Содержание 1. О жизни писателя. 2. Сатира Булгакова. 3. Роман Белая гвардия , пьесы Дни Турбиных и Бег 4. М. А. Булгаков и его главная книга. 5. Художественный мир писателя. О жизни писателя. Михаил Афанасьевич Булгаков родился в Киеве на Воздвиженской улице 3 15 мая 1891 года. Он был первенцем в большой семье преподавателя Духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова.Мать Варвара Михайловна, урожденная Покровская, в молодости учительница, потом вспоминала о своей профессии лишь в годы бедствий, служа инспектором на женских курсах.
Но при жизни мужа, да и позже, ей с лихвою хватало обязанностей хозяйки дома, на которой еще лежало отрадное бремя - поднять семь человек детей, троих мальчиков и четырех девочек. К этому стоит прибавить, что бабушка со стороны матери, Анфиса Ивановна, часто гостившая в их доме и на загородной даче под Киевом, в местечке Буча, носила фамилию Турбина - родовое имя, стойко реющее над молодыми замыслами Булгакова.
Деды писателя и по матери, и по отцу принадлежали к церковному сословию. В XIX веке из семей священнослужителей выходили молодые люди, тянувшиеся к светской культуре, кончавшие столичные университеты. Они пополняли ряды демократической бессословной интеллигенции, сливавшейся и с терявшей вой аристократический блеск интеллигенцией дворянской. В недавнем прошлом из этой среды поднялись драматург Островский, критик Чернышевский, историк Сергей Соловьев. Понятие дворянской чести переходило по наследству к образованным людям, рождая представление о чести русского интеллигента, столь важное впоследствии для Булгакова.
Небезразлично и то, что родовые корни Булгакова уходят в Орловскую землю здесь плодородный для русского гения пласт национальных традиций, полнозвучия неиспорченного родникового слова, которое сформировало талант Тургенева, Лескова, Бунина, позже Замятина. В лучших, наиболее просвещенных священнических семьях сберегались традиции живой народно речи. Их не гасило, а лишь облагораживало церковное красноречие и высокий слог славянского перевода священных книг, из которых потом так охотно черпал эпиграфы Булгаков.
Отец писателя был человеком ученым, историком церкви, и хотя непосредственное влияние его на старшего сына, судя по всему не было слишком заметным, Булгаков сохранил о нем благодарную уважительную память как о вечном труженике. Образ отца, склонившегося над книгой в кругу света от настольной лампы, сопровождал его всю жизнь.
Коллеги чтили Афанасия Ивановича как человека справедливого, без уклонов в крайность, терпимого, строго объективного. И кто знает, сколько раз вспоминал Булгаков отца, работая над страницами о Христе в своем последнем, закатном романе. В 1907 году Афанасий Иванович умер от склероза почек, той самой наследственной болезни, какая тридцать три года спустя настигнет и его сына. В пятнадцать лет лишившись отца, оставшись за старшего помощника матери в большой многодетной семье, Михаил не слишком радовал близких своими гимназическими успехами, да и ярко выраженных способностей до известной поры не проявлял.
Он окончил Первую Киевскую гимназию, картинно изображенную в III действии Дней Турбинных, получив аттестат зрелости лишь с двумя отличными оценками - по закону божьему и географии. Последнее, впрочем, пригодилось мало - далеко ездить ему не пришлось, зато, сочиняя потом свои книги, он много путешествовал по карте - в Париж с Мольером, в Рим с Гоголем, в Испанию с Сервантесом, в Палестину - с Иешуа Га-Ноцри. Дни отрочества и юности, дом на Андреевском спуске, семья под началом сильной, гордой и деятельной Варвары Михайловны в памяти Булгакова всегда были окружены поэтической дымкой, как оазис мира, семейного тепла, интеллигентного быта - с музыкой, чтением вслух по вечерам, праздником елки и домашними спектаклями.
Хлопотливая забота матери, мечтавшей, чтобы сыновья ее стали инженерами путей сообщения, изливалась на всех детей, но, пожалуй, более на младших.
