Эволюция даосизма в «Чжуан-цзы» и в «Хуайнань-цзы».

О жизни Чжуан Чжоу, автора «Чжуан-цзы» известно немного. Приблизительными датами его жизни считаются 369-286 год до н.э. Основным источником знания о нем является его краткая биография. Как философ Джуан-цзы был ярким приверженцем даосизма. Джуан-цзы содержит 33 главы, разделенные на 3 части. Весь трактат представляет собой высокохудожественное произведение, довольно необычное среди других философских текстов того периода и особенно резко отличающееся от сухого и сжатого Дао дэ цзин. Полный перевод «Чжуан-цзы» осуществлен Позднеевой, так же есть перевод Кучеры. Чжуан-цзы неизменно предстает простым, скромным, лишенным тщеславия человеком. Он живет в бедности и даже «плетет сандалии», но не чувствует себя стесненным и со смехом отказывается от предложения стать советником всесильного правителя. Он беседует с учениками, друзьями, а то и с черепом, лежащим в придорожной канаве, удит рыбу, смеется, рассказывает о своих снах, любуется рыбами, резвящимися в воде,— короче говоря, живет бесхитростно. Ни тени высокомерия, ученого чванства, холода души. Чжуан-цзы живет в свое удовольствие и утверждает, что мир его радует. Он в радости даже тогда, когда хоронит жену и умирает сам. Его ироническая и все же неподдельно дружеская улыбка не позволяет превратить лик древнего даоса в маску безучастного и бездушного восточного мудреца. Чжуан-цзы на редкость прозорливо для своей эпохи разглядел агрессивность и массовую паранойю, скрывавшиеся за демагогией деспотического порядка. Зло, утверждали даосы, появляется в тот момент, когда начинают призывать делать добро ради добра. Отсюда вся двойственность отношения Чжуан-цзы к известным ему идеологам цивилизации — конфуцианцам и монистам. Он гневно клеймит этих любителей красивых фраз о «гуманности», «справедливости», «культурных достижениях» и т. п., которые не замечают или не желают замечать, что общество, в котором они проповедуют, превращено с их

помощью в толпу колодников, ожидающих лишь своей очереди положить голову на плаху. Но он и снисходительно смеется над ними, ведь их величественные проекты общественного спасения точно очерчивают сферу человеческой беспомощности. Даосы восстают против мертвечины и скрытой жестокости имперской технологии и имперской демагогии. Они

против узды для лошадей, ярма для буйволов, клеток для птиц, конформизма в человеческом обществе. Они за полнокровную, естественную, привольную жизнь для каждого живого существа. Чжуан-цзы охотно обращается к образам, почерпнутым из шаманистского наследия, к эзотерической практике аскетов и отшельников и поет дифирамбы таинственным «божественным людям», обладающим сверхъестественными способностями. Но он не претендует на звание магистра оккультных наук и не ищет спасения в безлюдных горах. Очевидно, цель Чжуан-цзы состоит не в том, чтобы выбрать тот или иной «принцип», а в том, чтобы преодолеть ограниченность всякого принципа и всякой точки зрения. Хотя Чжуан-цзы восхищен аскетическим подвигом отшельников, он не признает необходимости порывать с миром, и даже служба не помеха его мудрости. Одним словом, позиция Чжуан-цзы есть последовательное разоблачение всякой видимости, объективированной формы, всякой попытки универсализации частного опыта, всякой аргументации, опирающейся

