Борьба по всему фронту

Перед рассветом из Тель-Арара прибыли орудия и остальные войска Нури Сайда. Мы написали Джойсу, что завтра вернемся на юг, к Несибу, чтобы замкнуть окружение Дераа. Я предложил ему двинуться обратно к Умтайе и ожидать нас там, ибо Умтайе с его обильными запасами воды, великолепным пастбищем и одинаковой удаленностью от Дераа, Джебель-Друза и пустыни Руалла казалось идеальным местом, где мы могли собраться, ожидая известий об успехах Алленби.

На следующий день отряд, превозмогая расслабенность, собрался для новых трудов и, растянувшись на огромном протяжении, двинулся через станцию Мезериб. Мы с Юнгом не спеша закладывали снаряды, в то время как войска разбрелись по развороченной земле по направлению к Ремту, чтобы их не могли заметить ни из Дераа, ни из Шехаба. Над нами гудели турецкие аэропланы-разведчики. Чтобы ввести их в заблуждение, мы отослали наших крестьян через Мезериб обратно в деревни. Благодаря этому турецкие летчики донесли, что нас очень много – возможно, восемь или девять тысяч человек – и что наши передвижения направлены одновременно во все стороны.

К их вящему изумлению, наши снаряды взорвали водонапорную башню в Мезерибе спустя много часов после того, как мы через него прошли. Немцы в эту минуту выступали из Шехаба, направляясь в Дераа90, но необъяснимый грохот заставил их вернуться и задержаться там до вечера.

Между тем мы были далеко и настойчиво брели к Несибу, горной вершины которого достигли к четырем часам дня. Мы предоставили нашей посаженной в седло пехоте короткий отдых, а тем временем двинули артиллеристов и пулеметчиков к гребню первого кряжа, откуда шел спуск к железнодорожной станции.

Мы расположили их там под прикрытием орудия и велели открыть огонь на две тысячи ярдов по станционным зданиям. Артиллеристы, соперничая друг с другом, так принялись за дело, что вскоре в крышах и навесах появились неровные дыры. В то же время мы двинули наших пулеметчиков налево, чтобы обстрелять окопы, откуда в ответ открыли жаркую, упорную стрельбу. Однако наши войска имели естественное прикрытие и на их стороне было то преимущество, что послеполуденное солнце сияло за их спинами. Поэтому мы не понесли никаких потерь, так же, впрочем, как и неприятель. Разумеется, все это было лишь игрой, и захват станции не входил в наш план. Нашей действительной целью являлся большой мост, лежавший к северу от деревни. Турки удерживали мост, занимая небольшой редут близ него и поддерживали связь с ним через пехотинцев, расположенных в деревне под прикрытием ее стен.

Мы обратили два орудия и шесть пулеметов против редута у моста, надеясь вынудить защитников покинуть его. Пять пулеметов направили свой огонь на деревню. Через пятнадцать минут ее старшины, очень встревоженные, прибыли к нам. Нури обещал прекратить стрельбу при условии, что турки будут немедленно выгнаны из домов. Они обещали нам это.

Мы удвоили наш обстрел станции и моста. Огонь с четырех сторон стал жестоким, ибо мы имели двадцать пять своих пулеметов, а также большое количество турецких. Наконец мы направили все четыре орудия против редута и после нескольких залпов увидели его охрану бегущей из своих разрушенных окопов через мост под прикрытие железнодорожной насыпи.

Последняя была высотой в двадцать футов. Если охрана намеревалась защищать мост из-за его сводов, она находилась бы на прекрасной позиции. Однако мы рассчитывали, что станция соблазнит турок оставить мост. Я отделил половину своего отряда, нагруженного взрывчатым веществом, и двинулся с ним вдоль гребня пулеметного бруствера, пока мы не очутились на расстоянии полета камня от редута.

Редут действительно оказался покинутым. Мы спешились и подали Нури сигнал прекратить стрельбу. В молчании мы осторожно прокрались через своды моста и нашли их тоже оставленными.

Третья машина закапризничала. Ее пилот и наблюдатель отчаянно запускали пропеллер, пока мы приближались. Наконец они спрыгнули в железнодорожный ров, а мы начали посылать пулю за пулей в остов самолета, пока он не заплясал под их градом. Мы выпустили полторы тысячи пуль по нашей мишени, а затем повернули обратно.