Простой и демократический стиль общения царил в не слишком богатом, но уютном доме, который прежде заполнял шум звонких ребяческих голосов, потом - споры, пение, смех веселой, шумной молодежи. У Михаила рано развилось чувство самостоятельности, взрослости. В младших классах, как рассказывают его однокашники, он был изрядным драчуном, в старших - пуще всего охранял свою независимость и достоинство. Панибратства и фамильярности не терпел с молодых лет. Но примерным домашним юношей не был однажды он дурно отличился, истратив на кинематограф деньги, ассигнованные матерью на учебник физики Краевича, тайком бегал в театр, а по весне, прогуливая уроки, бродил по киевским бульварам с барышнями под цветущими каштанами.
Слишком рано, по мнению матери, он надумал жениться, увлекшись девушкой из Саратова, и был самостоятелен в выборе своего будущего. По пути отца он не пошел, лишний раз подтвердив, что в проблеме отцов и детей наследование призвания случается не чаще, чем отталкивание от него. По некоторым сведениям, молодой Булгаков даже своих приятелей - братьев Гдешинских - уговаривал уйти из семинарии и сам выбрал медицинский факультет университета.
Став студентом-медиком, он пропадал в анатомическом театре, увлекался работой с микроскопом, штудировал учебники. Лишь однажды пропустил сессию, отдавшись романтическому кружению сердца, но вскоре наверстал упущенное - и получил при выпуске специальность детского врача. С юности Булгакова не влекла к себе политика.
Вследствие этого наивны были бы попытки характеризовать его общественные взгляды между 1905 и 1917 годами как нечто сложившееся и определенное. В эти годы в его родном городе, как и повсюду в стране, бушевали политические страсти, волнами проходили забастовки и митинги, рождались социал-демократические и эсеровские кружки и группы, влиятельна была монархическая газета Киевлянин, выходившая под редакцией Шульгина, большой шум сопровождал убийство Столыпина террористом Богровым в киевском театре и скандальное дело Бейлиса. Но нет серьезных данных, которые позволяли бы отнести молодого Булгакова к левым или правым, приписать ему сочувствие к социалистическим кругам или, тем менее, симпатии к квасному патриотизму и монархизму.
Не заметно у Булгакова и национальных предубеждений. Он рос в районе киевского Подола, где в тесном соседстве жили русские, украинцы, евреи, поляки. Булгаков чувствовал свою кровную связь с русской культурой, воспринимал родной город как мост в древнейшую Русь, но вовсе не сторонился украинцев и, как всякий русский интеллигент той поры, стыдился бы иметь хоть что-либо общее с черносотенцами.
Впрочем, умной юности свойствен задор самоутверждения, ирония в глазах и легкий скептицизм ко всему на свете. Как вспоминает сестра Булгакова Надежда Афанасьевна, в их доме бурно спорили о Дарвине и Ницше, которыми, будучи студентом, увлекался Михаил. Можно предположить, что он пережил свою эпоху бури и натиска, ища в строгом материализме одного и резком самоутверждении личности, граничившем с моральным нигилизмом, другого опору независимости своих взглядов.
Определялись и литературные пристрастия Булгакова. Быстро отошло полудетское увлечение Виктором Гюго и Вальтером Скоттом. Насмешливость, какую мы легко читаем на молодых фотографиях Булгакова, вольнодумство, о котором знаем по семейным преданиям и рассказам, питалось, в частности, чтением Гоголя, а позднее и Салтыкова-Щедрина, писателя отнюдь не идиллического, с ядом высмеивавшего и либералов Балалайкиных, и тупых помпадуров - консерваторов.
Вряд ли можно было склониться к идейному монархизму, оставаясь восхищенным читателем Истории одного города. Однако насмешливый юноша с острым складом ума, смущавший своими экспромтами, шутками и розыгрышами соседей и родственников, обладал тайным лиризмом души и острым любопытством к людям. Сочинять он стал, по свидетельству близких, рано и еще без расчета печататься - небольшие рассказы, сатирические стихи, драматические сценки.
Уже в молодые годы, помимо иронического наклона ума, в нем можно было отметить пристальность аналитика, имеющего дело с медициной и естествознанием. Другой важной его чертой был художественный артистизм, интерес к перевоплощению, чуткость ко всякой театральности. Он тянулся к сцене, одно время мечтал стать оперным певцом, знал наизусть Аиду и Фауста, реминисценции из которых возникали потом в его творчестве по воспоминаниям, он слушал Аиду в театре более 40 раз. Писал он и пьесы для домашнего театра, играл на подмостках дачного театра в Буче. Мировая война оборвала казавшийся предугаданным наперед, спокойный и ровный ток дней. Юная Татьяна Николаевна Лаппа, дочь управляющего саратовской казенной палатой, с которой Булгаков обвенчался в 1913 году, сполна разделила с ним первый круг его жизненных мытарств.