на логико-грамматические категории или исторические прецеденты. В этом суть даосской критики мысли — критики принципиально умеренной, так сказать, профилактической. Чжуан-цзы сравнивает нормы культуры с постоялыми дворами на пути к истине. Мудрые люди могут остановиться в них на ночлег, но не задерживаются там. Наутро они снова пускаются в странствие по беспредельности не-мыслимого. Философия даосов — приглашение к путешествию вовне себя и все же к себе, к самому удивительному и самому естественному для человека путешествию. Чжуан-цзы писал не ради художественного эффекта, а для того, чтобы обнажить «неизбывную полноту смысла».В каждом образе, термине, сюжете своего необычного повествования даосские авторы говорят о свободе быть кем угодно, о свободе быть. Быть — кем? Даосы отвечают на этот вопрос с полнейшей, истинно «безумной» откровенностью: быть «таким, каким еще не бывал», жить творческим мгновением, где настоящего «уже нет», а будущего «еще нет». Их странные речи как будто указывают на скрывающийся за всеми образами человека образ его двойника, извечно ускользающего и все же не позволяющего человеку утратить сознание своей целостности. Настоящий человек, утверждали даосы, «не может быть» и «не может не быть». В первой главе Чжун цзы говорится о том, что в Северном океане есть рыба Гунь, она превращается в птицу, имя которой Пэн. Когда она взмывает вверх, то ее крылья как тучи. Эта птица Пэн сравнивается перепелка, говорится о различии между малым и большим. В Чжуан-цзы подробнее, чем в дао дэ цзине рассматриваются качество людей. «Люди бывают великодушными, скрытными, осторожными». Когда люди спят, они воспринимают душой, когда они просыпаются, то раскрываются чувства тела». Печально, что срок существования человеческого тела ограничен. Горестно всю жизнь тяжело трудиться и не знать цели своего труда. «Существует правда и неправда последователь Кун цзы и Мо цзы». Только тогда, когда существует жизнь, существует смерть, только тогда, когда существует возможное, существует невозможное. Совершенномудрый следует естественному течению. Говорится об оси Дао, эта ось объединяет противоположности. «Все вещи объединяются в единое целое». Однако только постигший дао знает, что все объединяется в единое целое. Мудрец приводит в гармонию противоположность правды и неправды и отдыхает в естественном равновесии. В начале мира, когда проявилась правда и неправда, дао был нанесен ущерб. Совершенномудрый прибегает к общепринятому мнению и не пользуется субъективным. «Существует левая сторона и правая сторона, существуют обсуждения и решения, разделение и различие, соперничество и борьба – это называется восемь категорий. «Великое дао не может быть названо». В Чжуан-цзы, в отличие от Дао дэ цзина противоположности объединены в дао. Чжуан цзы приснился сон, что он бабочка, или бабочке приснился сон, что она Чжуан цзы. Так в «Чжуан-цзы» описывается взаимное превращение вещей.

Хуайнаньцзы(философы из Хуайнани). Дао покрывает небо, несет на себе землю. Растянутое - покрывает шесть сторон, свернутое - не заполнит и ладони. Горы благодаря ему

высоки, пучины благодаря ему глубоки, звери благодаря ему бегают, птицы благодаря ему летают, солнце и луна благодаря ему светят, звездный хоровод благодаря ему движется, линь благодаря ему бродит. Все в природе согласуется с дао, обретает гармонию. Высшее дао рождает тьму вещей, но ею не владеет; творит многообразные изменения, но над ними не господствует. Те, что бегают и дышат, летают и пресмыкаются, наступает время - и рождаются, но не из-за его благоволения; наступает время - и умирают, но не из-за его

вражды. Великий муж спокойно бездумен, покойно безмятежен. Небо служит ему балдахином, земля - основанием колесницы, четыре времени года - конями, инь-ян-возничим. В руках у него рукоять дао, и потому он способен странствовать в беспредельном. Человек при рождении покоен - это его природное свойство. Начинает чувствовать и действовать - и тем наносит вред своей природе. Таким образом, получается, что человеческой природе свойственно бездействие. Поэтому тот, кто постиг дао, не меняет природного на человеческое. Внешне изменяется, внутри не теряет природного чувства. Тот, кто постиг дао, становится наверху, и народ не испытывает тяжести. Поднебесная идет к нему, зло и неправда страшатся его. Так как он не соперничает с тьмой вещей, то ничто не смеет соперничать с ним. Хуайнань цзы также как и Лао цзы выступает против войны. Тот, кто постиг дао, возвращается к прозрачной чистоте, кто проник в суть вещей, уходит в не-

недеяние. В покое пестует свою природу, в безмолвии определяет место разуму - и так входит в Небесные врата. То, что называю небесным, - это беспримесная чистота, безыскусственная простота, изначально прямое и белоснежно-белое, то, что никогда ни с чем не смешивалось. То же, что называется человеческим, - это заблуждение и пустые ухищрения ума, изворотливость и ложь, которыми пользуемся, чтобы следовать своему поколению. Тот, кто следует небесному, странствует вместе с дао, кто идет за человеческим, вступает в общение с пошлым миром. В Хуайнань цзы возрастает личностный аспект даосизма. Больше внимания уделяется тому, соответствует ли человек своему естественному пути, дао. В этом произведении происходит резкое противопоставление человеческого и небесного. В Хуайнань-цзы «у-у»(отсутствие-отсутствие).