Реферат Курсовая Конспект
Происхождение межличной теории - раздел Социология, Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе В Начале Столетия Формула «Индивидуум Против Вселенной» Казалась Достаточно ...
|
В начале столетия формула «индивидуум против вселенной» казалась достаточно широкой, чтобы охватить всю ситуацию полностью. Социус еще тогда не родился. Можно было помножить «индивидуума» на количество организмов, содержащихся во вселенной. Можно было также дать каждому индивидууму возможность проецировать: каждый проецирует свой собственный частный мир во вселенную, заполняя вселенную более или менее безвредными пузырьками. В то время психоаналисты не были заинтересованы, например, в том, как эти пузырьки в действительности воздействовали на других, но главным образом интересовались внутренней динамикой индивидуумов, из которых они исходили. Психологи этой эры имели дело с индивидуумами, отделенными друг от друга. Социологи имели дело с недифференцированными массами, и в этом пункте, по крайней мере, согласны были и контисты и марксисты. Биологи, социальные биологи и биологи-эволюционисты а 1а Бергсон в равной степени удовлетворялись вышеупомянутой формулой или по крайней мере «открыто не восставали» против нее. Восстание наступило, и я утверждаю, что тщательное историческое исследование подтвердит мое предположение, что восстание было поднято неожиданно людьми, вдохновленными неотеологическим, или, пользуясь современным термином, аксиологическим направлением. Во многих великих религиях этические правила были неотъемлемой частью их морального кодекса, но они оставались императивными и мистическими; им никогда не позволяли стать объектами научного исследования. Но когда в начале XX столетия атеистическое и агностическое Евангелия начали распространяться по всему миру, в противовес им возникло прорелигиозное движение. Вначале оно, по-видимому, не очень отличалось от романтического движения XIX столетия; например, Кьеркегор никогда полностью не отрекался от христианства как основы и был полностью поглощен императивными нуждами своего личного существования, никогда не выходя за его пределы. Новое движение, по-видимому, отличалось только в одном отношении, оно начало подчеркивать вы как лицо, ответственность по отношению к вы вместо ответственности только по отношению к я. Боязнь Кьеркегора, что я потеряется в вы, перешла в движение вы к я, имевшее место одновременно с движением я к вы. Постепенно было дано некоторое объяснение вы и я, которое создало для этого совершенно новую позицию — идею встречи между вами и мной и любым количеством ты и я, образующих коллектив; идею «момента» не как функцию прошедшего или будущего, а как самостоятельную категорию; «идею ситуации» и вытекающих отсюда последствий; идеи спонтанности и творчества как универсальных процессов поведения, противостоящих штампам этических и культурных ценностей; и прежде всего идею неотложности, неотложности немедленного применения. Хотя они были глубоко пронизаны неопределенными чувствами и этическими притяжениями, они выглядели не мистически и по характеру могли быть названы «аксиопрагматическими». Это контрдвижение было и теоретическим и практическим. Наиболее популярным практическим воплощением этого восстания был Махатма Ганди. Он упомянут здесь из-за спиритуалистического и антиматериалистического характера его учения; теоретически он был реакционным консерватором. Индия Ганди не нуждалась и не была готова для теоретического восстания. Фокус теоретического вдохновения, естественно, приписывался Центральной Европе, как это имело место в параллельной ситуации восстания XIX столетия, закончившегося в виде двух крайностей—Марксом и Кьеркегором. Европейской культуре, особенно ее аксиологической надстройке, угрожали со всех сторон. И, следовательно, именно в этом заключалась суть этого бунта. Достаточно только изучить путь, проложенный некоторыми неопротестантами после Кьеркегора, как например Фердинандом Эбнером (1921), некоторыми неотолстовцами, некоторыми русскими писателями, находящимися под влиянием Достоевского, как Соловьев и Бердяев, некоторыми -французскими неокатоликами, подобно Педюи и Рембо, некоторыми современными проповедниками хасидизма, как Мартин Бубер, и моими собственными работами, в основе которых лежит «Invitation to a Meeting» (1914), для того чтобы непосредственно встретиться с теми первоначальными идеями, из которых выросли межличная теория и социометрия.