Ускоренным выпуском закончив университет святого Владимира, Булгаков работает в прифронтовых госпиталях первой мировой войны, набираясь нелегкого врачебного опыта.
Освобожденный по болезни от призыва, он в 1916 - 1917 годах едет по назначению в земскую больницу Смоленской губернии, работает врачом в селе Никольском под Сычевкой, а затем в Вязьме. За первый год самостоятельной врачебной деятельности Булгаков по некоторым сведениям принял 15615 больных, то есть едва ли не по 50 больных за день. Впечатления этих лет отзовутся в окрашенных юмором, печальных и ярких картинах Записок юного врача. Таково свойство волшебного фонаря искусства все, пережитое в Никольском, казалось впоследствии и легче, и забавнее. В действительности же это был умопомрачительно тяжелый, изнуряющий труд от рассвета до заката, и с этой усталостью могла сладить только молодость да еще сознание насущной помощи людям.
Вот где впервые проявилась у Булгакова эта черта - внутреннего долга, стоического, вопреки всему, выполнения своих обязанностей. Так будет он относиться потом и к своему литературному призванию. Вернувшись в марте 1918 года из глухой русской провинции в родной Киев, Булгаков попытался заняться частной врачебной практикой.
Он прикрепил к дверям табличку о часах приема как вольнопрактикующий врач-венеролог и в спокойные минуты сознательнее и усидчивее стал пробовать свое перо. Известны лишь названия этих уничтоженных впоследствии сочинений Первый цвет и Недуг. Набрасывал он, по-видимому, и окончательно обработанные десять лет спустя Записки юного врача. Впрочем, спокойных минут за те полтора года, что он провел в Киеве, продутом вихрями и охваченном пламенем гражданской войны, почитай что не было. Белые, красные, оккупанты-немцы в рыжих тазах с шишками, гетман в черкеске, петлюровцы в синих жупанах, снова красные, снова Петлюра и опять белые Позднее Булгаков писал, что насчитал в Киеве той поры четырнадцать переворотов, десять из которых он лично пережил. В анкете для поступления на службу в Большой театр в 1936 году Булгаков откровенно отметил одно обстоятельство, долго смущавшее его биографов В 1919 году, проживая в городе Киеве, последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город. Достоверно известно, что его мобилизовывали петлюровцы, от которых ему удалось бежать, призывали его и в Красную армию, но, по свидетельству Т. Лапа, добровольцем он совсем не собирался идти никуда. Очевидно, не по доброй воле и уж никак не из воинственного энтузиазма Булгаков попал в качестве врача в военные формирования деникинской армии и был отправлен с эшелоном через Ростов на Северный Кавказ.
Насколько сильно занимала его уже в то время мысль о литературном призвании и как постыла была военная служба, видно уже по тому, что, едучи осенью 1919 года в расхлябанном поезде, при свете свечки, вставленной в бутылку, он под дерганье состава, на дрожавшем столике писал рассказ.
Рассказ этот, упомянутый в одной из автобиографий, был напечатан, но найти его не удалось.
Однако первые обнаруженные булгаковедами публикации в газетах Грозного и Владикавказа относятся как раз к концу 1919 и началу 1920 года. Некоторые из сохранившихся фрагментов носят откровенно белогвардейский характер Булгаков пишет об отречении Николая II как об историческом несчастье.
Но в его настроениях той поры громче всего одно - усталость от братоубийственной войны. Написанные по горячему следу уже в Москве, автобиографические Записки на манжетах 1921 - 1922 начаты в одной из редакций с главы, названной Кавказ и заключающей в себе два ряда точек.
Такими пунктирами прерывается то и дело и ранняя биография Булгакова - пробелы в ней только начинают заполняться. Можно лишь догадываться, что первые впечатления революции в смоленской деревне, когда горели барские усадьбы, пожаром гулял мужицкий гнев, а ревкомы крутой поры военного коммунизма осуществляли в Вязьме бессудные расправы, произвели сильное впечатление на Булгакова и заметно качнули его в сторону старого режима, с которым связывалось в воспоминании мирное время, счастливое до войны просторный уютный дом, любящие братья и сестры, ноты Фауста на пюпитре рояля, светло, тепло, жена молодая 1913-й - блестящий, пышный год. Кровавую черту под прошлым для него, как и для многих людей его круга, подвело известие о расстреле в 1918 году царской семьи.
