “сети” взаимосвязанных смыслов, то “узлы” этой сети - это те или иные, настоящие, прошлые и будущие, действительные и возможные чувственные переживания, а собственно смыслы образуют систему связей между этими “узлами”.

Таким образом, не существует отдельно “субъективной действительности” (перцептивного поля и поля представлений) и “смыслового поля”, но есть единая структура, состоящая из чувственности и смыслов. Те чувственные феномены, которые переживаются в настоящий момент времени - собственно “актуально переживаемое”, - занимают в этой структуре выделенное положение - именно по отношению к актуальным переживаниям “упорядочена” по степени готовности к актуализации вся многослойная система смыслов. Первый, наименее глубокий, “поверхностный” слой смыслов составляют те потенции, которые непосредственно присущи переживаемым в настоящий момент ощущениям, образам и представлениям. Эти потенции непосредственно готовы к актуализации без всяких дополнительных условий. “Средний” слой смыслов - это те потенции, которые могут быть актуализированы при дополнительных условиях, т. е. при наличии в субъективной действительности таких чувственных элементов, которым соответствовали бы данные потенции. (Конечно, это зависит и от структуры самого “смыслового поля”). Наибольшей “глубиной” обладают те смыслы-потенции, которые в обычных условиях практически не имеют шансов к актуализации (минимально доступны).

Актуально переживаемое как бы “высвечивает” часть “смыслового поля”, придавая интенционально сопряженным с ним смыслам несколько большую степень действительности, бытийной полноценности. Смыслы, в свою очередь, придают осмысленность чувственным переживаниям как бы “освещая” их “светом разума”. Но этот “свет” оказывается “видимым” (как и обычный свет) только тогда, когда он что-то “освещает”, т.е. когда имеются актуальные чувственные переживания на которые “направлены” данные смыслы.

Единство субъективной действительности и смыслов можно раскрыть и несколько иным способом. Заметим, что и актуальные переживания, и смыслы - есть, по сути, разные формы “знания” или информации. (Хотя это “знание” – по большей части дорефлексивное). В форме смысла информация существует как бы в “чистом виде”, как “чистое знание” лишенное явным образом какой-либо внешней оформленности, какой-либо “представленности”. Информация же воплощенная в субъективной действительности (чувственной сфере) - это “представленная”, оформленная информация. Ее форму образуют пространство, время и чувственные качества. Само содержание информации не зависит от формы ее “воплощения”, т.к. одна и та же информация может быть чувственно представлена в различной форме.

С этой точки зрения смыслы можно рассматривать как фундаментальную реальность, которая “проникая” в сферу актуального бытия обретает некоторую форму, т.е. пространственность, временность и качественную определенность, и, таким образом, “превращается” в чувственность. На фундаментальный статус смыслов, в частности, указывает тот факт, что возможны такие состояния сферы субъективного, в которых чувственная составляющая в данный момент вообще отсутствует (например, в состоянии глубокого сна, обморока и т.п.), тогда как смысловая реальность (как мы покажем ниже) сохраняется в виде совокупности потенций, соотносительных с возможными будущими актуализациями.

Но если чувственность рождается непосредственно из смысла, то это означает, что и сама форма чувственности (пространственность, временность, качественность) в некой неявной, “свернутой” форме присутствует внутри смысла, скрываясь где-то в его “глубине”. Потенциальность смысла, поэтому, следует понимать в какой-то мере аналогично учению Лейбница о “монадах” - содержащих в себе “Универсум” в свернутой форме, а именно – в форме “бесконечно малых перцепций”. Форма чувственности как бы в “бесконечно умаленной форме” скрывается в потенциальных глубинах смысла, пребывает внутри него в каком-то своеобразном “латентном” состоянии, а не привносится в смысл целиком извне. Только в этом случае становится понятно, каким образом смысл способен апеллировать к чувственности, способен иметь ее в виду, будучи, при этом, чем-то онтологически инородным по отношении к чувственным феноменам.

