Два типа переосмысливания идентичностей

Итак, 1944 год был весьма трагичен для тысяч эстонцев, которым пришлось решать свое будущее в сжатые сроки, порой за день или ночь. Вопрос стоял так: что делать, оставаться под русским, жестоким сталинским правлением с неизвестными и нестабильным будущим или покидать родину, оставив большинство родных и все имущество, и начинать новую жизнь

В эти темные бурные ночи между 20 и 25 сентября примерно 30 тысяч эстонцев на плавсредствах с минимальным багажом прибывали в прибрежный регион Швеции. У них не было никакого представления о будущем. Они надеялись вернуться как можно быстрее домой. Их идентичность была чисто эстонской, они не планировали ее менять. Но возвращение на родину стало невозможным на более чем 45 лет, что-то должно было произойти с их идентичностями. Масса беженцев должна вначале была стать сообществом эстонского меньшинства в Швеции, а затем им нужно было коллективно менять их паттерны идентичности.

В то же время параллельный процесс интеграции происходил по другую сторону Балтийского моря. Дома чуть меньше 900 тысяч эстонцев были принуждены силой изменять свои прежние ценности, модели поведения и жизненные конструкты под надзором войск Красной Армии и КГБ. Их повседневная жизнь теперь формировалась идеологическими и бюрократическими правилами Советского Союза. Вскоре тысячи бежавших от голода из соседних областей России (Ленинградская, Псковская, Новгородская) выплеснулись на территорию их родной Эстонии. Установилась практика коммунальных квартир. Сотни русских семей с абсолютно незнакомым стилем поведения заняли одну или более комнат в квартирах эстонцев. Как пользоваться общей кухней или туалетом с людьми, чей язык ты не знаешь и поведение которых неприемлемо тебе?

Таким образом, с середины 1940-х эстонцы, составлявшие одно единое национальное тело и имевшие сходные ментальности, испытали разные пути интеграции. С критических событий сентября 1944 г. эстонцы были разделены на большую и малую части, на них начали сказываться разные методы интеграции в новые культурные конфигурации. Сейчас, спустя пол века пришло время оценить результаты этого эксперимента истории. После восстановления независимости республики многие люди мечтали об объединении нации эстонцев – частей, оказавшихся дома и в эмиграции. К сожалению, это было нереалистично, так как менталитеты и самоидентификации обеих сообществ были сущностно различными. Обе стороны отмечают, что говорить на одном языке не мешает им думать по-разному. То же произошло с немцами, разделенными на западную и восточную части при противоположных политических режимах. Очевидно, все государства и идеологии пытаются монополизировать правила и условия контроля за воспроизводством основных культурных образцов и через них жизненные конструкты индивидов. Этнические идентичности – не вечны и аутентичны, напротив, в разных исторических условиях и при политических событиях очевиден, заметен сдвиг в значении основных ценностей и моделей одной и той же национальной идентичности.

Посмотрим, как эти различия в национальной идентичности реализовались на повседневном уровне жизни, прожитой эстонскими сообществами в различающихся социальных условиях. Я поставил себе исследовательскую задачу сравнить три жизненных конструкта и перемен в них по жизненным историям (life-stories) эстонцев в Эстонии и тех, кто мигрировал в Швецию. Сравнение родственных отношений, ритуалов и календарных традиций выявляет достаточно объективную картину того, как постепенные и быстрые перемены вели к новым обстоятельствам.

Те же записанные на пленку жизненные истории – хороший источник воссоздания другой картины процессов интеграции или разделения). Но это уже другая интерпретация того же феномена. Для такой интерпретации важен метод нарратива (См. Р. Миллер 2000Ю с12-13), так как подобные ориентированные на факты вопросы дополняют понимани5е уникальное и меняющееся восприятие индивидом перемен национальной идентичности. В этом случае реальность структурируется взаимодействием интервьюируемого со мной, интервьюером, которой волей-неволей оказывает воздействие на субъективные оценки респондентов.

Сравнение этих жизненных конструкций, важных для индивида при ином политическом строе, отличный случай, указывающий на диалектический конфликт между преемственностью и прерывистостью в истории. Формирование культурных образцов всегда постоянный и долгосрочный процесс, в то время как политические повороты в жизни общества – процессы краткосрочные и дискретные. Для лучшей организации повседневной жизни людей преобладает момент преемственности. Быстрые перемены на уровне политической организации общества представляют дискретное в исторической развитии и обычно становятся актуальными на уровне жизни индивида в виде трагических моментов, неудовлетворительных тенденций или непонятых ситуаций. Жизненные истории моих респондентов полны описаний таких конфликтов между преемственным и дискретным в их биографиях.