Токсикология Toxicology

Стив Айлетт

Токсикология (Toxicology)

 

 

Стив Айлетт

Токсикология (Toxicology)

 

Гигантик

Странные корабли прилетели в то утро небесами, они стремились медленно и густо, как кровь. И профессору Скайчаму* пришлось исчезнуть из виду в тот… Скайчам когда‑то был таким прямым, что через него можно было целиться в… В этом году с тупым задором ждали миллениума, и полудуркам захотелось наполнить недели до поворота потешными…

Пистолет Сири

– Что ты делал в Вашингтоне, Атом? – Проверял свои гражданские права. – Умник, да?

Зубодробитель

Терри Тантамаунт жил как котёнок, преодолевающий ступеньки на лестнице вверх. У него не бывало даже проблеска идеи, что правильно сказать в каждой… – Тебе не кажется, что я набрала вес? – Да, слава Богу.

Бивень

 

После дерзкого ограбления Лёгкий Фортеза испытал странное нежелание снимать маску. Это было приветливо смотрящее на мир лицо слона. Вообще‑то он не участвовал в таких ограблениях, не говоря уже о том, чтобы в процессе превращаться в чудище с бивнями. Он любимый племянник Эдди Термидора, главаря группировки, ему всё прощалось. Но когда он проходил в морде целую неделю, шапки дома устроили на эту тему заседание.

– Значит, у него проблема с мироощущением, – пожал плечами Ларри Крокус и захрустел пальцами.

– Мироощущение, – хрюкнул Мори.

– Может, переходный возраст? – сказал Сэм “Сэм” Бликер.

– Возраст, – хрюкнул Мори.

– Мужики, смерти вы моей желаете, – засмеялся Барри Ноуздайв.

– Смерть, – хрюкнул Мори.

– Я к тому, что он же ничего плохого не делает, – продолжил Ноуздайв. – Может, он так развивается под давлением.

– Он представляет опасность хорошего примера, – прошипел Шив, трогая нож.

– Точно. Мы подмочим нашу репутацию.

– Смерть, – хрюкнул Мори.

– Мы не можем потерять Фортезу, – заявил Ноуздайв. – Он хорош – незаменим.

– Похоже, он без напряга сам себя заменил слоном, – без интонаций проворчал Мистер Флек. Он был не тем человеком, кто повышает голос, чтобы его услышали, – и его таки никто никогда не слышал.

– Это тоскливое млекопитающее, – прошипел Шив, – волоокое и загадочное, убьёт нас всех.

– Шеф даже не знает, что Лёгкий выходит в этих выставочных штуках, – добавил Бликер. – Когда ему доложат, наши ноги сунут в пустой тазик судьбы и зальют будущим по колени.

– А уши забьют мини‑овощами, – прошипел Шив.

– Давайте я поговорю с мальчиком, – проворчал Мистер Флек. – Он мне доверяет.

По традиции старика никто не услышал.

– Смерть, – хрюкнул Мори.

Мистер Флек навестил квартиру Лёгкого, чтобы в дружеской обстановке обсудить решение ребят переселить его на кладбище слонов. Пока он ждал в гостиной, ребята установили бомбы на каждом углу здания, сознательно избегая методов групповой работы. Процесс запустил одиночка, отправив в небытиё и Мистера Флека, и квартиру, и федералы наступили на горло информации о других, решив, что произошла очередная небрежно проведённая спецоперация. Термидор зафиксировал групповой стиль, но счёл, что виновна конкурирующая группировка – может, Бетти выбирается из своих пластов. Полагая, что мертвы оба – и Лёгкий, и Мистер Флек, он объявил бандитскую войну.

Тем временем Лёгкий летел на скользуне глубоко под землёй в Светлопив‑сити, слишком усталый и сбитый с толку, чтобы мстить. Он кого‑то оскорбил, что‑то нарушил? Почему он докатился до нелепой рутины побега? Он знал, что те, кто подозревает, что он выжил, изгнали его из своей жизни. Слёзы, жирные, как клей, текли по его лицу.

Но, наконец, он обнаружил, что в отношении масок не одинок. Есть даже группа поддержки для преступников как раз в его положении. Однажды вечером он слушал, как его брат по страданиям обращается к группе.

