Стилистика Тютчева

Стилистика Тютчева. То, что мы условно называли "долгим, удлиненным" словом характерная черта стилистики Ф. И. Тютчева.

О её осознанности свидетельствует не только употребление естественных многосложных слов, но и "искусственно" многосложных.

У Тютчева часто случаи "словосложения", употребления сложносоставных слов: И всё для сердца и для глаз Так было холоднобесцветно, Так было грустно-безответно Но чья-то песнь вдруг раздалась… Усыпительно-безмолвны, как блестят в тиши золотистые их волны, убелённые луной; И спящий град, безлюдно-величавый, Наполнена своей безмолвной славой… И сквозь глянец их суровый Вечер пасмурно багровый Светит радужным лучом… И в чистом пламенном эфире душе так родственно-легко… Тютчев не только использует в своём поэтическом языке длинные, величественные по звучанию слова, но часто сам творил их. Все призраки возвышенного имеет не только поэтическая лексика, но и синтаксис Тютчева.

По своим преобладающим формам этого синтаксис своеобразного внутреннего диалога, с его вопросами и ответами, с его обращениями к отсутствующему собеседнику, неожиданными поворотами и эмоциональными реакциями и взрывами: Молчи, прошу, не смей меня будить.

Не их вина: пойми Коль можешь, органа жизнь глухонемой! Увы, души в нём не встревожишь И голос матери самой! Слёзы людские, о слёзы людские, Льётесь вы ранней и поздней порой… Льётесь безвестные, льётесь незримые, Неистощимые, неисчислимые Льётесь, как льются струи дождевые В осень глухую, порою ночной.

Анафора, повторение одних и тех же слов в начале строки и в одной и той же строке увеличивают напряжение внутренней мысли, помогают постичь трагизм чувства поэта. У Тютчева не совсем обычный внутренний диалог - и соответственно необычен синтаксис его диалогических стихотворений. Это не столько разговоры с предполагаемым собеседником, сколько с самим собой.

Это разговор - размышление. И это синтаксис размышляющей речи - в муках и постоянном борении размышляющей. Диалог Тютчева часто производит впечатление нелёгкого - и по содержанию, и по формальным, грамматическим признакам. Былое - было ли когда? Что ныне - будет ли всегда?… Пройдёт оно, как всё прошло, И капет в тёмное жерло За годом год. За годом год, за веком век… Что ж негодует человек, Сей злак земной Он быстро, быстро вянет - так, Но с новым летом новый злак И лист иной… Синтаксис подобных конструкций Тютчева представляет собой разговорно-утяжеленную форму, его фиксирует и поворот фразы, и резкий и значительный поворот мысли.

Такие конструкции позволяют почти физически ощутить процесс поэтической речи и поэтического раздумья - трудного, высокого, страстного. Тютчев не боится речевой дисгармонии - он подчиняет её своим художественным целям. Он прибегает к интонационным перебивам и диссонансам, чтобы придать драматизм и стиховой фразе, и заключенной в ней мысли.

Синтаксические конструкции и обороты у Тютчева могут быть и "утяжеленными" и "лёгкими", но они во всех случаях производят впечатление естественных. Ход авторской мысли и речи, её построение кажутся безыскусственным и точно "неподготовленным", случайным. Эта безыскусственность и кажущаяся неподготовленность речевого строя особенно бросаются в глаза в некоторых необычных началах: И бунтует и клокочет, Хлещет, свищет и ревёт… Эти бедные селенья, Эта скудная природа… Нет, моего к тебе пристрастья Я скрыть не в силах, мать - Земля… Подобные начала, как заметил Ю. Тынянов, придают характер обрывочности, фрагментарности тютчевским стихам.

В сущности, поэтическая речь Тютчева строится вся на внутренних кульминациях. Поэт говорит только о самом главном, минуя обязательные зачины, словесные "мостики" и связи. Читая стихи Тютчева, мы вновь и вновь поражаемся неисчерпаемому богатству русского языка. Взыскательное отношение к стихотворному мастерству отличает Тютчева.

Несмотря на то, что поэт "не писал, а лишь записывал свои стихи". Он не раз возвращался к записанному, отчеканивал то, что как бы невольно сорвалось с его пера, добиваясь предельной ясности и чёткости стиха. Благоговейному отношению к поэтическому слову учат нас стихи Тютчева. "Он не шутит с музой" говорил Лев Николаевич Толстой.