Смерть и работа горя

 

Вспомните золотую осень... Сколько в этом времени года красоты и тихого очарования. Воздух наполнен особой прозрачностью и свежестью; листва становится необычно яркой и завораживающей. Находясь на природе, начинаешь чувствовать, как вместе с опадающими листьями на душу снисходит ощущение величественной гармонии и какого-то освобождающего умиротворения. Мало кто задумывается, находясь в этом изумительном чуде, что для природы золотая осень - это наступление смерти. Мысль о том, что смерть может быть так прекрасна, поражает; в традиционном мировоззрении это выглядит как кощунство.

Умирание - процесс, в котором все живое пребывает с первого дня рождения. Каждый шаг, каждый год приближает нас к логическому завершению жизненного пути - смерти. Монтень говорил по этому поводу так: "Ваше бытие, которым вы наслаждаетесь, одной своей половиной принадлежит жизни, другой - смерти. В день своего рождения вы в такой же мере начинаете жить, как и умирать" [17, с. 98]. И несмотря на то, что природа каждый год являет нам естественность этого процесса и его постоянную цикличность (из зимы в лето, от смерти к жизни и наоборот), смерть является для людей самым страшным злом и самым отчаянным страхом.

Смерть пугает своей неизбежностью, предначертанностью каждому и в то же время своей бесконечной непознаваемостью. Люди боятся не только говорить о смерти, но и думать о ней. Отрицание смерти создает иллюзию ее отдаления, отсрочки: если о ней не думать, то она и не наступит. В своих мыслях, чувствах, поступках человек почти всегда бежит от смерти. Но чем быстрее он убегает, тем скорее смерть догоняет его и тогда становится уже слишком поздно, чтобы подготовиться к этой встрече. Смерть застигает врасплох, и человек попадает в ловушку, которую сам себе и построил. Трагизм ситуации заключается в том, что, неумолимо приближаясь к смерти, человек тратит все силы, чтобы избежать ее и в этих тщетных стараниях он пытается взять контроль над тем явлением, к которому боится приблизиться даже в мыслях.

Выше мы говорили о том, что развитие - единый процесс созидания и разрушения, а потому на протяжении всей жизни мы сталкиваемся не только с приобретениями, но и со всевозможными потерями - маленькими смертями различных составляющих своей жизни или личности. Смерть - понятие многогранное; в ее многообразии можно выделить не только смерть физическую как распад тела, но и психическую смерть как разрушение психической деятельности, социальную - как утрату связи с другими людьми и уход от активной социальной деятельности, а также психологическую - как потерю значимых отношений, изменения в убеждениях и представлениях, разрыв привязанностей. Ведь если боль или физическое страдание - это своеобразное напоминание о ограниченности, конечности и смертности, то душевное страдание, по физической словам Т. Йоманса, "можно рассматривать как некий опыт психологической смерти, в том смысле, что мы умираем как носители старого способа бытия и возрождаемся как носители нового" [10, с. 167].

В этом смысле смерть - это то, с чем мы сталкиваемся каждый день, осознавая это или нет. Любая эмоция, заставляющая нас переживать или страдать - гнев, злость, обида, разочарование, страх, ненависть, - напоминают нам о том, что мир постоянно меняется и, как это ни странно, никак не хочет соответствовать нашим ожиданиям.

Однако столкновение со смертью, как любое явление в этом мире, является по своей сути амбивалентным. Оно оказывает двойственное влияние на человека: с одной стороны, такая встреча может вселить ужас перед небытием и конечностью, то есть выразиться в усилившемся страхе смерти и оказать разрушительное действие на человека, а с другой – придать жизни смысл, сделать ее более полной и содержательной. Таким образом, личность по-разному может реагировать на критическую ситуацию столкновения со смертью физической или психологиче-ской, - все зависит от ее отношения и адаптационных возможностей.

Зарубежные психологи и психотерапевты, разрабатывавшие основы экзистенциально - гуманистического направления (Р. Ассаджиоли, Дж. Бьюдженталь, Т. и Э. Йоманс, С. Левин, А. Маслоу, Р. Мэй, Дж. Рейнуотер, В. Франкл, Э. Фромм, И. Ялом и др.), очень часто рассматривали столкновение со смертью как одну из значимых возможностей для личностного роста. Однако каким бы исходом не разрешилась подобная встреча, несомненно, что любые ее последствия оказывают на личность сильное воздействие. Рассмотрим различные варианты столкновения со смертью с точки зрения экзистенциально-гуманистических психологов и начнем с его позитивных аспектов, то есть с тех приобретений, которые можно получить от подобного соприкосновения.