– Меня зовут Джош, – говорил брат. – Я ношу лицо Ньюта Гингрича уже… да, три года. В отличие от вас, я этим никогда не гордился. Но я намерен вытерпеть оскорбления, презрение, ненависть – и прожить свою жизнь как можно лучше. Вот всё, что я хотел сказать.

Когда Джош садился, ему аплодировали. Позднее Лёгкий слышал, что пластический хирург переделал маску в Бориса Карлоффа, укоротив лоб.

Но в тот вечер, когда Джош сел, Лёгкий узрел бледную лошадь, сидящую справа от него, – самое лощёное создание, какое он только видел. После встречи она подошла к нему.

– Тебе, как, впрочем, и мне, это уже не нужно, бивнявый.

– А чего ты здесь?

– Ищу злую волю. Я Леди Мисс В. Сокращение от Вольтер – я хозяйка “Кулака Иронии” под Улицей Валентайн. Смирению на земле всегда рады, Лёгкий.

Девушка‑пони вела его через город и вниз по лестнице к входу в подвал. Она указала на экспонометр над дверью, чтобы измерять интенсивность мерцания ПВК*, и ввела его внутрь.

* PVC – Постоянный Виртуальный Канал.

”Кулак Иронии” высвечивал все душевные кости сердца. Перед тем как стиснуть зубы от отчаяния, посетителям неплохо бы сунуть в рот щедрый шмат резины. В исчёрканной лазерами толпе стоял Чуй Индевор, скелет, залощенный во влажную замшу, Энни Дробек, которая разъединила кожу на голове, чтобы сделать съёмный женский капюшон, Тед Глут, человек, запертый в теле копа, и сотни тех прочих, кто, измученный скребущими взглядами унывающей Америки, принял решение стать системным объектом внимания. Кто‑то отрастил бороду, состоящую исключительно из лицевых мышц. Другие напрямую запятнали черепа подобиями собственного лица, чтобы сохранить индивидуальность в могиле. Чёрный парень покрыл всё тело татуировками флага США, что могло вылиться в обвинение в оскорблении полиции. Пары, разыгрывающие похищение инопланетянами, считали общим местом толпу клизм. Будда Струп заменил глаза скомканными докладными и тоскливыми апологиями. Ариэль Хай‑Блоу оказался таким инвертом, что прилепился к потолку и положил зеркало на пол.

– Молекулярный растворитель, – засмеялся он, и Лёгкий в испуге поднял взгляд. – Я могу заглянуть тебе в штаны.

FMJ* пистоглавый носил костюм пули и стребовал у Леди Мисс соорудить гигантский Чартер Арме 44 Спешиал по его точным спецификациям.

* Full Metal Jacket – пуля, полностью покрытая медной оболочкой.

– Прямо сейчас, – сказал он.

– Давай, подруга! – заорал Ариэль с потолка.

Близняшки Кайер сидели в углу с парнем в пустоплаще – одна вжала руку в бровь и вытащила её, покрытую эктоплазмой. Человек обнажил этерический клапан и размазал их в раздутый призрак – весь угол окуклился в порождённый кокон, исходящий болезненными иглами света. Разглядывая неясные формы, борющиеся внутри чашечки, Лёгкий проталкивался мимо ряда дверей.

– Комната перетягивания каната – сюда не ходи. Комната Хиллари – частная вечеринка. Комната Меттела – рабы. Стрельбище – нужно разрешение. А вот и мой салон. – Леди привела его в конюшню. – Америка целуется с закрытым ртом, Лёгкий. Хочешь попробовать чего‑нибудь? – Она вставила мундштук меж зубов, разделяя челюсти, и застегнула ремешок на затылке.

– Мы не можем, Леди, – запнулся Лёгкий. – Это противоестественно – мы принадлежим к разным видам.

Леди отделалась от одежды и опустилась на колени, переливаясь белым. Лёгкий ощутил, словно подушка безопасности разворачивается у него в черепе. По всему зданию разнёсся взрыв, когда FMJ потянулся в небо.

