Проблемы морали и нравственности в учениях моралистов- просветителей 18 в.

В дальнейшем эти три уровня существования морали в понима­нии Гоббса как бы сливаются в творчестве французских материалис­тов-просветителей XVIII в. -- Дидро, Гельвеция и Гольбаха,но на гораздо более радикальной основе, с более отчетливой антифеодаль­ной и антирелигиозной направленностью.

Этот радикализм, присущий французскому материализму, объяснялся тем, что во Франции конфликт набирающей экономичес­кую силу буржуазии с сохраняющими политическую власть и приви­легии феодальным дворянством и духовенством был острее, нежели в соседних странах, и в него были втянуты более широкие народные массы.

Исходный пункт их учения о человеке -- природный индивид, способный ощущать приятное и неприятное, испытывать удоволь­ствия или страдания. В соответствии с законами природы он есте­ственным образом стремится к удовольствиям и избегает неприят­ных ощущений и страданий, поэтому всеми его движениями, жела­ниями и помыслами руководит его интерес, т. е. "все, что доставля­ет удовольствие или избавляет от страдания".

Себялюбие есть "запечатленное в нас природой чувство", и по­добно тому, как "мир физический подчинен законам движения, так мир духовный подчинен законам интереса". От природы человек ни зол, ни добр -- он просто всегда следует своему самому сильному интересу.

Поэтому человеческий эгоизм и стремление к осуществлению своих интересов есть единственный подлинный мотив человеческих поступков. И когда негодующие моралисты обличают людские поро­ки, они ничего не могут изменить. Своими причитаниями они лишь показывают, как мало знают людей, саму человеческую природу.Следует жаловаться не на злобу и порочность людей, а на невеже­ство законодателей, которые своими законами противопоставляют частный интерес общему.

Добродетель, справедливость, честность -- это не отказ от эго­изма и собственного интереса, а редкое и счастливое совпадение его с интересами общественными.

Развивая гоббсовскую концепцию естественного морального за­кона, французские моральные философы наполняют его конкретным содержанием, подчеркивая, что именно общественное благо, обще­ственная польза, общественный интерес -- основной принцип всех человеческих добродетелей и основа морали.

Таким образом, их эгоизм есть не апология безнравственности, не конец, а лишь начало их этики. Опираясь на эту природную силу себялюбия, они стремятся найти возможность сделать человека об­щественно полезным существом, который, преследуя свой частный интерес, одновременно осуществлял бы общественное благо.

Именно "себялюбие есть единственное основание, на котором можно построить фундамент полезной нравственности". Для этого наука о нравственности должна стать наукой о законодательстве, ибо "реформу нравов следует начать с реформы законов", с создания та­ких законов, которые соединяли бы общественный и частный инте­ресы, вследствие чего людям просто было бы выгодно быть нрав­ственными.

Французские материалисты были убеждены, что эгоизм, лю­бовь к наслаждениям, с которыми боролась вся предшествующая этика, являются именно той уздой, посредством которой можно на­правлять к общему благу страсти отдельных лиц. Ибо неспособность большинства людей к нравственной и достойной жизни -- это не ре­зультат порочности их натуры, а проявление несовершенства законо­дательства. Бесполезно и даже несправедливо требовать от человека честности и добродетели, если они возможны для него лишь ценой отказа от собственного счастья. Раз порок делает человека счастли­вым, он должен полюбить порок.

На многочисленных исторических примерах они доказывали, что именно республика с демократической формой правления порож­дает такое совпадение интересов частных и общественных, а тем са­мым и многочисленных героев или просто добродетельных людей. В то же время тиранические и деспотические государства, опираю­щиеся на самовластие, произвол правителей и бесправие людей, по­рождают низких, лживых, пресмыкающихся и заискивающих инди­видов, ибо только с этими качествами они могут здесь выжить.

Таким образом, здесь впервые была предпринята попытка пре­одоления прямого морализирования, обращение этики непосредствен­но к моральному сознанию индивида с увещеваниями быть хорошим и не быть плохим. Вместо этого традиционного для всей предшествующей этики способа исправления нравов здесь формируется новая программа возрождения морали - за счет поиска и целенаправленного воздействия на детерминирующие нравственность факторы, в данном случае на законодательство.

А уже после этого этика все же должна показать человеку, при­выкшему переступать мораль всегда, когда это можно сделать без­наказанно, что быть добродетельным, в конечном счете, очень выгод­но и соответствует его интересу.

Конечно, человек -- эгоист, но ему следует быть разумным эго­истом и следовать не любому и всякому, а прежде всего "правильно понятому" интересу, удовлетворение которого не вызывает больше вреда, чем пользы. Для этого следует избегать излишеств и вожде­лений и уважать чужие интересы. Ибо стремление к удовлетворению"неразумного" интереса, например, быстрое обогащение путем обма­на, рано или поздно обратится вредом для совершившего его: он сам будет обманут.

Человек должен понимать, что добиться всего необходимого для счастья без помощи других людей невозможно. Но другие ста­нут помогать ему лишь при условии, что его поведение также пред­ставляет интерес для их благополучия.

Поэтому нужно стараться ве­сти себя так, чтобы снискать одобрение, расположение и доброжела­тельность других, а для этого необходимо разумное самоограниче­ние своего эгоизма и признание прав других эгоистов, их интересов.

Здесь создатели концепции "разумного эгоизма" фактически вернулись к критикуемому ими морализаторству и косвенным образом поставили под сомнение свои убеждения в том, что подлинная добродетель может опираться на эгоизм и расчетливую предусмот­рительность. Ибо рисуемый ими образ нравственного человека ока­зывается при ближайшем рассмотрении тщательно законспирирован­ным принципиальным эгоистом, прикрывающимся лицемерной личиной добродетели. Здесь ничего не остается от величия подлинной, проистекающей из бескорыстной самоотверженности добродетели.

Французские материалисты стремились даже человеческий эго­изм поставить на службу добродетели. Однако они не заметили, что эгоизм в принципе не может быть "разумен" в их смысле, ибо это есть непосредственное самоопределение "я". Будучи же опосредован разумом, он перестает быть эгоизмом, ибо выражает уже не интере­сы этого "я", а интересы другого субъекта -- общества.

Главной заслугой их учения стала постановка проблемы соот­ношения общественного интереса, общественной пользы и стремле­ний отдельного человека как действительного объекта моральной регуляции, а также идея о том, что для нравственного возрождения необходимы изменения условий жизни человека.

В натуралистической форме здесь проясняется понимание об­щественной природы нравственности, что знаменовало зарождение в этической теории принципиально нового подхода к морали -- соци­ально-исторического. Однако их натурализм в этике не позволял вы­явить и проанализировать специфику, несводимость морали к дру­гим сферам бытия и способам мотивации поведения человека.