 

1. Столкновение со смертью как возможность испытать любовь.
Одной из особенностей столкновения с какой-то критической ситуацией может быть более острое переживание личностью любви по отношению к другим людям, своей семье или миру в целом. В этом случае столкновение со смертью обращает человека к противоположности страха - к любви. Таким образом, преодолевая собственные опасения, связанные с умиранием, личность способна открыть для себя более полное существование - существование, наполненное не страхом, а любовью.
Р. Мэй, например, был уверен, что любовь и смерть тесно связаны друг с другом, "что одно не может обойтись без другого" [18, с. 102] и что осознание своей смертности дает человеку возможность испытывать чувство любви. Р. Мэй считал, что любовь есть напоминание о смертности. Он описывал это следующим образом: "Когда умирает кто-то из наших друзей или членов семьи, мы очень ярко осознаем мимолетность и невозвратность жизни. Но при этом возникает и более острое ощущение даруемых жизнью огромных возможностей и стремление совершить рискованный прыжок" Об этом же говорит и А. Маслоу: "… Я сомневаюсь, что мы были бы способны страстно любить, вообще испытывать экстаз, если бы знали, что никогда не умрем " [цит. по 18, с. 100]. Таким образом, говоря словами Р. Мэя, "наше ощущение смертности не только обогащает любовь, оно порождает ее". Э. Фромм, считал, что "восприятие себя как отдельного существа, понимание краткости соб-ственной жизни, того, что не по своей воле рожден и вопреки своей воли умрешь, …осознание человеческой отдельности без воссоединения в любви – это источник стыда и в то же время это источник вины и тревоги" [21, с. 23-24]. И только любовь может помочь человеку "преодолеть чувство изоляции и одиночества, при этом позволяя ему оставаться самим собой и сохранять свою целостность. " [21, с. 36].

2. Столкновение со смертью как поиск смысла жизни

Другим часто отмечаемым моментом воздействия на жизнь смерти является усиление потребности в обретении смысла. В этом случае критическая ситуация, связанная с осознанием смерти, "заставляет" личность через смерть обратиться к собственной жизни, в частности, к основному ее компоненту - смыслу. Как говорит П.С. Гуревич, "…столкновение со смертью порождает глубокий экзистенциальный кризис, стремление глубоко осознать смысл жизни" [4, с. 618]. Дж. Рейнуотер пишет: "Я пришла к убеждению, что для каждого из нас чрезвычайно важно осознать факт неизбежности собственной смерти, ибо наше отношение к смерти определяет наше отношение к жизни. …Мы должны быть благодарны тому, что существует смерть. Именно она заставляет нас искать смысл жизни" [19, с. 206, 215].

Основатель экзистенциальной психотерапии В. Франкл в своих произведениях достаточно подробно освещал вопросы значения осознания смертности для поиска смысла человеческой жизни: "... конечность должна являться тем, что придает человеческому существованию смысл, а не тем, что лишает его этого смысла. Перед лицом смерти, как абсолютного и неизбежного конца, ожидающего нас в будущем, и как предела наших возможностей, мы обязаны максимально использовать отведенное нам время жизни, мы не имеем права упускать ни одной из возможностей, сумма которых в результате сделает нашу жизнь действительно полной смысла" [20, с. 191].

