Из детства в путь

Из детства в путь. Свидетельство об окончании семилетки получено на руки вместе с характеристикой, и 12 июня 1950г. Николай Рубцов уезжает в Ригу. Мечта о море зовет, и он мечтает поступить в мореходное училище.

Однако надежды не оправдались ему не было еще пятнадцати лет, необходимых для поступления в «мореходку» 29 июня он вернулся в село Никольское. Но устраиваться в жизни как-то надо, и Николай поступает в Тотемский лесотехникум тут романтика «не светит», но во всяком случае, все знакомо и надежно.

Экзамены сданы, и 30 августа. Рубцов уезжает Тотьму, расставшись с детдомом. «После детского дома, так сказать, дом всегда был там, где я работал или учился. До сих пор так» писал Н. Рубцов и спустя более десяти лет. Поэт верно замечал, что детдомовцев «оскорбляло слово «сирота»: неправдой внешней (у них все есть как у людей) и глубокой правдой неизбывной внутренней болью, которую будить недозволенно никому.

Не пережившим сиротства трудно представить себе ту боль: тоску по матери, по родному дому, которого и не было, и нет и, не будет. Трудно представить то чувство неприкаянности, которое возникает неизбежно снова и снова, как бы удачно ни сложились обстоятельства, и накладывает свой неизгладимый опечаток на жизнь». Так было и с Николаем Рубцовым, для которого домом в Тотьме стало общежитие лесотехникума. Заметим и то, что для всех студентов (кроме таких бедолаг, как он) общежитие временное пристанище, у них есть еще и родной ДОМ, где они могут отогреться душой, а для детдомовца – единственный угол… Драматично все это, однако в ранней юности еще не осознается в полной мере. Учился Рубцов легко, хотя уже без особого старания, но литература – как и в Никольской семилетке – неизменно вызывала его интерес… Тихий одноэтажный в ту пору город Тотьма – лишь соборы да несколько старых купеческих особняков возвышались на его улицах – раскинулся на высоком берегу реки Сухоны.

Палисадники его заплеснуло зеленью, а улицы – сухие и песчаные.

Многое напомнит здесь старину, и Н.Рубцов хорошо знал прошлое своего древнего города. Любовался он с тихим восторгом величавыми соборами и сиживал за городом возле огромного камня, сохранившего надпись самого Петра Великого, от которого – по преданию – городище и пустило свое имя («То-тьма»). И прохладные залы уютного музея влекли его ведь сколько в нем тайн за каждой вещью или картиной старых мастеров – живописцев, за каждой грамотой в ее замысловатых и все-таки знакомых письменах.

Но, видимо, жила в нем неотступной мечта о море, и больше всего любил он бывать на пристани. Вот зарисовка самого Николая Рубцова: «…Последний, отвальный гудок дает пароход «Чернышевский», отходя от пристани, и быстро проходит рекой мимо маленьких деревянных старинных домиков, скрывающихся в зелени недавно распустившихся листьев берез, лип… скрадывающей их заметную кособокость и уже подряхлевший за долгие годы существования серый вид, мимо громадных и каменных мраморных церквей, верхушки которых еще далеко будут видны над городом…» («О родном уголке»). Сколько раз Рубцов видел эту картину, сколько раз думал: а что там дальше-то И однажды он забрал в канцелярии техникума свои документы и пустился в путь… А куда он рвался, куда «Я желал бы напомнить о той стране без имени, без территории, куда мы в детстве бежали писал М.Пришвин в повести «За волшебным колобком» - Я пробовал в детстве туда убежать.

Было несколько мгновений такой свободы, такого незабываемого счастья… В светящейся зелени мелькнула страна без имени и скрылась…» Не ту ли призрачную страну ребяческой мечты искал Н.Рубцов Но поиск его был драматически осложнен тем, что он не имел ДОМА, того надежного пристанища, куда возвращаются, и потому в разочарованиях не находил нравственной опоры, и потому так болезненно их переживал.

Именно с этого момента начинается самый малоизвестный период в библиографии Николая Рубцова – одиссея юноши, рвавшегося в море и добившегося своего, немало поездившего по стране.

