Попытки преодоления несоизмеримости социологических теорий и достижения глобальной универсальности социологии

Как видим, существуют большие различия между обществами, находящимися на разной стадии развития и с разными культурами, которые делают их и описывающие их социологические теории трудно соизмеримыми. В пределах одного общества так же обнаруживается несоизмеримость заимствованных из западных источников способов объяснения и местных трактовок происходящего.

Как же преодолеть эту несоизмеримость, чтобы получить новый тип универсальности социологии, соответствующий духу глобализации? Есть, по меньшей мере, три предположения на этот счет.

Остро поставив вопрос о несоизмеримости социологических теорий и пытаясь для его обсуждения привлечь компаративистский метод в упомянутой выше работе, Штомпка все же полагает возможным сблизить западные и незападные концепции, посредством увеличения в первых социетальных или, в нашей терминологии, культур-центристских подходов. Иными словами, привлечение всего арсенала “мягких методов” западной социологии —феноменологии, этнометодологии, герменевтики, коммуникативной социологии увеличивает ее способность понимать “чужие” — незападные общества и быть соизмеримой с их собственными представлениями о себе. Это предложение имеет перспективу, но, вместе с тем, ряд трудностей. К их числу относится упомянутая выше ценностная несоизмеримость западного и незападных обществ, которая с помощью указанных подходов будет со всей очевидностью обнаружена. Понимание различий, диалог по их поводу не всегда возможен. Другая трудность состоит в следующем. Социология как академическая дисциплина возникла на Западе в ХIХ веке, но сегодня очевидно, что незападные страны имеют способность развивать социологию или что-то подобное ей. Именно в этом и состоит проблема: может ли что-то подобное социологии быть названо ею или быть интегрировано в универсальную социологию эпохи глобализации. То, что выше было представлено как африканская социологическая специфичность, скорее похоже на этнографию. Можно в перспективе согласиться с Уоллерстайном, предполагающим вхождение социологии в единый научный комплекс, способный изучать любые общества. Но при существующем пока и, видимо, еще надолго дисциплинарном раскладе мы должны признать, что немодернизированные общества изучаются, скорее, культурологией, этнографией, ибо не имеют жестких структур и институтов, на которые ориентирована социология. Если же предположить, что могут существовать общества, где не только нет жесткого социального каркаса, но и произошли разрушения традиционной культуры (например, общества, которым не удалась модернизация, но в которых в ходе попыток ее осуществления сокрушен прежний уклад и произошла атомизация индивидов), то такое общество стало бы объектом изучения не столько социологии или культурологии, сколько психологии.

Второй путь мультипликации опыта национальных социологий с западной ради получения нового типа универсальности намечен Ли на примере Японии. Он показал, что “мечта об универсальном теоретизировании трудно осуществима, если ни невозможна на уровне Японии (подчеркнуто нами. —Авт.), даже если японское общество будет определено как политическая или культурная единица)” (17, р. 58)^[lxxv]. В любом случае, это будет локальная единица, не способная произвести универсальный продукт. Но ведь Запад делал это, почему же Япония не может? География культурных универсалий включает отдельные страны, которые производят нечто, принятое всеми народами. Именно на этом пути Запад и создал универсальную социологию (на первом этапе ее существования). Япония не стала, в отличие от Запада, центром мирового развития, определившим его направленность. Она играет ведущую роль в своем регионе, но развитие в нем построено на использовании уникальных особенностей. Поэтому никак нельзя сказать, что Сингапур, или Малайзия, или Таиланд догоняли Японию, в то время, как незападные страны в течении пятисот лет пытались следовать за Западом, ориентируясь на догоняющую модель модернизации. Ли видит единственную возможность для социологии Японии включиться в универсальное производство знания — поместить в предмет своего исследования транснациональные процессы, в которых участвует и Япония. Только так, по его мнению, японская социология может вырваться из плена западной и развиться за пределами западного доминирования, не впадая в индигенизационное сопротивление, т.е. преодолеть полюса евроцентристского и американоцентристского универсализма и японской уникальности. Это предложение может быть полезным, но, на наш взгляд, для Японии трудновыполнимым, поскольку ее транснациональные связи осуществляются преимущественно в сфере экономики и информатики, не затрагивая социальной сферы. Чтобы пойти по обозначенному Ли пути, Япония должна вернуться к задачам модернизации, о чем говорят некоторые японские социологи, например А.Китахара^[lxxvi]. Переход к постмодернизации (развитию на основе собственной идентичности) позволил Японии стать конкурентноспособным обществом, но незавершенность задач модернизации, во многом традиционный характер японского общества делают его несоизмеримым с западными обществами, ибо при всей декларации постмодернизационных сдвигов там, они происходят на культурной периферии, не затрагивая “жесткого ядра”, сложившегося за пятьсот лет современной эпохи.