3. Столкновение со смертью как возможность стать собой. Еще одной реакцией личности в ситуации близости смерти может стать более глубокое исследование себя, своей природы, обращение к собственной уникальности и, как следствие такой переоценки - переход к подлинному существованию, конгруэнтности.
И. Ялом, отмечая трудность признания позитивного вклада смерти в жизнь, высказывает, однако, убежденность в том, что смерть есть условие, дающее человеку возможность жить аутентичной жизнью. Столкновение со смертью, по его мнению, разрушает все выстроенные против нее защиты и чаще всего ведет за собой полное внутреннее преображение [25]. Е. Кублер–Росс, психотерапевт, много лет проработавшая с онкологическими больными, так же рассматривает процесс умирания с точки зрения личностного роста; близость смерти по ее мнению освобождает людей от всего лишнего, привнесенного, дает им возможность наконец-то стать собой [цит. по 6]. Е. Кублер-Росс пишет, что хотела бы умереть от рака, так как эта болезнь на терминальной стадии дает прекрасную возможность для личностного роста [цит. по 11, с. 203]. Эту же идею поддерживает и С. Левин: "Мы редко используем болезнь для исследования своей связи с жизнью или изучению своего страха смерти. Однако признание мимолетности содержит в себе ключ к самой жизни. Столкновение со смертью позволяет нам глубоко осознать жизнь, которую, как нам кажется, мы потеряем вместе с телом" [14, с. 22].

Таким образом, не смотря на то, что смерть, как нам кажется, не несет никаких приобретений, столкновение с нею, тем не менее, способно приблизить человека к более полной жизни - острее ощутить любовь, обрести смысл жизни, стать собой.

4. Столкновение со смертью и страх. Еще один вариант столкновения с конечностью всего живого выражается в разрыве естественного единства жизни и смерти в сочетании с игнорированием последней, что часто приводит к усилению страха перед смертью. Как мы говорили выше, отношение к смерти и к жизни тесно взаимосвязаны, поэтому такое переживание как страх смерти имеет свои непосредственные проекции и в жизни человека. Рассмотрим, как различными психологами понимается сущность страха смерти, в чем его причины и каковы последствия. С. Левин, психотерапевт, много лет работающий с онкологическими больными, понимает страх смерти как страх потери Я. "Думая об умирании, мы представляем себе потерю того, что называется "мной". Мы желаем всеми силами защитить свою личность, хотя, за вычетом постоянно меняющейся идеи, у нас почти нет доказательств реальности "я". Мы боимся, что в смерти потеряем свое "я", способность быть "собой". И мы замечаем, что чем сильнее наше представление о "я", тем глубже наше отмежевание от жизни и тем сильнее страх смерти…Чем больше сил мы вкладываем в защиту своего "Я", тем больше у нас того, что мы боимся потерять, и тем меньше мы открыты для глубинного восприятия того, что реально существует" [14, с. 34]. Говоря другими словами, страх смерти, по С. Левину, не только лишает нас возможности полно-ценного существования (проживания жизни), но и непосредственного контакта с собой.
С. Левин видит в смерти, как и в болезни, естественную составляющую жизни, поэтому "человек, переставший бояться жизни вообще, перестает бояться и отдельных ее проявлений. Если человек принимает свою жизнь во всех ее проявлениях, то страх перед действительностью, страх перед неизвестностью и, наконец, перед смертью – проходит" [14].

А. Аньял, а за ним и Ф. Харониан видят тесную связь между страхом смерти и невротическим страхом перемен и личностного роста. "Тревога, - как пишет А. Аньял, - вызываемая возможным нарушением прежнего образа жизни, связана со страхом смерти, которую предвидят все люди" [22, с. 94]. Косвенно об этом говорит и А. Маслоу: "…за страхом что-то узнать на самом деле лежит страх перед действием, страх тех последствий, которые это знание принесет, страх ответственности и связанных с ней опасностей. Чаще бывает легче чего-то не знать, потому что, как только вы это узнаете, вам нельзя больше отсиживаться и приходится действовать" [16, с. 117].

Таким образом, страх смерти через страх изменений напрямую связан с отношением человека к собственной жизни. Если жизнь и смерть рассматривать не как противоположные понятия, а как разные стороны (или, скорее всего, состояния) одного и того же процесса, то страх смерти в действительности - это все тот же привычный страх изменений, который сопровождает человека на протяжении всего жизненного пути. Просто в данном случае человека пугает самое большое и самое важное изменение в его жизни - смерть.

Страх изменений - это страх, который преграждает дорогу всему новому и неизвестному, что приходит в жизнь человека. Он может быть в виде страха лишиться поддержки или потерять любовь, страха быть использованным и не получить ничего взамен, страха быть свободным и одновременно ответственным за свою свободу. Это может быть боязнь не справиться со своими эмоциями и потерять контроль над собой, страх выглядеть глупым, страх разочароваться или соприкоснуться с болью, - чужой или своей собственной. В любом случае это тот страх, который так часто охраняет и поддерживает в человеке иллюзию стабильности собственной жизни ("иллюзию" потому, что, по словам С. Кьеркегора, "в каждое мгновение возможности наличествует смерть, поэтому всякое чувство безопасности становится подозрительным" ), но который так же часто делает человека слишком защищенным, чтобы свободно двигаться вперед.