Где он только не побывал! В Ташкенте, Архангельске, Кировске, на Кольском, в Ленинграде… А еще где? – кто знает… И в дальнейшем, спустя семь-восемь лет, в библиографической справке Николай Рубцов написал об этом периоде жизни очень скупо: «Учился в нескольких техникумах, ни одного не закончил. Работал на нескольких заводах и в Архангельском траловом флоте. Служил четыре года на Северном флоте.

Все это в разной мере отозвалось в стихах…» Лишь немногие подробности его жизни выдали нам стихи Рубцова, написанные, скорее всего позже, а не по следам его жизненного пути. Море так неудержимо влекло Н. Рубцова, что он приехал в Архангельск. Безмерная ширь Северной Двины, пронизывающий холодом и надеждой ветер с моря и суда, суда… Как я рвался на море! Бросил дом безрассудно И в моряцкой конторе Все просился на судно. Умолял, караулил… Но нетрезвые, с кренцем, Моряки хохотнули И назвали младенцем… («Фиалки», 1962г.) Но не сразу Рубцов добился своего.

Поначалу он работал «на берегу» библиотекарем и по совместительству – истопником. Но – «умолял, караулил…». И все-таки ему повезло – он попал-таки на рыболовецкое траловое судно кочегаром. Здесь Рубцов наше некоторое соответствие своим мечтам, по крайней мере, он в дальнейшем, довольно часто писал о своей матросской жизни. Интонации утверждающие и горделивые переплетаются в них с ироническими и грустными – многое, видимо, для Николая Рубцова оказалось неожиданным в жизни матроса-рыболова с его нелегкой работой в плавании. Но между тем поэзия коснулась души юноши всей своей властностью.

Он уже понимает всю необходимость учебы, но возникает другой вопрос! Где? Тут Рубцов не в силах определиться. Оставив траловый флот Николай решает поступить в горный техникум в городе Кирове Мурманской области, однако накануне поездки его обокрали. Оказавшись без денег и билета, он едет на крыше вагона, о чем вскоре и сообщает флотским друзьям.

А их нравы отличает и грубоватая требовательность друг к другу, и щедрость в готовности прийти ближнему на помощь. По кругу пошла шапка, и, как потом рассказывал сам Николай Рубцов, денег ему прислали втрое больше, чем пропало… Поступив в техникум Рубцов поучился в нем, однако, только полгода – и здесь он не нашел чего-то своего Вскоре после нового, 1955г. Николай Рубцов приезжает к своему брату Алексею в поселок Приютино Ленинградской области.

Немало из прошлого этого уголка он узнал. Теперь он чернорабочий на одном из ленинградских заводов. Жизнь человека одинокого, неустроенного оставляет очень немного места для творческого вдохновения. …Конец неустроенности и скитаниям Николая положил призыв на военную службу осенью 1955г. Родина снова основательно вмешалась в его судьбу и волею приказа вовлекла юношу в устойчивый коллектив молодой поэт вступает в новую пору своей жизни. Часть 3. На Северном флоте Служить Николаю Рубцову довелось на Северном флоте.

Привыкать к службе ему было проще, чем многим другим, поскольку он успел поплавать на рыболовецких судах. Он скоро вошел в ритм службы, учебно-теоретических и политических занятий, освоился со своей специальностью дальномерщика. О ровном и равномерном прохождении службы Рубцовым свидетельствуют и значок «отличник боевой и политической подготовки», и звание старшины второй статьи, присвоенное ему в конце пребывания на флоте. Позже писатель из Рязани Валентин Сафронов, который близко сошелся с Николаем в те годы, будет говорить о нем: «В те годы флотской нашей юности Рубцов был очень общительным человеком.

С отчаянной смелостью врубался в любой разговор о литературе, тем паче о поэзии. Если сам читал стихи или вслух размышлял о чьих-то – тут Колю слушать не переслушать. И замыкался он лишь в том случае, когда невзначай или с назойливым интересом касались его жизни: где родился? возле кого рос? коснуться этих самых начал – все равно, что открытую рану зацепить: Рубцов или молча злился или отвечал грубостью». Как казалось, Рубцов производил вид человека, вполне вписавшегося в среду.