Короче, с белыми его связывало слишком многое. Как же тогда оказался он среди тех, кто сотрудничал с советской властью? Когда после сражений белой армии на Кавказе с горцами, в которых Булгаков принял участие как военный врач, деникинцы начали отступать под ударами Красной Армии, он остался во Владикавказе.
То, что его вчерашние товарищи по оружию бросили его больным, в злейшем тифу, заставило Булгакова, по-видимому, пережить личное потрясение, усиленное общим позором поражения. Не случаен отчаянный выкрик в Записках на манжетах Меня бросят! Бросят! И когда бросили, он, заодно с приятелем Юрием Слезкиным, известным петербургским беллетристом, пошел сотрудничать в подотдел искусств, не ощущая это как гибельный компромисс или, еще менее, предательство.
Сотрудничество с новой властью он воспринял не только как средство не погибнуть с голоду, но и как неизбежный поворот судьбы. Кстати, просветительство - лекции, доклады о Пушкине и Чехове, а вскоре и писание пьес для местного театра - в чем-то отвечало его склонностям и стало заметно увлекать его. Но на Кавказе он еще не оставлял мысли об эмиграции. Впрочем, когда оказалось, что путь через Константинополь в Париж для него труден или вовсе неосуществим, Булгаков смирился с этим. Потом он проделает эти дороги в своем воображении - с Голубковым, Корзухиным, Люськой и Чарнотой.
Пусть светит Золотой Рог. Я не доберусь до него. Запас сил имеет предел. Я голоден, я сломлен! Но здесь я больше не останусь. Раз так значит значит Многозначительная недоговоренность XIV главки Записок на манжетах прояснялась заглавием XV - Домой. Домой, как ни странно для киевлянина, значило в Москву - в красную Москву, столицу большевиков.
В 1920 - 1921 годах во Владикавказе Булгаков окончательно понял, что он не актер, не лектор и даже не врач, а прежде всего литератор. Литератор по призванию, по склонностям, так сказать, по составу крови. В 1921 году писатель, как он сам рассказал в автобиографии, приехал без денег, без вещей в Москву с тем, чтобы остаться в ней навсегда. Сотрудничал во многих газетах. Постоянным местом его службы стала газета железнодорожников Гудок, где он познакомился с В. Катаевым, Ю. Олешей, Е. Петровым, И. Ильфом, И. Бабелем, К. Паустовским, Л. Славиным.
Работа в газете выматывала его силы. Заниматься собственным творчеством приходилось по ночам. Тем не менее, в 1922 - 1923 годах в печати один за другим появляются фельетоны, очерки и рассказы М. Булгакова, а также фрагменты автобиографической повести Записки на манжетах. О работе в Гудке Булгаков отзовется потом довольно саркастически сочинение фельетона в строк семьдесят пять - сто занимало у меня, включая сюда и курение и посвистывание, от 18 до 22 минут. Переписка его на машинке, включая сюда и хихиканье с машинисткой 8 минут.
Словом, в полчаса все заканчивалось. Я подписывал фельетон каким-нибудь глупым псевдонимом или иногда зачем-то своей фамилией и нес его Тайному другу. Сочиняя очерки для газеты Накануне, молодой автор мог несколько развернуть свои мысли, и эта работа была во всех отношениях крупнее и серьезнее. Сатирический дар писателя ярко проявился в повестях 1923 - 1925 годов Дьяволиада , Роковые яйца и Собачье сердце последняя из них была опубликована в СССР лишь в 1987 году. А в 1925 году на страницах журнала Россия появились первые главы романа Белая гвардия. Окончания романа не последовало журнал прекратил свое существование.
Зарубежные читатели познакомились с полным текстом романа в 1927 - 1929 годах, но на родине писателя он будет издан лишь в 1966 году. В 1926 году Московский Художественный театр поставил написанную Булгаковым на материале романа Белая гвардия пьесу Дни Турбинных, принесшую и театру, и ее автору как славу, так и множество неприятностей спектакль то запрещали, то вновь разрешали, а его создателей обвиняли во всех смертных грехах. С этого времени жизнь писателя тесно связана с театром.