К несчастью, оба спасшихся бегством аэроплана успели слетать в Дераа и, пылая злобой, вернуться. Один из них не проявил особого ума и сбросил на нас четыре бомбы с большой высоты, дав промах. Но второй ринулся вниз и начал сбрасывать бомбы метко и аккуратно. Мы медленно поползли назад, беззащитные между камней, чувствуя себя обреченными, как сардинки в жестяной коробке, когда бомбы начали падать все ближе. Одна из них осыпала градом мелких камней управляющую часть автомобиля, но лишь изранила нам руки. Другая изодрала переднюю шину и чуть не перевернула машину.

Я предпочитаю встречать опасность в одиночестве. К счастью, мы благополучно добрались до Умтайе и донесли Джойсу о нашем успехе. Мы доказали туркам, что аэродром непригоден для пользования и что Дераа в равной степени доступна для автомобильной атаки.

Позднее я прилег в тени одного из автомобилей и заснул. Все арабы пустыни и пролетавшие турецкие аэропланы, которые бомбардировали нас, не могли нарушить моего мирного отдыха. В огне событий люди стали лихорадочно-неутомимыми, но сегодня мы счастливо закончили наш первый набег, и мне было необходимо отдохнуть перед следующими походами. Как и всегда, я заснул как убитый, лишь только лег, и проспал до полудня. события. Шли слухи, что мы лишь совершаем набег, а не оккупируем территорию и что затем удерем отсюда, как удрали англичане от Салта, предоставив нашим местным друзьям расплачиваться за все.

Ночной покой беспрестанно нарушался этими пришельцами, с криком окружавшими наш бивуак и, по крестьянскому обыкновению, слюнявившими нам поцелуями руки с торжественными заявлениями, что мы их всесильные владыки, а они наши смиреннейшие слуги. Может быть, на этот раз мы не приняли их с нашей обычной любезностью, но в отместку они подвергли нас пытке, заставляя бодрствовать через силу… В течение трех дней и трех ночей мы напряженно работали, обдумывая, приказывая и выполняя приказы; и сейчас потеря для отдыха еще одной ночи вызывала острую горечь.

Их причитания угнетали нас все сильнее и сильнее, пока наконец Насир не отвел меня в сторону и не шепнул, что, очевидно, где-то поблизости существует центр недовольства. Я отпустил своих телохранителей, чтобы они смешались с толпой поселян и выяснили, в чем дело. По их донесениям оказалось, что недовольство идет из ближайшего поселения Тайиба, жители которого вчера были потрясены возвращением бронированных автомобилей Джойса, вызванным случайными обстоятельствами. Этот случай породил опасения, что после нашего отступления Тайиба окажется местом, подвергающимся наибольшей опасности.

Я подозвал Азиза, и мы поскакали прямо к Тайибе по неровным слоям лавы, заваленным каменными глыбами. В хижине старшины восседал конклав, чьи страхи заразили наших посетителей. Они как раз спорили, кого послать к туркам, чтобы умолять их о пощаде, когда мы неожиданно вошли. Наше прибытие без всякой охраны пристыдило их как доказательство полнейшей безопасности. Мы поговорили часок на сторонние темы – о хлебах и ценах на сельскохозяйственные продукты – и выпили кофе. Затем мы поднялись, чтобы уехать. После этого болтовня возобновилась, но настроение изменилось в нашу пользу, и они не дали знать о нас неприятелю. А на следующий день за такое упорное сообщничество с нами турки подвергли их селение бомбардировке и артиллерийскому обстрелу.

Мы вернулись до наступления рассвета и расположились, чтобы заснуть. Но тут со стороны железной дороги раздался оглушительный грохот, и за нашими спящими войсками взорвался снаряд. Турки выслали бронированный поезд с полевым орудием.