Под другим углом рассматривает страх смерти И. Ялом [25]. Он считает необходимым отделить страх смерти от других сопутствующих ему страхов: процесса умирания, боли, Страшного суда, беспокойства за родных и т.д. Собственно страхом смерти является страх небытия, а поскольку небытие не может быть ничем, то страх смерти – это тревога перед ничто. Тревога перед ничто – универсальное, врожденное переживание любого человека, выступающее основой для развития всех присущих человеку страхов, от страха открытого пространства до страха перед выступлением. И поскольку, как считает И. Ялом, человек не может преодолеть тревогу перед ничто в чистом виде, он трансформирует ее в различные страхи, которые локализуются в пространстве и времени и, следовательно, в таком виде их можно преодолеть [25, с. 51-57].

Но одной трансформации тревоги смерти в обыденном страхе недостаточно, для ее модификации работают стандартные защиты – вытеснение, рационализация и т.д., а также, по мнению И. Ялома, и две специфические – вера в собственную исключительность и вера в конечного спасителя. Вера в собственную исключительность довольно долго может являться очень эффективной, так как она помогает человеку добиваться поставленных целей, брать на себя ответственность, проявлять независимость и нонконформизм. "В той мере, - пишет по этому поводу И. Ялом, - в какой мы достигаем власти, в нас ослабевает страх смерти и возрастает вера в собственную исключительность" [25, с. 137]. Крайними проявлениями действия этой защиты является героизм, трудоголизм, нарциссизм, агрессия и стремление к власти.

Защита от тревоги смерти путем веры в конечного спасителя заключается в жизни ради "до-минирующего другого" (им может быть супруг, терапевт, мать и даже бизнес). Гипертрофированная вера в конечного спасителя может проявляться в различных вариантах поведения: пассивность, зависимость, самопожертвование, мазохизм, депрессия.

Вера в конечного спасителя, на взгляд И. Ялома, накладывает больше ограничений на личность, чем вера в персональную исключительность. "Оставаться погруженным в другого, "не рисковать", значит подвергнуться величайшей опасности из всех возможных – потери себя, отказа от исследования и развития своего многостороннего внутреннего потенциала" [25, с. 148]. Здесь можно вспомнить и слова известного американского писателя Р. Баха: "Твоя единственная обязанность – быть верным самому себе. Быть верным еще кому-либо или чему-либо не только не возможно, - это явный знак лжемиссии" [2, с. 121].

Потребность в подавлении страха смерти, с точки зрения И. Ялома, - "фундаментальный мотив человеческих переживаний, начиная от глубоко личностных внутренних событий, защит, мотиваций, снов и кошмаров вплоть до самых массовых макросоциальных феноменов -…заполнение времени, пристрастие к развлечениям, твердокаменная вера в миф о прогрессе, гонка за успехом, томление по долгой славе" [25, с. 49]. Этой идеи о трансформации страха смерти в различные компенсаторные механизмы придерживаются многие авторы. По мнению американского психолога Р. Дж. Лифтона, человеческое общество для преодоления страха смерти выработало несколько путей достижения символического бессмертия: биологический (надежда на продолжение жизни в потомстве); теологический (религиозные формы трансцендирования смерти путем установления связи с вечными духовными ценностями); творческий (сохранение собственной уникальности в результатах своей деятельности); путь вечной природы (достижение бессмертия путем слияния с природой; человек как часть вечного процесса обмена в природе); чувственной трансценденции (этот путь основан на непосредственном личностном опыте и связан с достижением различных субъективных состояний, таких, как потеря чувства времени, просветление, экстаз, расширение сознания и т.д.) [5].