Чувственные образы – это “воплощенные” в чувственность смыслы (т.е. смыслы, в которых неявная, свернутая чувственность проявлена, развернута) и, следовательно, как смыслы, они интегрированы в единое “смысловое поле”, т.е. они выполняют в составе этого “поля” функцию смысловых элементов. Выше мы определили осмысление как трансцендирование в потенции. Переходя в виде образа в сферу актуального бытия, смысл утрачивает форму потенциального, но отчасти сохраняет свою “трансцендентную” природу. В образе осуществляется “трансцендирование в акте”. Эта форма трансцендирования и есть то, что мы выше обозначили как гештальтные (а также предметно-смысловые) свойства чувственного образа. Каждый чувственный элемент переживается не как нечто изолированное и самодовлеющее. Напротив, он переживается лишь в соотношении (смысловом) со всеми другими чувственными элементами, составляющими сферу актуально данного, т.е. можно сказать, что он трансцендирует в акте к этим чувственным элементам.

Если смыслы - это “чистая” информация, а чувственные образы - это “представленная” информация, то представления - это нечто промежуточное между образами и смыслами - т.е. есть информация лишь отчасти представленная, частично оформленная. При этом степень оформленности представлений варьирует в широких пределах. На одном полюсе находятся так называемые “эйдетические” образы, которые отличаются от чувственных образов лишь своей произвольностью, независимостью от текущей сенсорной стимуляции. На другом полюсе - предельно абстрактные представления почти лишенные всякой оформленности (точнее, чувственная оформленность в них почти полностью свернута) и, таким образом, почти неотличимые от смыслов.

Несколько слов нужно сказать о содержательной стороне смыслового поля. Поскольку осмысление, как мы видели, есть ничто иное, как отнесение осмысляемого объекта к некой интегральной “картине мира”, репрезентированной в сознании субъекта (или, точнее, к совокупности всех возможных “картин мира” – если мы хотим представить сферу смыслов во всей ее полноте – см. гл. 4) то, очевидно, содержательно смысловое поле – и есть не что иное, как эта самая “интегральная картина мира”. В таком случае отношения между элементами “смыслового поля”, определяющие структуру смысла, должны в некой “сверхчувственной” (идеальной) форме “копировать” отношения в “реальном” (чувственном) мире (мы пока не рассматриваем онтологический статус этого “реального” мира (см. гл.4)). Т.е. все отношения, которые существуют “в действительности” (пространственно-временные, причинно-следственные, отношения качественных и количественных различий и т.п.) – должны быть каким-то образом воспроизведены в сфере смысла – но с утратой, при этом, своей чувственной формы. Иными словами, можно говорить о неком “квазивремени”, “квазипространстве”, “квазикачестве”, “квазипричинности” и т.д. в сфере смысла. При этом “квазивремя” вневременно, “квазипространство” внепространственно, “квазикачество” – бескачественно. Т.е. они существуют в разных онтологических модусах. (Но, как уже отмечалось, эти “квази-свойства”, тем не менее, есть одновременно и подлинные чувственные свойства (время, пространство, качество) – но существующие в состоянии “свернутости” или “умаления”).

На эти “квазиреальные” отношения в смысловом поле накладываются еще и отношения, детерминированные отношением субъекта к тем или иным предметам или положениям дел. Субъект может, например, делить вещи на “желательные” и “нежелательные”, “реальные” (встречающиеся в составе действительного мира, данного ему в чувственном опыте) и “возможные”, а также “не возможные” (в мире его опыта). Положения дел могут представляться как более вероятные или менее вероятные, доступные для деятельности субъекта и не доступные, жизненно важные и не важные и т.п. Отсюда следует вывод, что структура “смыслового поля” чрезвычайно сложна, она гораздо сложнее структуры того, что мы обычно называем “реальным миром”, она “многослойна” и структурирована самыми различными “квазиреальными” отношениями, а также отношениями, детерминированными самим субъектом. Детальный анализ структуры “смыслового поля”, однако, не входит в задачу нашего исследования. Это задача не столько онтологии субъективного, сколько семантики, логики, психологии.