Все эти группы должны рассматриваться как пионеры новой идеи, того, что составляет истинно человеческое отношение, и как подготовившие почву для экспериментов. До этого центральное положение занимала структура я. В новой теории отношений в центр переместилась структура вы. И внезапно из этого родилась императивная необходимость встречи, двусторонние встречи, «приглашение встретиться»,одно лицо встречается с другим со всей полной реальностью и полной ответственностью в непосредственныхситуациях. Таким образом, путем этически ориентированных ситуационных императивов была заложена основа современной межличной теории. Перед проблемой марксизма светски ориентированные социальные науки оказались бес» сильными при интеграции или создании необходимых контрконцепций и контринструментов. Религиозные массы человечества, отступая под натиском атеизма и агностицизна, заставили своих лидеров дать новую оценку -юму, что являлось сущностью всех великих религиозных учений, и результатом явилась спонтанность творчества, социометрия и социограмма, вклад умирающего религиозного мира в основы нового социального и акско.погкчес! ого порядка. Эта гипотеза аксиологического происхождения современной межличной теории проливает новый свет на постепенное появление десять лет спустя социальных мыслителей в Европе и Соединенных Штатах, которые проложили путь в науке человеческих отношений. Они, как например Дж Г. Мид, Ф. Знанецкий, У. Дж. Томас, Л. фон Визе, П. Сорокин, Г. Гурвич, не могли не подвергнуться влиянию этических и аксиологических концепций, которые доминировали в нашей культурной атмосфере.
Благоприятное стечение обстоятельств сделало меня провозвестником новых идей за много лет до других лиц, гораздо более старших, чем я сам. По сравнению с Бубером моя настойчивость в отношении немедленного религиозного действия и моя теория момента и межличных отношений, противопоставляемая его интересам ретроспективного пророчества, были достижением. С другой стороны, мой интеpec к точным наукам, мое раннее знакомство с психиатрией и психоанализом (моя работа в Венском психиатрическом институте началась в 1911 году), а также мой интерес к практической аксиологии являлись моим преимуществом по сравнению с моими социологическими и психологическими коллегами и вдохновили меня на попытку к синтезированию не только ради науки, но также для того, чтобы сохранить мое собственное душевное равновесие. Одним из простейших описаний моей межличной теории и практики является следующая цитата, взятая из «Rede liber Begegnung» ( «Речь о встрече»), опубликованной издательством Густава Кипенгейера (Потсдам, 1923, стр. 24—26);
«Между любым данным местом, в котором живут данные лица, и некоторым другим данным местом, расположенным от первого в противоположном или любом возможном направлении, имеется много стран. И в каждой из этих стран имеются многочисленные районы. И в каждом районе имеется столько-то и столько-то коллективов. И в каждом коллективе может быть свыше сотни или тысячи лиц. И каждое лицо, которое встречается с другим, предъявляет требования к другому.
Имеются ситуации для одного, имеются ситуации и для двух, имеются ситуации и для более чем двух. Имеются ситуации для всех. Когда ситуация такова, что ее проблема относится к одному, тогда она может быть разрешена только одним, заинтересованным только самим собой. Но когда ситуация так построена, что ее проблема относится ке к одному, а к двум, тогда она может быть решена только двумя, заинтересованными двумя, через них и между ними одними. Но когда ситуация так построена, что ее проблема относится не к двум, но к более чем двум, тогда она может быть разрешена только большим количеством лиц, чем двое заинтересованных лиц, через них и между ними одними. Но когда ситуация так построена, что ее проблемы относятся ко всем, тогда она может быть разрешена только всеми, всеми заинтересованными, через них и между ними.
Имеются многочисленные коллективные поселения. И каждое поселение состоит из ряда улиц. И каждая улица имеет ряд домов. И каждый дом имеет ряд квартир. И в каждой квартире живет ряд лиц. Таким образом, имеются бесчисленные миллионы лиц, от которых зависит наша ситуация и ситуация которых зависит от нас. Таким образом, имеются бесчисленные миллионы лиц, которые образуют узел, который душит нас»1.