С. Гроф, разработавший основы психоделической и трансперсональной терапии, полагает, что сознание смерти постоянно существует в человеке. Однако "причина психологического значения проблемы смерти, - пишет он, - кроется не в осознании интеллектом факта бренности и знании о неизбежности кончины, а в существовании значимых хранилищ переживаемой смерти в нашем подсознании. При нормальных обстоятельствах подсознательная уверенность в смерти незримо присутствует во всевозможных человеческих отношениях и поведении. Когда система барьеров, обычно ограждающих Эго от перинатального уровня, начинает распадаться или частично нарушается, эти компоненты проникают в сознание и пробуждают различные невротические и психосоматические реакции" [3, с. 234, 235].

С. Гроф также придерживается идеи о том, что человек вырабатывает определенные способы защиты от страха смерти: "Одним из наиболее распространенных способов защиты себя от болезненных воздействий перинатальных компонентов является "механистический" подход к существованию. Проживающие жизнь подобным образом, испытывают глубокое чувство недовольства собой и ситуацией, в которой находятся, в результате чего основная часть их размышлений направлена на прошлое и будущее. Вне зависимости от достижения, испытываемая ими горечь и ощущение неисполнения желаемого остаются и требуют разработки новых честолюбивых планов и целей. … Подобный цикл никогда не завершается и лишь увековечивает неудовлетворение, ибо люди, попадающие под эту категорию, неверно понимают природу своих потребностей и концентрируются на внешних заменителях" [3, с. 236].

А. Ксендзюк, например, также считает, что страх смерти есть один из важнейших детерминаторов человеческого поведения. Он рассматривает важнейшие деформации страха смерти, обобщая, таким образом, все приведенные выше идеи: страх одиночества; привязанность и любовь; влечение к чувственным удовольствиям и впечатлениям; страх потери времени; страсть к деятельности; воля к славе и борьба за лидерство; влечение к сексуальной активности [12, с. 244].

Описанные стратегии являются, по сути, преодолением страха смерти и носят более конструктивный характер, чем современная традиция изъятия смерти из повседневности. Вытеснение смерти ведет к оскудению жизни, притуплению чувствительности к происходящему и, в конечном счете, лишает человека радости бытия. Как пишет И. Ялом, "отрицание смерти на любом уровне есть отрицание собственной природы, ведущее ко все большему сужению поля сознания и опыта" [25, с. 39].

На основании выше сказанного, мы видим, что столкновение со смертью - весьма многогранный процесс, способный вызвать не только положительные, но и отрицательные изменения, как в мировоззрении, так и в жизни человека в целом. Большинство экзистенциально-гуманистических психологов признают важность осознания собственной смертности (или столкновения со смертью) в качестве значимого личностного опыта, способного изменить жизнь либо в сторону продвижения к Высшему Я, либо в сторону еще большей потери контакта с собой. Поэтому для каждого из нас очень важно осознать факт неизбежности собственной смерти, так как отношение к ней тесно связано с отношением к собственной жизни. Для консультанта это необходимо вдвойне, потому что непроработанные проблемы, связанные со смертью, могут осложнить, а иногда сделать невозможной работу с клиентом, переживающим потерю.

Как мы говорили выше, в своей жизни мы гораздо чаще сталкиваемся со смертью, чем кажется на первый взгляд. И когда мы говорим о потере, мы подразумеваем под ней не только смерть близкого человека, но и, например, разлуку, развод, отсутствие отца или матери, невозможность эмоционального контакта с родителями, потерю доверия или возможности делать то, что нравиться. Так, Г. Уайтед относит все перечисленные выше потери к личным, выделяя при этом еще и социально-политические потери (например, отсутствие экономической стабильности или заботы о малоимущих, потеря рабочего места) и потери, связанные с истреблением жизни на планете (исчезающие виды животных и растений, экологические бедствия). Таким образом, потери могут быть большими и маленькими, личными и глобальными, изменяющими жизнь и почти незаметными. Единственное, что их объединяет, - это то, как мы оплакиваем их или, другими словами, они связаны между собой нашим гореванием.

Жизнь, как известно, сопряжена с потерями, и горе - это наша ответная реакция, естественный способ, которым мы устанавливаем связь с жизнью. В некотором смысле, горевание, как считает Г. Уайтед, - это способ жизни, так как жизнь - это череда не только приобретений, но и потерь. В нашей жизни нет ничего постоянного, безопасного, незыблемого, поэтому «горе начинается с попыток оставить что-то таким, каково оно есть, предотвратить неизбежные изменения» [14, с. 124].