Им написаны пьесы Зойкина квартира , Багровый остров , Бег , Кабала святош , Адам и Ева , Блаженство , Иван Васильевич , Александр Пушкин , Батум, инсценировки а по сути, оригинальные пьесы Мертвых душ , Войны и мира , Дон Кихота. Ни одна из этих пьес не была разрешена к постановке. 28 марта 1930 года доведенный до отчаяния писатель обратился к Советскому правительству с письмом, в котором сообщал, что из 301 отзыва советской прессы о его творчестве похвальных было 3, враждебно-ругательных 298 . На широком поле словесности российской в СССР писал он через два дня И. В. Сталину я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру.
Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он все равно не похож на пуделя. В этих словах - весь Булгаков, человек твердых убеждений и неколебимой порядочности.
Он не желал приспосабливаться даже в одежде. Носил - насколько позволяли средства - модные костюмы, галстух именно так он предпочитал называть эту деталь туалета, лакированные туфли. Дома любил надевать халат, вязаную шапочку - подарок жены совсем как Мастер в его знаменитом романе. В его речи не было получивших распространение в советском новоязе нелепых аббревиатур, высмеянных еще В. Маяковским в его Прозаседавшихся и Клопе. Письмо Булгакова руководителям страны совпало по срокам с трагической гибелью и похоронами В. Маяковского.
Быть может, опасаясь еще одного самоубийства, 18 апреля 1930 года Сталин позвонил писателю и предложил ему поработать в Художественном театре. Это давало средства к существованию, но не обеспечивало дороги к читателю. Булгаков вспоминала позднее вдова художника не держал в руках гранок 15 лет, с 1926 года по день смерти. Повторялась история, описанная М. Булгаковым в произведениях о его любимом драматурге Ж Б. Мольере полупросвещенный тиран заигрывал с художником, но не давал ему свободно творить и доводил его до могилы.
Вынужденная творческая немота угнетала писателя. Но он тем не менее продолжал трудиться над своим лучшим романом Мастер и Маргарита. Работа над ним началась едва ли не в 1928 году и продолжалась до февраля 40-го, менее чем за месяц до смерти. Уже умирая, вспоминала его жена и сподвижница Елена Сергеевна Булгакова, он дал мне понять, что ему что-то нужно, что он чего-то хочет от меня. Я догадалась и спросила Мастер и Маргарита ? Он страшно обрадованный сделал знак головой, что да, это. И выдавил из себя два слова Чтобы знали, чтобы знали. Елена Сергеевна поклялась во что бы то ни стало опубликовать роман.
И эту клятву сдержала. Удивительная история связана и с памятником на могиле писателя. Среди обломков мрамора у гранильщиков Новодевичьего монастыря Елена Сергеевна нашла черноморский гранит.
Оказалось, что когда-то он был установлен на могиле Н. В. Гоголя в Даниловом монастыре. В 30-е годы прах Гоголя был перенесен на Новодевичье кладбище, и на его могиле появился советский памятник, а камень со старого сброшен в яму. Вот этот камень Елена Сергеевна и поставила на могиле Михаила Афанасьевича на Новодевичьем кладбище.
В повести Дьяволиада мистико-фантастический сюжет зарождается в вихре ... В этом доме в Гнездиковском переулке помещалась редакция Накануне, и в... Революция и гражданская война вторгаются в жизнь героев романа, ставя ... Наверное, нечто подобное автор не только наблюдал, но и пережил в киев... В Крыму он ставил на Хлудова, на главкома - и проиграл.
Мы теперь будем всегда вместе говорит ему во сне оборванный философ-бр... Как человек он не одобряет смертный приговор, но в качестве прокуратор... В письме советскому правительству М. Булгаков нарисовал свой литературный и политический портрет. А.
литература , 1988 г. 2 Е. В. Секачева Литература XX века. Москва, изд. АСТ-пресс , 2001 г. 3 В. Лакшин Мир Михаила Булгакова. Москва, изд. Художественная литература , 1989 г. 4 В. Г. Боборыкин Михаил Булгаков. Москва, изд. Дрофа , 1999 г. 5 В. В. Агеносов, Э. Л. Безносов Русская литература XX века, учебник для 11 класса.
Москва, изд. Дрофа , 1996 г.