Предисловие к настоящему изданию

“Мёртвая вода” была сформирована в феврале — июне 1991 г. как «выжимка» (дайджест) из наших предшествовавших рабочих материалов, названных “Разгерме­ти­зация”[1]. При её написании ставилась цель не допустить разрушения СССР и сопутствующих этому бедствий, в предположении и надежде, что правящая партийно-госу­дарственная и научная “элита” одумается или убоится, и найдёт в себе силы и мужество, чтобы изменить направленность и концепцию реформ в нашей стране. Эта цель не была достигнута. И только после государственного краха СССР, уже в 1992 г., “Мёртвая вода” была издана тиражом 10000 экз.

Многие её читатели не знают реальной истории появления этой работы и потому говорят, что “Мёртвая вода” написана по-хамски грубым языком, без какого-либо уважительного отношения к читателю. Но изначально работа, ставшая общедоступной книгой, была адресована вовсе не широкому читателю, а руководству Института США и Канады АН СССР, “интеллектуальные” лидеры которого преуспевали в формировании мнений высшего чиновничества СССР по вопросам дальнейшей направленности внутренней и внешней политики партии и государства во всех отраслях деятельности. И они несут прямую вину и ответственны за государственный крах СССР и последующие общественные бедствия.

Изначально “Мёртвая вода” представляла собой так называемую «независимую экспертизу»[2] отчёта по теме научно-изследова­тель­ской работы “Разработка концепции стратегической стабильности и динамики развития сценариев возможного взаимодействия при условии сохранения паритета перспективных стратегий мировых держав на период до 2005 года”[3], выполненной в Институте США и Канады АН СССР в 1990 г. (Техническое задание на эту НИР подписал тогдашний зам. директора этого института А.Кокошин, в последствие замминистра обороны России). Соответственно адресату было избрано и название вовсе не книги, а экспертного анализа одного из отчётов названного института: “Как в а м реорганизовать Бнай-Брит” (Ор­га­низационная платформа КПСС), в котором объигрывалось созвучие с работой В.И.Ленина “Как нам реорганизовать Рабкрин”. Тираж брошюры этого экспертного анализа составил 5 машинописных экземпляров, с которых было снято ещё несколько экземпляров ксерокопий.

Это была попытка вклиниться между “элитарным” аппаратом упра­в­ления СССР и действительными заправилами библейской цивилизации (глобальным предиктором), дабы отсечь каналы управления со стороны предиктора и без катастроф войти в преображение псевдосоциализма в нормальное человечное общество справедливости. Она не увенчалась ус­пе­хом, поскольку одни не вняли, а другие к тому времени уже «сделали ставки» в глобальной “игре” и не отказались от них.

Эта экспертиза была издана после государственного краха СССР в цензурно-идеологической неразберихе 1992 г. В издании 1992 г. первоначальное название, обращённое к определённому адресату, было заменено характеристикой самой работы из последней фразы её послесловия (в тогдашней третьей брошюре). В таком виде “Мёртвая вода” стала доступна широкой читательской среде. То, что она издана как книга, и стала в принципе общедоступной — следствие краха прежней государственности и разрушения СССР, в результате чего был опубликован материал, который при сохранении прежней государственности или некатастрофическом ходе общественных преобразований обречен был затеряться в архивах ЦК КПСС, государственных спецслужб и “Спецкон­т­роля за Спецнадзором”.

По своему типу психики “элита” — невольники, самодовольные спесивые рабы. Невольник реагирует изключительно на хозяйский командный окрик; как разбудить в нём достоинство человека? и сохранилось ли в нём вообще то, что следует будить? — это вопросы, на которые мы не знаем ответа иного, кроме: невольник сам должен вспомнить, что он изначально — свободный человек и должен вести себя соответственно достоинству человека, тогда люди и к нему будут обращаться по-человечному.

Если окрик не достиг успеха, то не следует льстить себя надеждой, что будь “Мёртвая вода” написана уважительно и обходительно по отношению ко всем, кто в ней упомянут персонально, по отношению к тогдашней “элите” в целом и снабжена верноподданной сопроводительной на имя “и.о. царя”[4], то она была бы услышана, адекватно понята и с благодарностью принята в аппарате к изполнению, что позволило бы избежать народам СССР многих неприятностей; либо, столкнувшись с ошибочными мнениями, в ней высказанными, Академия Наук разработала бы более удобопонимаемую и совершенную долговременную концепцию жизни общества.