Прошло два полных года. Лёгкий стал совладельцем клуба. Вжившись в другой мир, он держался в стороне от толпы. Для бандита привязаться к собственной маскировке – позор без вариантов. Это был отказ – от развития тоже. Как другие в “Кулаке”, он перестал пытаться отрицать ценность культа.

У бандитов маски никогда не выходили из моды – однажды вечером Ларри Крокус, Мори, Шив, Бликер и Барри Ноуздайв собирались провернуть ограбление под лицами классического зоопарка. Дело уже дошло до тайника, когда Шив, позаимствовавший на время лицо моржа, направил пистолет на остальных.

– Слушай, кончай, Шив, – засмеялись они нервно.

Салютуя резиной, он стянул маску моржа, обнажая лицо слона.

– Фортеза! – прохрипел Ларри Крокус.

– Есть такое дело, – сказал Лёгкий. – Не давайте никому убедить себя, что личность выполняет приказы.

Ноуздайв тиснулся вперёд, хлопая ушами собачьей маски.

– Эй, это был глаз за глаз трески!

– У меня другие сведения.

Крокус, выбравший лицо свиньи, указал на Лёгкого аствольником.

– Покажи напоследок личико?

– Я такой, какой есть. – Он навёл прицел на Крокуса. – И эти бобы надо срочно засадить.

– Четыре пушки на одну, Дамбо, – крикнул Мори из‑за кошачьего лица.

В этот момент Сэм “Сэм” Бликер сорвал свою маску лошади, обнажая маску лошади.

– А ты кто, твою мать? – возопил Крокус, когда бледная лошадь нацелила ствол. – Что вы сделали с Бликером и Шивом?

– Ты меня утомил, – сказала Леди.

– Связанные в толчке крепости группировки, – сказал Лёгкий. – В конце концов, они не присоединились к подкладыванию бомб.

– Значит, это старик. Нам нечего делить с тобой, Лёгкий, но если придётся, я уложу тебя на клавиатуру.

– Я не бряцаю незаряженным оружием, мужики. Внимание, вопрос: преступление – это когда мажешь в цель или попадаешь в неё? Я намазал ваши маски клеем. Три гангстера бросили пушки и начали ковыряться в головах, а Лёгкий и Леди Мисс решили обойти тайник стороной. На масках был молекулярный Клей Ариэля Хай‑Блоу. Раздался крик, когда настоящее лицо сошло вместе с фальшивым.

Слоны ничего не забывают.

 

Если бы Армстронг был интересным

Если бы Армстронг был интересным, он бы самолично провёл посадку. Он бы вышел из лунного модуля в ушах Микки Мауса. Он бы признался в страшном… Если бы Армстронг был интересным, он бы фонетически размыл предписанные слова:… Если бы Армстронг был интересным, он бы вылетел из модуля верхом на свинье Баззе Олдрине с кнутом в руках. Он бы…

Вафельный Код

В каждом жирдяе живёт худой парень, пытающийся выбраться наружу, – внутри худого парня тощий, и так далее. Последний в ряду похож на прядь волокон… – Чё у нас там, Бенни? – громыхнул он, входя в строение. – Чудо на верёвочке, Шеф.

Инвазия

Дрелле говорили, что у неё что‑то не в порядке с головой. В крошечном визгливом классе только она одна выпадала из контекста. Как будто… Похоже, ей надо научиться улыбаться, когда она несчастна, перестать смеяться,… Она задавала вопросы и провоцировала гнев, куда более свирепый, чем вызванный драками или тупостью. Миссис Рокаст…

Шифа

 

Пока в Светлопиве не стало совсем погано, это был город незнакомцев. Мало кто знал друг друга настолько, чтобы серьёзно разозлиться. Но как случается с любыми культурами в любые времена, нашлась субкультура, предвосхитившая тенденцию. То, что копы посреди толчеи пресс‑конференции на ступенях участка обозначили как “неконтролируемый социальный элемент”. Коммуникация стала культом, и Когда написали историю культуры, каждый утверждал, что принадлежал к нему с самого начала.

