Русский стандарт

Известно, что каждый мусульманин однажды в жизни должен побывать в Мекке. Я не мусульманин. Я русский. Это значит, что хоть раз я обязан был встретить Новый год в Париже. Чтобы потом на вопрос «Где ты встретил Новый год?» так, между прочим, впроброс, ненавязчиво, как будто это само собой разумеется, пренебрежительно ответить: «Да так, в Париже».

Я понимаю, звучит заманчиво. Однако новогодний Париж меня неожиданно разочаровал. Хотя начиналось все роскошно. Трехзвездочный ресторан на Елисейских полях. Для ресторанов три звезды – так же круто, как для отелей – пять. За

столиками французские герцоги, герцогини в ожерельях с камнями, вывезенными их далекими предками из африканских колоний. Все с королевскими манерами. За одним столиком потомки русских князей‑эмигрантов с манерами престарелых дворян. В сопровождении небольшого оркестра пела тоже русская. Уже в возрасте. Она была одета так, как одевались русские певицы в Париже еще во времена Антанты. Французам эта антикварная русская явно нравилась. Она их зажигала по‑нашенски, по‑кабацки цыганско‑русским шансоном. Улучшала циркуляцию загустевшей с возрастом королевской крови.

В двенадцать часов, как и положено, все выпили шампанского, минуты две раздавались восторженные возгласы, тосты… Казалось, веселье только разгорается и сейчас французы пустятся вприсядку под зажигательный шансон Антанты, и вдруг – этого я никак не ожидал – все начали расходиться по домам. Никто не подрался. Никто не потянул на себя скатерть с закусками, никто не заснул, упав лицом в крем‑брюле, никто не попытался закинуть винегрет ложечкой в плафон люстры. Все накинули на себя соболиные и норковые шубы и разъехались по домам. Так что не надо говорить, будто на Западе плохой тон носить меха. Просто надо знать, где их носить. Если вы пойдете в соболиной шубе по нищенским кварталам, вас, конечно, обольют краской якобы зеленые. Якобы из любви к животным. А на самом деле просто из чувства зависти. Половина зеленых на Западе – это те, кто не могут позволить себе купить меха и подвели под свою зависть философию, позволяющую им без угрызений совести обливать краской тех, кому завидуют. А купи, подари женщине из партии зеленых норковую шубу, и она тут же забудет о своей любви к норкам, поскольку даже не знает, как этот зверек выглядит. И вообще, почему, если зеленые так любят животных, они сами носят обувь, сделанную из кожи убитых коров, свиней, страусов и крокодилов? Однако вернемся к парижскому Новому году.

Уже к часу ночи в опустевшем ресторане остались только немногочисленные русские, которые начали целоваться с Антантой и под ее зажигательное пение пустились в пляс. Французские официанты выстроились вдоль стен ресторана и смотрели с восхищением на наши половецкие пляски. В смокингах они были похожи на зрителей‑аристократов, которые смотрят выступление русского ансамбля пьяного танца.

Потом мне объяснили, что Новый год в Европе встречать до утра, как в России, вообще не принято. За месяц до Нового года в телекомпанию REN TV было назначено новое руководство из Германии. Немец – генеральный директор – попросил режиссеров дать ему план передачи в новогоднюю ночь. Естественно, принесли ему сценарий обычного «Голубого огонька». Немец посмотрел сценарий, собрал режиссеров и сказал, что денег он на такую долгую передачу до четырех утра не даст. Неразумные траты. В половине первого уже все телезрители лягут спать. Бедный немец так и не понял, почему все редакторы и режиссеры начали хохотать. Как ему объяснить, что наш человек обожает смотреть «Голубой огонек» до синевы и только в четыре или в пять утра вдруг заявляет: «Эту дрянь невозможно смотреть!»? Как ему втолкуешь, что мы – люди с другим энергетическим потенциалом? Это они не празднуют Новый год, потому что энергетически истощаются на праздновании Рождества. Слабаки! А нашей энергии хватает на празднование и их Рождества, и нашего! По старому стилю, по новому… Это же никому в мире не объяснишь, что означает выражение «Старый Новый год».

13 января 2002 года я был на отдыхе в швейцарском отеле в Альпах. Русские разгулялись по полной программе: сняли на ночь пару горных вершин с подъемниками, оплатили работу персонала этих подъемников до утра, туда наверх забросили десант отечественной попсы. Полночи над Альпами неслось «Как упоительны в России вечера»… В ресторане же царило такое веселье, что все остальные национальности просто покинули его. Официант, который обслуживал меня, задал вопрос: что сегодня празднуют русские? Я ему ответил честно: «Old New Year!» Он ушел на кухню и долго не появлялся, видимо пытался с коллегами разгадать эту загадку – оксюморон. Не менее загадочную, чем «живой труп», «горячий снег» или «честный депутат».

Конечно, официантам нравятся русские загулы. Но в душе они над нами посмеиваются. Во‑первых, наши не умеют, как принято на Западе, сдерживать свои чувства. Для официантов это выглядит не только забавно, но и весьма удручающе, когда наши начинают переходить от столика к столику, пересаживаются, меняются местами и потом бедные официанты не знают, кому за какой столик подавать какой счет. Во‑вторых, наши заказывают вина не по вкусу, а по цене. У нас еще есть олигархфренды, которые, придя в ресторан на Западе, считают самым крутым громко, чтобы все в ресторане их слышали, сказать официанту:

– Мне, пожалуйста, самое дорогое вино! Или, что еще хуже:

– Мне – самое лучшее вино, которое у вас тут есть во Франции! И побыстрее.

Самых лучших вин во Франции не бывает. Как, впрочем, и самых дорогих.

В тот же вечер в Швейцарии четверо русских со своими женами, после того как пили весь день в горах глинтвейн, решили попробовать самое дорогое французское вино.

– Самые дорогие вина – коллекционные, – пояснил официант.

– Неси коллекционные, – приказал ему наш, даже не подозревая, что коллекционные вина не пьют. Их коллекционируют. Они хранятся в подвалах уже пару столетий, и это не вино, а уксус с осадком.

– Вам для коллекции? – спросил официант.

– Какая коллекция? Мы выпить хотим. Давай, шевелись!

– Выпить?!! Но, но, но… – Официант хотел что‑то возразить, однако увидев взгляды наших, понял, что его объяснения бесперспективны.

Четыре официанта прикатили к столику заказчиков тележку с четырьмя бутылками коллекционных вин на сумму 120 тысяч евро. Все остальные официанты пришли в зал посмотреть на это чудо. Из‑за дверей, ведущих на кухню, выглянули повара. Метрдотель лично подошел поздравить наших с таким героическим поступком. И наши не подкачали, не подвели Отчизну. За час они разобрались со 120 тысячами евро. При этом даже их жены с количеством украшений большим, чем на новогодней елке, пили эти вина, приговаривая: «Это потрясающе! Вот это я понимаю, настоящее бордо!» Официанты шептались, какие русские молодцы, пьют этот отстой не морщась! Настоящие герои! Это ж все равно, что целоваться с египетской мумией.

Когда же с «лучшими» винами Франции было покончено и у пацанов стала ощущаться традиционная нехватка, когда наступило первое, однако обманчивое чувство опьянения, один из братанов предложил: «Пацаны, а не взять ли нам еще нашей русской водочки в баре?» Все с радостью согласились и отправились в бар лакировать бордо русским стандартом.