Чем больше мы отрицаем свои потери, тем больше удаляемся от себя. Поэтому горе - это еще и возможность услышать себя, это прикосновение к нашей внутренней правде, это выражение работы души. Горе, по словам С. Левина, «прожигает себе путь к центру сердца»; оно «свидетельствует об утрате контакта с тем местом, которое есть любовь» [14, с. 114].

Иногда кажется, что горе тесно связано с такими переживаниями, как жалость к себе и депрессия. Но это совершенно разные понятия и по внутренней сущности они отличаются от горевания. Так, чувство жалости в отличие от горя неподвижно: оно захватывает в свои сети как паук и высасывает из человека жизненную энергию. При этом какой-то внутренней работы, продвижения к разрешению и освобождению не происходит. Как говорил Г. Уайтед, если вы погрузитесь в горе, то всегда пройдете его, а в жалости, как в болоте, можно застрять надолго.

Следует также различать депрессию и горевание. Горе включает в себя много разных чувств – это и гнев, и грусть, и обида, и вина, и даже, в конечном итоге, радость. Депрессия же – это отсутствие чувств; некая «мертвая точка», неспособность полно отгоревать свою потерю. Более того, депрессия – это умирание не только чувств, но и воли к жизни. В этом состоянии человек «замораживает» свою жизнь в надежде на то, что «холод» избавит его от страданий. Но, к сожалению, от страданий может избавить только страдание. Это единственный путь к исцелению. Невозможно излечиться от болезни, не пройдя через боль, и как бы мы не стремились обмануть себя, депрессия – это, конечно, надежная ловушка, но не для нашей боли, а для нашей жизни.

Итак, горевание – это естественный процесс и необходимый для того, чтобы отпустить потерю или оплакать смерть. Рассмотрим теперь более подробно процесс горевания, его принципы, задачи и, соответственно, особенности психологической помощи людям в этот период их жизни.

Переживание смерти близкого человека наполнено очень сильными, порой разрушительными эмоциями и поэтому часто приводит к длительным или кратко-временным изменениям в структуре личности.

Острое горе – это определенный синдром с психологической и соматической симптоматикой, длящийся примерно 3-4 месяца. Он может возникать сразу же после потери (кризиса), может быть отсроченным, может явным образом не проявляться или, наоборот, проявляться в чрезмерно подчеркнутом виде. Вместо типичного синдрома могут наблюдаться искаженные картины, каждая из которых представляет собой какой-нибудь особый аспект горя. Эти искаженные картины соответствующими методами могут быть трансформированы в нормальную реакцию горя, сопровождающуюся разрешением [15].

Продолжительность и интенсивность горевания в целом, а также его стадий (о которых мы расскажем подробно ниже), весьма индивидуально и зависит от многих внешних и внутренних причин. Например, степени неожиданности смерти, ее характера, возраста умершего, особенностей взаимоотношений клиента с ним, а также от личностных особенностей самого клиента. Тем не менее, одним из наиболее важных показателей, определяющих продолжительность горевания, является то, насколько успешно клиент осуществляет работу горя, а именно выходит из состояний крайней зависимости от умершего, вновь приспосабливается к окружающему, в котором потерянного лица больше нет, и формирует новые отношения. Обычно нормальное горевание может продолжаться в течение 1 года. Однако одно из самых больших препятствий в этой работе состоит в том, что многие клиенты стараются избежать сильного страдания, связанного с переживанием горя, и уклониться от выражения эмоций, необходимых для горевания.

Картина острого горясхожа у разных людей. Наиболее выражены следующие черты: постоянные вздохи, общие для всех клиентов жалобы на потерю силы и истощение, отсутствие аппетита; могут наблюдаться некоторые изменения сознания – легкое чувство нереальности, ощущение увеличения эмоциональной дистанции с другими (их поведение может казаться странным – «как они могут улыбаться, разговаривать, ходить в магазины, когда существует смерть и она так близко»). Итак, для нормального горевания характерны следующие 5 признаков:

1. физическое страдание;
2- поглощенность образом умершего;
3- чувство вины («я не все сделал для умершего, что мог», «я был невнимателен к нему при жизни», «если бы не мои действия (мысли, чувства, поступки), он бы жил» и т.д.);
4- враждебные реакции (утрата теплоты в отношениях с другими, тенденция разговаривать с раздражением или злостью, уход от всяческих контактов с близкими и друзьями);
5- утрата моделей поведения (неспособность начинать и поддерживать организованную деятельность, отсутствие интереса к любимым занятиям, нежелание чем-то заниматься и т.п.).