Пришлось поспешно двинуться вперед по ужасной дороге. Показался турецкий аэроплан и закружил над нами, чтобы помочь артиллеристам. Снаряды начали падать возле нас. Мы удвоили шаг и растянулись в ломаную линию, лишенную всякого прикрытия. Внезапно аэроплан нерешительно застыл в воздухе, а затем отклонился в сторону по направлению к железной дороге и, казалось, снизился. Турецкое орудие выпустило еще один удачно направленный снаряд, который убил двух верблюдов, но после этого потеряло прицел. Около пятидесяти следующих выстрелов не причинили нам вреда, и мы успели выйти за пределы досягаемости снарядов. Турецкое орудие приступило к наказанию Тайибы.

Джойс проснулся в Умтайе от канонады и вышел, чтобы встретить нас. Позади его высокой фигуры развалины были расцвечены пестрой толпой, составленной из представителей всех деревень и племен Хаурана, прибывших засвидетельствовать уважение и предложить – по крайней мере, на словах – свои услуги. К неудовольствию уставшего Насира, я оставил его с ними, а сам ушел с Джойсом и Уинтертоном, рассказывая им о снизившемся аэроплане и высказывая предположение, что его подбил какой-нибудь бронированный автомобиль с места своей стоянки. В эту минуту появились еще два неприятельских аэроплана и сделали посадку у того же самого места, где снизился первый.

Однако завтрак, первый за долгое время, был уже приготовлен. Мы сели, и Джойс рассказал, как обитатели Тайибы стреляли по нему, когда он проезжал мимо, вероятно, чтобы подчеркнуть свое мнение о чужаках, которые сначала ворошат гнездо турецких шершней, а затем улепетывают.

Завтрак окончился. Мы вызвали из числа автомобилистов добровольца, чтобы обследовать неприятельский аэродром. Все выступили вперед с молчаливой готовностью и охотой, от которых у меня перехватило дух. Наконец Джойс выбрал двух автомобилистов с двумя машинами – одной для Джунора, а другой для меня, и мы проехали пять миль к долине, у входа в которую, казалось, снизились аэропланы.

Мы заглушили шум автомобиля и медленно поползли вперед по дороге. Приблизительно в двух тысячах ярдов от железной дороги она изгибалась вокруг гладкого луга, у дальнего края которого стояло три аэроплана. Это было великолепно! Мы ринулись вперед, но нам преградил путь глубокий ров, окаймленный отвесными насыпями из растрескавшейся земли и совершенно непроходимый.

В ярости мы устремились вдоль него по дороге. Стоило нам остановиться, как два аэроплана начали разбег. Мы открыли по ним огонь, пытаясь нащупать прицел по пыльным клубам, но самолеты уже отделились от земли и, прошумев над нами, исчезли.

Третья машина закапризничала. Ее пилот и наблюдатель отчаянно запускали пропеллер, пока мы приближались. Наконец они спрыгнули в железнодорожный ров, а мы начали посылать пулю за пулей в остов самолета, пока он не заплясал под их градом. Мы выпустили полторы тысячи пуль по нашей мишени, а затем повернули обратно.

К несчастью, оба спасшихся бегством аэроплана успели слетать в Дераа и, пылая злобой, вернуться. Один из них не проявил особого ума и сбросил на нас четыре бомбы с большой высоты, дав промах. Но второй ринулся вниз и начал сбрасывать бомбы метко и аккуратно. Мы медленно поползли назад, беззащитные между камней, чувствуя себя обреченными, как сардинки в жестяной коробке, когда бомбы начали падать все ближе. Одна из них осыпала градом мелких камней управляющую часть автомобиля, но лишь изранила нам руки. Другая изодрала переднюю шину и чуть не перевернула машину.

Я предпочитаю встречать опасность в одиночестве. К счастью, мы благополучно добрались до Умтайе и донесли Джойсу о нашем успехе. Мы доказали туркам, что аэродром непригоден для пользования и что Дераа в равной степени доступна для автомобильной атаки.

Позднее я прилег в тени одного из автомобилей и заснул. Все арабы пустыни и пролетавшие турецкие аэропланы, которые бомбардировали нас, не могли нарушить моего мирного отдыха. В огне событий люди стали лихорадочно-неутомимыми, но сегодня мы счастливо закончили наш первый набег, и мне было необходимо отдохнуть перед следующими походами. Как и всегда, я заснул как убитый, лишь только лег, и проспал до полудня.