Эта цитата взята из речи, которая, подобно всем диалогам и речам, к которым она относится, является строго конкретноситуационной; это означает не просто теоретизирование вообще, а то, чем являются межличные и межчеловеческие отношения, как это делается в социологическом трактате; она актуализирована и произносится теперь и здесь, в конкретном окружении, требующем именно данной речи, данной аудитории и данного актера и именно этой формы произнесения роли, жестов и выражений. Вне этого окружения ее locus nascendi и первичной ситуации она теряет свое аксиопрагматическое значение, или, как мы, социометристы, говорим сегодня, свою адекватную мотивировку. Вырванная из речи, записанная, перенесенная и цитированная в этой статье 26 лет спустя, она сводится здесь к эстетически интеллектуальной ссылке. Говоря ситуационно, вся религиозная, философская и социологическая литература имеет такой «вторичный» характер. С этой точки зрения Новый завет является сообщением ситуации высокого порядка; отделенный от них и доступный грядущим поколениям, он является просто религиозным консервом. Гораздо более низкая и посредственная ситуация, переживаемая здесь и теперь, качественно гораздо выше, чем высокая новозаветная ситуация. Межличная теория и ситуационный императив, следовательно, развивались бок о бок. Locus nascendi стимулировал также появление нового значения для моментов. Момент теперь связан и является частью в ситуации. Это уже больше не часть «времени», подобно постоянно исчезающему настоящему, связанному с прошлым и будущим, концом прошлых эпизодов и началом будущих эпизодов, подверженному действию причины и следствия, психологическому и социальному детерминизму. Момент действует в совершенно другом измерении, чем континуум прошедшего — настоящего — будущего; это— тангенс, не идентичный ему.
Простое описание того, чем является момент в ситуационном контексте, дано в моей «Речи о моменте» («Rede uber den Augenblick»), изданной Густавом Кипенгейером в 1922 году в Потсдаме (стр. 27—29). Эта речь не имеет прошлого, не повторяется, у нее нет будущего, это не наследие и не конечный продукт. Она полностью законченна сама по себе. Чувство должно быть связано с объектом чувства. Мысль должна быть связана с объектом мысли. Восприятие должно быть связано с объектом восприятия. Осязание должно быть связано с осязаемым объектом. Речь — объект нашего мышления. Эта речь — объект наших мыслей. Эта речь — объект нашего восприятия. Эта речь — объект нашего осязания. Отсюда все чувства, которые связаны с ней, с нашим объектом, не возникли ли они все здесь и теперь? Все мысли, которые принадлежат ей, нашему объекту, не возникли ли они здесь и теперь? Все восприятия, которые связаны с ней, нашим объектом, не возникли ли они здесь и теперь? Все осязания, которые связаны с нашим объектом, не возникли ли они здесь и теперь? Или, если у нас есть какие-то чувства, которые связаны с объектом, не имели ли мы их уже вне объекта независимо от него; чувства, которые возникли стечением времени вне его и исчезли также вне его. Или если у нас есть мысли, которые связаны с объектом, имелись ли они у нас вне его, не связанные с ним, которые возникли с течением времени вне его и так же исчезли вне его? Были ли у нас какие-либо образы, связанные с объектом, были ли они вне его, не связанные с ним, возникшие с течением времени вне его и исчезнувшие вне его? Или у нас были какие-то осязания, относящиеся к объекту вне его, не связанные с ним, которые возникли с течением времени вне его и исчезли вне его? У нас их не было. Чувства к нему, мысли о нем, восприятие его, осязание его, которые должны возникать и исчезать только здесь и теперь, возникали и исчезали только здесь и теперь.
«Что же должен я, следовательно, создатель этой речи, сказать в отношении ее? Это не речь, приготовленная заранее, до ситуации. У нее была причина для возникновения, иона совершенно законченна. Она не возникла, для того чтобы заполнить вынужденную паузу или молчание, она не вытеснила другую речь, которая, может быть, была бы более подходящей. Она единственна, незаменима, не может быть улучшена. Все слова в ней на месте, все выражения в ней на месте, все мысли на месте. У нее правильное начало, правильный конец. Одно предложение вытекает из другого, одно слово вытекает из другого, одна мысль вытекает из другой в логической последовательности. Она адекватна. Следовательно, ее можно рассматривать как возникшую в соответствующих обстоятельствах». Таково было мое начало. Когда бы я ни обращался от этико-философских к научным целям, я мог черпать из моего старого багажа. Как видно из вышеприведенных цитат, они не поддерживают ту или иную сторону, они легко применимы универсально, и, за исключением способа произнесения, они могли бы стать позицией для активного социального исследователя или со-циометриста сегодняшнего дня. С этим идейным наследием и инструментами я приступил к разработке социометрии.
– Конец работы –
Эта тема принадлежит разделу:
На сайте allrefs.net читайте: "Социометрия. Экспериментальный метод и наука об обществе"
Если Вам нужно дополнительный материал на эту тему, или Вы не нашли то, что искали, рекомендуем воспользоваться поиском по нашей базе работ: Происхождение межличной теории
Если этот материал оказался полезным ля Вас, Вы можете сохранить его на свою страничку в социальных сетях:
Твитнуть |
Новости и инфо для студентов