Болезненные реакции горя являются искажениями нормального горя. Однако, трансформируясь в нормальное горе, они находят свое разрешение. К болезненным реакциям можно отнести следующие:
1- отсрочка реакции (в результате определенных причин человек может почти или совсем не обнаружить своего горя в течение недели, а иногда даже и нескольких лет);
2- повышенная активность без чувства утраты (экспансивная или авантюрная деятельность на фоне хорошего самочувствия и вкуса к жизни);
3- появление у клиента симптомов последнего заболевания умершего (эти симптомы являются выражением невротической идентификации, либо психосоматики);
4- ряд психосоматических заболеваний;
5- изменения в отношениях к друзьям и родственникам (избегание общения, социальная изоляция);
6- яростная враждебность против определенных лиц, жажда мести (часто направлена на лечащего врача, представителей власти, силовых структур и др.);
7- дальнейшая утрата форм социальной активности (утрата решительности и инициативы, невозможность выполнить даже простейшую деятельность самостоятельно);
8- ажитированная депрессия (напряжение, возбуждение, бессонница, чувство малоценности, самообвинения) [15].

Задачи горевания могут являться также и стадиями психотерапевтического процесса. Говоря о психологической помощи, следует отметить также некоторые принципы работы горя (по Г. Уайтеду).

1.Ритуал называния. Исцеление предполагает, что у потери есть имя, название; только в этом случае ее можно оплакать. Этот принцип говорит также о том, что ситуацию горя важно рассказывать, так как в ней много деталей и много энергии. Как говорил Г. Уайтед, только рассказывая историю, можно создать контекст для сострадания.

2. Горевание – это, во-первых, процесс, а во-вторых, - нелинейный процесс. Важно помнить о том, что в ходе этого процесса внутренняя жизнь меняется: в начале человек переживает душевный хаос с преобладающими негативными чувствами, а в конце возникает ощущение, что некоторые части внутреннего мира как будто перестроились, сложились в новую структуру.
В связи с нелинейностью процесса нужно сказать о том, что прощание с потерей может застать в любом месте; очень часто горевание «выныривает» совершенно непредсказуемо. Человеку кажется, что он уже вполне справился с горем и может продолжать нормальную жизнь, но болезненные переживания могут застать врасплох. Воспоминания о потере неожиданно нахлынут в течение ответственных переговоров на работе, заставят плакать во время поездки на природу или вдруг погрузиться в себя посередине всеобщего веселья. Эта особенность горевания еще раз подчеркивает то, что душевная жизнь протекает по своим законам, не подчиняясь сознательной логике и имеет собственную динамику.

3. Работа с горем должна всегда признавать наличие во внутреннем опыте как клиента, так и терапевта негативного, темного. Как писал К.Г. Юнг, судьба души – это «небеса и ад» и «без переживания этой противоречивости нет опыта целостности, а тем самым нет и внутреннего доступа к священным образам» [24, с. 249]. Работа со смертью – это всегда обращение сначала к темному, а лишь затем – к светлому, поэтому в терапевтическом процессе должно быть пространство для выражения негативных эмоций и темных субличностей. Однако и психотерапевт, работая с горем клиента, должен быть готов к встрече со своей тенью – чувствами досады, раздражения, разочарования и злости.Как мы говорили выше, наше отношение к смерти, по большей части, основано на страхе и страх – это то, с чем придется столкнуться и клиенту, находящемуся в горе, и терапевту, находящемуся с клиентом. И если не испугаться этих страхов, а пойти им навстречу, то, проходя через пугающие переживания, можно преобразовать их в любящее сострадание, вернув тем самым силу страха себе. Как пишет В. Жикаренцев, «когда страх встанет перед вами во весь рост, достигнет максимума, он опрокинется, и вы перейдете в какое-то из состояний любви, потому что любовь есть противоположность страху» [ 7, с. 85].
Например, отношение клиента к своей темной части, представлявшейся в виде Демона – огромного, обладающего нечеловеческой силой, злого, агрессивного и безжалостного, имеющего отвратительную внешность (открытые раны; части тела, лишенные кожи; торчащие из мышц кости), постепенно меняется. Вместо страха перед могуществом Демона и его безжалостностью у клиента появляется сочувствие к его страданиям и ранам. Демон перестает быть пугающим и опасным, потому что клиент начинает видеть в нем израненное существо, нуждающееся в помощи, поддержке и заботе; существо, которое устало от борьбы и боли и которое злиться, так как чувствует себя отчаявшимся и беспомощным. Такое преобразование страха в сострадание является целительным, так как позволяет человеку по-новому взглянуть на себя и на потерю, соприкоснуться со своей глубинной болью, увидеть ее и принять. Как сказал Эммануэль, «страх – это когда просто смотришь в зеркало и корчишь гримасы самому себе».