Третий и, как нам представляется, наиболее перспективный путь мультипликации западной и незападных социологий до уровня новой универсальности предложен американским социологом Э.Тарикьяном. Это —путь построения интернациональной социологии (не путать с социологией международных отношений). Тарикьян разработал некоторые методы формирования на уровне обучения студентов в Дюк университете США. Он имеет прект курсовых работ, где предлагает студентам, являющимся американцами в третьем поколении, рассказать, из каких стран прибыли их предки и в какое время, охарактеризовать те общества, из которых они прибыли, в том числе и их нынешнее состояние (политический режим, экономику, социальную стратификацию и т.д.), описать те изменения в США, которые произошли с момента прибытия в страну их родственников. Студенты могут приводить устные истории, а также документальный и научный материал. Для студентов, чьи семьи живут в США дольше, чем три поколения, предполагается изучение социальной истории. Это — блестящий пример попытки двухстороннего трансфера социологических знаний, который жаждут получить социологи большинства незападных стран, сопротивляясь одностороннему потоку научных моделей с Запада в незападные страны и отсутствию встречного потока даже при выработке программ развития той или иной незападной страны.

Мы бы определили интернациональную социологию как такую, в которой осуществляется взаимный трансфер социологического (социально-гуманитарного) знания с Запада в незападные страны и обратно, а также между странами внутри этих регионов.

Социология знания открыла еще два фундаментальных факта: у знания об обществе есть свои социальные источники; каждое общество имеет свои собственные представления о самоочевидном знании. Первый тезис позволяет понять то, что социальные науки и социология, в частности, возникшие на Западе, отвечали уровню западной рациональности и служили целям западной модернизации как в мировоззренческом смысле (обосновывая правомочность западного пути развития), так и в социально-технологическом (обеспечивая функционирование социальных систем). Распространение этих наук и их развитие в других странах явилось частью распространения западного опыта или процесса модернизации.

Избрав курс догоняющей модернизации (неомодернизм), Восточная Европа и Россия перенимает институты Запада, в том числе и его науку как один из центральных институтов. Если бы политический курс был иной, например, ориентированный на создание конкурентноспособной экономики, наверное, судьба социальных наук была бы другой, и отношения между наукой Запада и Восточной Европой были бы более партнерские. Курс неомодернизации выбран Россией и Восточной Европой в целом. Он удивляет многих на Западе (американских социологов П.Бергера и Дж.Александера, например), кто не понимает, какую же стадию развития Запада мы догоняем сегодня. Но какую бы мы ни догоняли, заимствование западных образцов научности при этом неизбежно.

Россия и Восточная Европа в целом могут быть охарактеризованы как место, отличающееся признанием в качестве самоочевидного (возвращаемся к этому тезису социологии знания) особого типа знания — мировоззренческого, ценностно нагруженного. Когда Борис Годунов послал первых студентов за рубеж, они вернулись (следующие уже не вернулись), привезя с собой не знание ремесел, строительного дела, техники, а алхимию и астрологию, мечтая превратить сибирские леса в золото и найти счастливое для страны сочетание звезд. Сколько раз потом марксизм, диалектика, неолиберализм, циклы Кондратьева, синергетика перетолковывались у нас подобным же всеобещающим образом.

Несоизмеримость восточноевропейских и западных обществ и их социологий заметна, но три предложенные способа интеграции социологического знания для достижения его новой универсальности — усиление культур-центристских подходов (см. гл. II, III) помещение в транснациональный контекст, интернациональная социология нам представляются перспективными, особенно последний проект. Он учит нас рассмотрению всех обществ в многосторонней перспективе, начиная от индигенизированных точек зрения, затем тех, которые оценивают перспективы развития, исходя из местных условий, затем — с позиций западной социологии, претендующей на универсальность, далее — в транснациональном контексте. Универсальная социология в период глобализации невозможна без совместной профессиональной деятельности социологов (специалистов в социально-гуманитарных науках) мира, без попыток обсуждать любую проблему, выявляя ее значимость и способы решения повсюду в мире.

Глава II