М.С.Горбачев и вся свора (как и их предшественники и преемники) получили более чем достаточно ласковых и добрых писем от множества советских людей, которые относились к лидерам партии и органов государства с глубочайшим уважением и доверием, и писали им десятилетиями в искреннем наивном убеждении, что власти чего-то не видят, не знают и не понимают. Многие трудяги, партийные и безпартийные, не положившие лишнего в свой карман даже на законных основаниях, пытались образумить лидеров страны годами, пока те делали свои чиновничьи карьеры; писали крайне доброжелательно и уважительно — без того отрицающего отношения ко всей социальной “эли­те” и её хозяевам, которое выражено в “Мёртвой воде”; но “элитарное” хамьё просто плевало на них и глумилось над ними в своём узком кругу “коммунизма” внутри кремлёвских стен и заборов спецдач. И в “Мёртвой воде” им было сказано: “Цыц!” — которому они не вняли, а зря…

Если бы “Мёртвая вода” изначально была адресована широким читательским кругам, чей повседневный профессионализм находит приложение вне сферы государственного и народнохозяйственного управления, вне сферы журналистики и социологических наук, то и написана она была бы в ином эмоционально-смысловом строе.

Беда России в том, что за последнюю тысячу лет почти все — за редчайшим изключением — стали такими “стесни­тель­ны­ми”, а по существу трусливыми, что избегают прилюдно назвать дурака — дураком, мерзавца — мерзавцем, паразита — паразитом, но, следуя правилам “вежливости”, изображают из себя, что они искренне не разумеют, кто дурак, кто мерзавец, кто паразит, кто лицемер. И большая часть претензий по поводу грубости языка “Мёртвой воды” связана с этой особенностью образа мыслей, господствующей в российской культуре, в которой благообразный мерзавец может всё, а правду о нём — ни в глаза, ни прилюдно — сказать не смей… С этим пора покончить и называть всё свойственными ему именами.

Поэтому если кто-то болезненно возпринимает стиль “Мёртвой воды”, то пусть найдёт мужество увидеть в себе самом те “эли­тар­ные” демонические притязания, возможно не удовлетворенные в реальной жизни, по которым целенаправленно бьёт информация “Мёртвой воды”. Или пусть освободится от идолопоклонства в отношении тех своих кумиров, которые отвергнуты в “Мёртвой воде”.

Другая часть недовольных упрекает авторов “Мёртвой воды” в «нерусскости» их языка[5]. В действительности в “Мёртвой воде” на одну страницу текста заимствований из иных языков приходится гораздо меньше, чем в остальной литературе, посвящённой проблемам социологии и истории. Причём многие нерусские слова попали в её текст либо при ци­ти­ровании («акматическая фаза», «этнос-персис­тент», «ком­плимен­тар­ность», «диахроническая хронология» — это из словарного запаса Л.Н.Гумилёва, кумира многих русских и нерусских евразийцев-мно­го­националистов), либо потому, что они — знаки эпохи («плюрализм мнений», «меж­ре­гионалы» и т.п.). В собственно нашем повествовании совсем не встре­ча­ются чуждые корневой системе господствующего в России Русского язы­ка такие слова, как: «объекти­вация», «онто­ло­ги­за­ция», «рефлек­сив­ная», «релевант­ность», «экспли­циро­ванные», «ге­те­р­архированная сис­те­ма», «имма­нентный», «пара­диг­ма», «метафизический план», «менталь­ность» и т.п. «ре­никса»[6], употреблением которой заворожённо грешит русскоязычная интел­лигенция, переставая понимать самою себя. Поскольку иноязычная терминология отраслей знания устоялась, то ею также пользовались необходимо, поскольку смена её на какую-то иную терминологию — надёжный способ избежать понимания читателя, возпитанного на этой, уже устоявшейся, терминологии.

Другое дело, что встречаются в “Мёртвой воде” знакомые слова в незнакомых сочетаниях («смена логики социального поведения» и т.п.), но тут ничего не поделаешь: если речь заходит о тех явлениях, на которые традиционная социология не обращает никакого внимания, то, столкнувшись с такого рода непривычными словосочетаниями, придётся читателю соображать их самостоятельно, чтобы в своём внутреннем мире построить образ того явления, на которое указует незнакомое сочетание знакомых слов. Но если бы мы для указания на эти явления выдумывали совершенно новые слова, то их смысл действительно для большинства невозможно было бы вообразить.