Но вписаться в среду, вовсе не значит раз и навсегда избавиться от горестных мыслей и переживаний. Посещали они нашего матроса на корабле, но особенно тягостные дни пережил он во время своего первого отпуска в 1957г. в Приютине, где был в гостях у брата Алексея. Встреча с братом всколыхнула горькую память о матери. Видимо, тогда же Николай узнал, что отец его, считавшийся погибшим, остался жив и обзавелся другой семьей открытие, которое побуждало не только радоваться, но и горько размышлять (отец Н.Рубцова – военнослужащий – скончался в 1957г. в звании майора). Переживания усугубились еще одним обстоятельством: любимая девушка Николая вышла замуж за другого.

Неустроенность отпускного была угнетала чувством одиночества. Все это так или иначе сказалось в стихах, написанных Николаем Рубцовым в Приютине той осенью. Эти стихи были очень разные по содержанию: «Ты хорошая очень, знаю…», «О природе», «Морские выходки», «Березы», «Снуют, считают рублики…» и др. Писались стихи исключительно для себя, хотя и читались, может быть, двум-трем приятелям.

Духовная жизнь находит выражение в прямых, откровенных высказываниях, то элегически нежных, то откровенных грубых. И в то же время чувствуешь, что боль эта живая, острая тем более хочется сбросить ее, освободиться от нее, хотя бы в стихах. Нельзя не верить выраженным в них переживаниям, не почувствовать, что это уже поэзия… Спокойнее жилось Николаю Рубцову в напряженном ритме воинской учебы, в кругу друзей, среди которых особенно близким ему стал Валентин Сафонов в этом не дают оснований усомниться письма самого поэта. «Ты своим письмом избавил меня от вредного и неприятного расположения духа, который тогда владел мной пишет Рубцов в одном из писем Сафонову, сам сознавая, как просто без дружеской поддержки «задохнуться в угарных газах мрачного скептического состояния». Письма Рубцова открывают нам не только преходящие переживания, настроения, но и характер молодого поэта, обстановку в которой он живет, и его окружение.

Вот пишет Николай письмо, торопясь закончить ответ другу: «собраться что-то написать для меня всегда трудность» замечает он, и понимаешь, почему надо ему спешить.

А сосед рядом отвлекает, раздражает, но Рубцов хорошо чувствует людей и, отмахиваясь от реплик настырного матроса, не скажет резкого слова. Жизнь в больших коллективах – в детдоме и на флоте – научила Николая Рубцова ладить с людьми.

С Валентином Сафоновым связала Н. Рубцова страсть к поэзии. А летом 1957г. круг друзей и единомышленников расширился: 28 июня было создано литературное объединение при флотской газете «На страже Заполярья». И раньше на ее полосах публиковались стихи флотских стихотворцев, многим из них газета дала напутствие, а теперь перспективы стали еще радужнее: ожидалось создание альманаха литобъединения Северного флота «Полярное сияние». Литературное объединение было замечено и поддержано.

В марте 1958г. был проведен семинар с начинающими литераторами, который провел критик Андрей Турков. Состав литобъединения был довольно сильный, достаточно отметить, что более десяти из него человек стали в дальнейшем членами Союза писателей. Работа начинающих литераторов вошла в определенное русло, обрела смысл и цель, появилась у них и возможность видеть свои сочинения в печати. А главное – непосредственное общение, атмосфера заинтересованности, возможности получить оценку своего труда в кругу близких людей. «Это была отличная школа» замечает В.Сафонов, и он прав: да в самом деле, отличная школа творческого общения.

В это время сильно ощущается серьезное стремление Н. Рубцова получить «пробу» своих стихов, а в конечном счете – найти путь для того, чтобы определиться в своем жизненном призвании. Первую «пробу» Николай Рубцов получил в газете «На страже Заполярья», а вскоре и в сборнике «На страже родины любимой» (1958г. ). В нем были опубликованы его стихотворения «Пой, товарищ», «Матери», «Май пришел», «Отпускное». В феврале 1959г. вышел наконец и первый выпуск альманаха «Полярное сияние», но произведений Рубцова в нем не было – поэт, видимо, не успел подготовить их по каким-то причинам.

Зато во втором выпуске, июльском, он представлен подборкой на разворот (на две полосы формата «Юности»), отдельными стихами на открытие выпуска и, наконец отражено пародией на его стихотворение «Северная береза». Среди начинающих флотских стихотворцев Николай Рубцов заметно выделяется, но и у него тоже далеко «не каждое лыко в строку» ложилось.