4.В работе с горем, по словам Г. Уайтеда, всегда есть точка прорыва. Это похоже на то, что В. Жикаренцев назвал «перекидывание монады»: «Любой процесс, завершаясь, переходит в свою противоположность. Если вы достигли чего-то, вы переходите в противоположное состояние» [8, с. 22]. Применительно к нашей теме это звучит так: если человек отдался процессу горевания полностью и прошел через все его аспекты, то в конечном итоге он выйдет к чувству светлой радости и прощения. На уровне образов точка прорыва в терапевтическом процессе – это как будто в темной комнате открыли окно и в нее ворвался солнечный свет. Иногда в ходе терапии таких точек может быть несколько, поэтому важно внимательно отмечать их появление.

5. Горевание требует разрешения. Если у горя есть точка начала, значит у него должно быть и окончание, но для того, чтобы этот процесс завершился эффективно, клиенту нужно чувствовать понимание и принятие со стороны консультанта. Это далеко не новые принципы консультирования, мы говорили о них и раньше, но здесь хотелось бы еще раз обратить на это внимание. В рамках психологической помощи должно быть создано психотерапевтическое пространство, которое позволило бы горю разрешиться, вылиться, выразиться, вырваться наружу, а так как горе, по большей части, - это страх, гнев, вина, обида, страдание, боль и слезы, то все эти чувства должны иметь возможность быть принятыми – бережно, осторожно и со вниманием.

6. А для этого консультанту очень важно работать с собой и со своим го-рем. Это важно потому, что обращение к психологической реальности, к тончайшим оттенкам переживаний, к сфере духовной и душевной жизни, соприкосновение с неизведанными тайнами бессознательного и глубиной человеческих страданий, то есть каждое наше взаимодействие с судьбой и внутренним миром другого человека, требует от нас собственной внутренней работы, неустанного поиска гармонии с собой и с миром, постоянного обращения не только к профессиональной, но и к личной ответственности, честности, открытости и этике. А это значит, что психотерапевту надо неустанно работать с собой, шаг за шагом осваивая пространство души (и, в первую очередь, своей), где все происходящее наполнено жизнью и непрерывным движением.

7. Еще одним принципом, который выделил Г. Уайтед, является связь между горем и сообществом. Он говорил о том, что горевание всегда приходит к сообществу, питает его и зависит от него.
Этот принцип проявляется в поиске горюющим человеком новой идентичности, своего нового места в сообществе (в семье, на работе, в стране, на планете. В мире). Горевание действительно всегда в том или ином смысле приходит к сообществу, так как переживание потери требует, с одной стороны, поддержки, а с другой, - осознания того, «что я делаю в этом мире?». Поэтому, проходя через потерю и одинокость, человек больше начинает ценить связь с другими людьми, с сообществом, которая, в свою очередь, помогает ему отгоревать.

8. И последний принцип, который можно выделить при работе с горем – это помнить не только об ограниченности, конечности и смертности, но и о безграничности, вечности и цикличности. Это то, о чем мы уже говорили: любая медаль имеет две стороны, а значит в любой потере сокрыт дар. Говоря словами С. Левина, «возможно, это самое трудное искусство, которым мы можем овладеть – искусство доверять не только радости, но и страданию; умение открываться горю, каким бы оно ни было, не теряя из виду совершенство вселенной». Говоря о различных аспектах психологической помощи при переживании потери, стоит обратить внимание и на такую тему, как: