Зубодробитель

 

Терри Тантамаунт жил как котёнок, преодолевающий ступеньки на лестнице вверх. У него не бывало даже проблеска идеи, что правильно сказать в каждой конкретной ситуации. И, похоже, вообще специфическое представление о правильном и неправильном.

– Тебе не кажется, что я набрала вес?

– Да, слава Богу.

Однажды на вечеринке он взял двух омаров и изображал, как они беседуют – даже здесь он не выпердел подходящий обмен фразами. Люди вздрагивали от смущения. Иногда его пытались защищать, но чаще он видел разочарование, презрение, злость – даже отвращение.

– Только не говори, что всё это время спал.

– Ладно.

Иногда он жаждал ответа, заключённого в вопросе, но это казалось столь абсурдным обманом – неужели люди так плохо о себе думают, что стремятся обмануться?

– Эй, детка, если бы я была не в курсе, я бы сказала, что ты ревнуешь.

– Есть такое дело, киска моя.

В детстве эти промахи были непосредственны, как горелый пирожок, но время плелось, и они стали тусклыми синяками перманентных побоев. Он выяснил, что “Как дела?” это не вопрос, и прочие основы. Но не понимал их и мог только склонить перед ними клюв. Как поступить? Отрастить шкуру гордости? Притворяться безразличным? Истинная мука без ада.

– Республиканец или демократ?

– Мне надо из них выбрать?

Причудливые представления Терри о честности и смысле сделали его известным, подобно горящей шине. Если с них прямо требовали бумаги, люди демонстрировали абсолютную решимость уйти от проблемы, а Терри обычно чувствовал жалость и .уступал. Загнанные в угол, они впадали в ярость или как минимум врали напропалую, дабы при первом удобном случае скрыться. Казалось, они тщательно взращивают чужие мнения.

– Угадай, что у меня есть.

– Хитро запрятанная повестка дня? Сначала он думал, что его девушка Янда

сможет обучить его репликам в этом рабоче‑крестьянском фарсе. Но сначала она пыталась отвертеться, потом краснела от стыда.

– Никто не задаёт такие вопросы, – говорила она. Но вот он был Терри. У него не было выбора – только притвориться, что он другое имел в виду. На этом пути лежало безумие. На каждой заре он читал простую, благородную молитву коммуникабельности.

– Что там с Янки?

– Ага, что там с ними?

Но факты обнаруживаются там, где соблазн светит ярче всего. Терри заметил, что Янда всегда получает кучу писем – минимум один пакет. Однажды ничего не принесли, и её это выбило из колеи. Она даже наорала на него в середине разговора:

– Что я, по‑твоему, должна на это ответить? – Единственный раз, когда она не знала свою часть диалога.

Идея вкралась к нему в голову, как лиса, ползущая на брюхе под забором. Когда через пару дней Янда ушла, он обыскал дом. Под кроватью лежал почтовый конверт, внутри – листочки сценария. Драгоценное сокровище.

– Тебе не кажется, что я набрала вес?

– Конечно, нет.

– Только не говори, что всё это время спал.

– Конечно, нет.

– Эй, детка, если бы я была не в курсе, я бы сказала, что ты ревнуешь.

– Конечно, нет.

– Республиканец или демократ?

– Демократ.

– Угадай, что у меня есть.

– Здорово – люблю эту игру.

– Что там с Янки?

– Ох, четвертая и трое играют на их тридцатиярдовой линии, и остаётся только сорок секунд.

Сценарий прописывал правильную реакцию на каждую фразу Янды. В тот вечер он отбил каждую её подачу, и её лицо расцвело. Сначала Терри нравилось, как она верит, что это он, но её блаженство быстро вызвало в нём отвращение. Она совсем не ценит подлинный слог? И текст был такой квёлый, без тени вдохновения. Ему пришлось сдерживать себя, чтобы не добавить брызги красок. Но он знал, это напрягает людей.

Он отследил источник почты – комплекс в городе. Он алкал обнаружить что‑нибудь интересное – бункер 1 в стиле Маунт Везер* или Пинайский Тайный Форум**.

* Mount Weather – убежище на случай ядерной войны недалеко от Вашингтона.

** Место встречи высокопоставленных сотрудников спецслужб всего мира.

А нашёл безлюдную фабрику, не испускающую ни луча света. Те же бежевые потоки диалогов непрерывно перерабатывались под серыми трубами, слепое производство тождественных кодов, перевязанных и помеченных для доставки. В этой автоматизации не было ни чувствительности, ни озлобленности. В столь убогих писаниях энергия ни рождалась, ни разрушалась.

Проверив записи, Терри выяснил, что его сценарии по ошибке доставляются некоему Телли Тантамаунту в том же городе. Он высадился у дома того мужика, и у дверей его приветствовал обезумевший, яростный человеческий обломок, нервный кадавр с шариками дезодоранта вместо глаз.

– Скока повторять, мне их не надо! – визжал он в ужасе. Сердце Терри потекло сочувствием.

– Телли? Я знаю, через что тебе пришлось пройти. Ничего не срастается? Тебе присылают сценарии, написанные для меня. Тупой админ.

Мужик воткнул.

– Я… Я прямо не знаю, что сказать.

И Терри увидел, как по тому разливается облегчение, выжимая слёзы на лицо.

Перечитывая старые сценарии, которые мужик дал ему, Терри шёл домой. И он должен был ЭТО говорить? Тягомотина, безвкусная и фальшивая. Неудивительно, что люди стыдились признавать – они поставили эту муть превыше собственного духа. Он давно подозревал, что если раскроет природу игры, всё равно сочтёт её слишком тупой и бестолковой, чтобы начать играть. Стать таким, с сердцем, как у курицы? Прожить свою жизнь как катушку плёнки? Навсегда закрыться от проникновения в оригинальность? На кой шут? И что ему останется? Для сравнения, его сегодняшняя жизнь, беспокойная и тяжёлая, кажется забавным приключением.

Может, ему повезло. Он чувствовал беспечную свободу, его конечности в суставах сочленялись светом, и в то же время его сердце кровоточило состраданием к прохожим. Вот он мучается, и вот они все тоже здесь, без врождённой искры, чтобы бороться или признаться.

– Трудная была поездка?

– Янда, – сказал он, тяжело опускаясь рядом с ней и швырнув сценарий. – Послушай. Я не стремлюсь к просвещению. Небеса не любят ни умников, ни интеллектуалов. Этот корень в голове причиняет неудобство, я уже понял, и я должен, наверно, сказать, извини, хотя это просто попытка угадать свою фразу. Но я хочу, чтобы ты знала. Несмотря на то что твои суждения – баррикады перед правдой. Несмотря на твоё стремление жить исключительно ради мелочей. Несмотря на твои титанические усилия похоронить себя, растоптать свой разум и испепелить мужество. Несмотря на твою попытку уничтожить все отличительные черты – я вижу тебя. Детка, ты – ангел. Безумная, мягкая на гранях, испуганная ты адски мучаешься тем, что имеешь. Я люблю тебя до самого мельчайшего атома. Что ты на это скажешь?