Есть на севере береза, Что станет среди камней. Побелели от мороза Ветви черные на ней… («Северная береза») Написал такие стихи Рубцов, найдя точные приметы, интонацию, удачно обыграв контраст черного и белого тонов. Однако не избежал он и банальности. Конечно же «грустно маленькой березоньке на обветренной скале»… Ничего особенного, в целом – бледновато, однако же стихотворение вызвало бурный резонанс.

В ответ на публикацию в редакцию хлынул поток стихов о полярной березе, и сотрудники в письмах умоляли авторов не тратить вдохновение на эту тему. В конце мая 1959г. Н.Рубцов попал в госпиталь здесь он читает, как признается в одном из писем, какую «разнообразную литературу», читает без конца, но в это время и пишет новые произведения. Здесь родились стихотворения «Дан семилетний план» («озаглавлено строкой И.Асеева», как подчеркнул сам Н.Рубцов), «Сестра». Первое из этих стихотворений отмечалось заданностью, схематично по исполнению, а вот другое, посвященное медсестре Наде Д отмечено самоиронией и легким юмором. Наш корабль с заданием В море уходил, Я ж некстати в госпиталь угодил.

Разлучаюсь с просторами Синих воли и скал, Сразу койку белую ненавидеть стал. Думал, грусть внезапную Чем бы укротить?… Но в госпитальную палату «юная вдруг вошла сестра». И тогда – Думал я о чуткости Рук, державших шприц, - И не боли - радости Не было границ.

Знать, не зря у девушки Синие глаза. Как цветы, как русские наши небеса. Молодой поэт не сумел избежать банальности в концовке, но, однако, нашел и точные детали, и психологически выверенные жесты, и свою интонацию. Все чаще и чаще приходят к нему мысли о «гражданке», да и не мудрено: друзья один за одним расставались с флотом, который дал им – дружбу, жажду творчества. О последних днях Николая Рубцова на флоте, о его тревогах и надеждах хорошо пишет В.Сафонов.

От него мы узнаем, что Николай испытывал смешенное чувство радости и сожаления, ведь все надо было начинать сначала: учиться, искать свое дело и место в жизни… Часть 4. В Ленинграде 30 ноября 1959г вскоре после демобилизации, Николай Рубцов был принят кочегаром на знаменитый Кировский завод за Нарвской заставой. Поэзия между тем тревожит по-прежнему, она навещает его и там, в душной кочегарке: Вьется в топке пламень белый, Белый-белый, будто снег, И стоит тяжелотелый Возле топки человек.

Так начинается стихотворение Рубцова «В кочегарке» опубликованное впервые в апреле 1960г. в заводской многотиражке «Кировец». Первое стихотворение, написанное молодым поэтом на «гражданке». Всё больше и больше он задумывается о «большой цели, к которой надо стремиться»… Осенью 1961г. редакцией многотиражки «Кировец» был издан сборник «Первая плавка», составленный из стихов рабочих-поэтов Кировского завода, как ветеранов, так и молодых. Среди авторов был представлен пятью стихотворениями и Николай Рубцов.

Спустя полгода, в мае 1962 г стихи Николая обсуждались на литобъединении. Очень нравился «литовцам» своеобразный юмор Рубцова. И характерно то, что именно в «лито» впервые на ура были приняты его стихи («В океане», «Я весь в мазуте, весь в тавоте…»), которые стали его первыми публикациями и сразу составили ему добрую репутацию. В Ленинграде, истинного признания Николай Рубцов не нашел: несколько его стихотворений опубликовано в газетах. Но в жизни молодого поэта неожиданно произошло радостное для него событие. Борис Тайгин, записавший 1 июня 1962г. десять стихотворений Рубцова в его исполнении на магнитофонную ленту, предложил ему создать машинописный сборник – как настоящую книжку, отредактированную самим автором.

Спору нет, это игра, но она захватила обоих. И через полтора месяца перед Рубцовым лежал первый экземпляр книжки, выглядевшей как настоящая, типографская. И не важно, что «Волны и скалы» - это всего лишь машинопись. Но сделана книжка была именно так, как ее задумал автор.

Часть 5.