Кроме того плотность упаковки смысла в расчёте на страницу текста выше, если писать длинными фразами. Поскольку при написании “Мёртвой воды” изначально преследовалась цель сэкономить время и средства на машинописи (не посылать же заказчику черновые рукописи?), то это определило и стиль изложения. Естественно, что привыкший думать междометиями и трёхсложными фразами, не всегда может сходу преодолеть и понять фразу в четверть страницы. Но, если он всё же хочет понять, о чём идёт речь в “Мёртвой воде”, то ему следует вспомнить, как ещё в 5 — 6 классах средней школы он разбирал по составу предложения: тип предложения (сложно сочиненное предложение с подчинением и др.), подлежащее, сказуемое, определение, причастные обороты и т.п. То есть у него всё необходимое, чтобы понять длинные фразы, уже есть; другое дело, что он этим не пользуется, живя в суете краткосрочных дел, определяемых междометиями и трёхсложными фразами.

В смысловом — содержательном отношении — “Мёртвая вода” даже издания 1992 г. по-прежнему выше, чем любая из публикаций ею недовольных, затрагивающая ту же проблематику. В ней многое сказано, но ещё больше сопутствует по умолчанию сказанному в ней в соответствии с принципом дополнительности информации. И в этом её достоинство, поскольку безопасность каждого, кто с нею соприкасается, определяется тем, насколько его собственное целостное внутреннее и внешне видимое поведение согласуется со взаимной обусловленностью сказанного и сопутствующего ему по умолчанию в “Мёртвой воде”.

При подготовке настоящей редакции, часть сказанного прямо в издании 1992 г., изложено заново, и при этом были разкрыты и некоторые из прежних умолчаний. Умолчания — это не герметизм и не эзотеризм, преследующие цель утаить информацию в иносказаниях и символике: просто в принципе невозможно построить информационную систему на носителях ограниченной ёмкости, в которой всё было бы по оглашению; всегда в ней есть нечто и по умолчанию.

Но всегда необходимо заботиться о том, чтобы принципы, вводимые в систему по оглашению, подкреплялись принципами, введёнными в неё же по умолчанию, и тем более, чтобы все они согласовывались с объективными процессами в объемлющих системах. В “Мёрт­вой воде” первой редакции этот стиль изложения удалось выдержать на достаточно высоком уровне, хотя в ней есть и ошибки: в частности, Одесским военным округом в начале Великой Отечественной войны командовал не И.Е.Петров, а зона Панамского канала вместе с Пана­мой была частью Колумбии, а не Мексики.

В настоящем издании в новой редакции дано начало Части I по третью главу включительно. При этом заново, более подробно и обстоятельно изложена достаточно общая теория управления. Дополнительно в Часть I включена восьмая глава, в которой освещены вопросы, в предшествующих изданиях “Мёртвой воды” бывшие в умолчаниях.

В Части II переработаны раздел об отображении полной функции управления в государственных и негосударственных структурах общественного самоуправления и экономический раздел. Из экономического раздела изъято много прежнего текста, но теперь в нём показан выход из абстракционизма достаточно общей теории управления и «чис­той» математики в область организации практического управления народным хозяйством на основе метрологически состоятельной математической модели. Этот раздел даёт ещё одну форму изложения достаточно общей теории управления и по существу связывает воедино оба тома. В остальном текст изменялся только стилистически и устранялись явные ошибки и опечатки (файлы, на основе которых подготовлено настоящее издание, получены сканированием прошлых изданий, вышедших на основе ручного типографского набора по машинописным текстам, поэтому просим извинить, если в тексте остались какие-то ошибки сканирования и не замеченные опечатки). Все сноски включены в текст при подготовке настоящего издания фактически второй редакции “Мёртвой воды” (более поздние сноски отмечены годом их включения).

“Мёртвая вода” писалась медленно: в среднем не более пяти книжных страниц в день. Практика показывает, что в подавляющем большинстве случаев и прочитывается с пониманием в ней сказанного она не быстрее, чем писалась, хотя сами тексты и можно прочитать (в смысле «загрузить» в память) быстрее…

 

19 марта — 9 апреля 1998 г.

Уточнения: 26 ноября 1998 г.; 17 января 1999 г.;
2 апреля 2003 г.

В настоящем издании в восьмой раздел Части I включено дополнение, уточняющее взгляды по богословским вопросам. В Части II в раздел, посвящённый информационной безопасности, добавлены три рисунка без номеров, повторяющие рис. 1 — 3 Части I. В остальном предлагаемая вниманию редакция повторяет текст Санкт-Петербург­ско­го изда­ния “Мёрт­вой воды” в редакции 1998 г. с изправлением замеченных опечаток и изменением в некоторых местах стилистики.

21 ноября 2000 г.

Кроме того в настоящем издании мы отказались от шепеляво-без­смысленной “орфографии”, которой следовали в прошлых редакциях.

27 февраля 2004 г.

 

От “социологии”
к жизнеречению

 

Часть I
Историко-философский
очерк