Одной из сил, вытащивших его в мейн‑стрим, – был доктор Альберт Шифа. Автор “Осознай Тщетность и Всё Равно Сделай”, он специализировался на терапии враждебности. Советовал разозлённым людям лупить по подушкам и прочей мягкой мебели, невиновной и нечаянной, пока бешенство не стихнет. Таким образом, выяснив, что ярость можно изливать на цель безотносительно породившей причины, его пациенты отрывались во вспышках исступления, причиняя случайные разрушения страшнее взрыва трассы на Басру. Доктор переживал, но продолжал упорно работать, пока ему не представился случай полечить Брута Паркера, одного из лютейших ублюдков штата. Паркер решил, что хочет успокоиться после мучительных отношений с ангелом правосудия Эгги Свои. Когда он лежал на кушетке, извивающийся туго, как глубоководный телефонный кабель, доктор Шифа сказал ему, что, мол, не стоит тягать свой тотальный уравнитель по каждому удобному и угодному случаю.

– Скажи “нет” стремлению снизойти до убийства и насмешек, Брут.

– Это я обычно заглядываю в дуло, Альберт Шифа.

– Наверняка, верю тебе. Ты вытаскиваешь их даже у теней авиаторов, Брут?

– Во снах. Но там встречаются и летающие верблюды, так что это не очень похоже.

– Летающие верблюды, ну надо же! Это чуть больше, чем я могу сегодня выдержать, Брут. Я бы просил тебя попробовать некоторые техники релаксации и самоконтроля. Возьми эту копилку с собой домой. Она вроде как клятвенная коробка, будешь класть туда доллар каждый раз, когда захочешь кого‑нибуть пристрелить.

– Копить на патроны.

– Нет, Брут, ты меня недопонял

– Вы считаете меня идиотом.

– Эй, тигр, полегче – я просто пытаюсь тебя исправить.

– Нет, скорее налевить. Что ещё, мне надо будет носить пришитые перчатки?

– Правильно – сядь, глубокий вдох…

– Сейчас буду убивать.

– Досчитай до десяти, Брут, сделай паузу… Паркер досчитал до десяти, выкрикивая

каждую цифру всё громче, наступая на доктора, содрогаясь до основания, кулаки – как чугунные шары, вены вздуты, как внутренние трубы, оттеснил его в угол, пока на счёт “десять” взрыв мультифонического вопля, раздавшийся из кабинета доктора, не сообщил миру, что Паркер – беспокойный пациент.

После сцен скачущих по лестнице врачей, толчков в грудь, бега с носилками и спасительного электрошока доктор очнулся в состоянии мумифицированного Муми‑дома, почувствовал, что у него посетитель, и мучительно скосил глаза в сторону.

– Привет, Альберт Шифа. Я принёс вам винограда.

– Паркер, – догнал Шифа, приглушая сигнал тревоги, – а тебе нельзя сюда. Полиция…

– Я пришёл поблагодарить вас за лечение, Альберт Шифа. Вы взбесили меня, и я измочалил вас в пудинг. Так и должно происходить, просто и прямо. Никогда я больше не буду переносить свою злость на тех, кто не является её причиной. Боже благослови вас, Альберт Шифа.

И он ушёл, унося с собой виноград.

Так Шифа разработал свою теорию прямого действия. Зачем вымещать злость на подушках, если её причина неподалёку? Больше в его кабинете не бушевал буран перьев и несправедливости. Поп Джо облагодетельствовал Джили Чармерса свинцовым сейфом с высоты в сорок семь футов. Тедди Белтуэй застрелил насовсем Клинтона Маркса Дила в “собственном стилёчке”, как он это описал. Гильберт Вэм показал Чеду Виагре отличный вид на небо в падении с плотины. Хэмми Роудстад выпустил столько пуль, что начал торговать рекламным местом на их поверхности. Бен Селайва даже использовал “указание врача” как основу защиты, когда его арестовали за запихивание пасты в ответственного шеф‑повара. Дождь смывал слёзы с лица и мозги с тротуара, и доктор Шифа однажды обнаружил себя в комнате лжесвидетельства, а впереди маячил глаз трески. Его адвокатом оказался Гарпун Спектр, его спина ещё не зажила от удара со времён прошлого дела – когда он защищал Паркера. Из суеверия Гарпун с тех пор не стирал и не менял одежду. Каждое движение его небритой задницы портило воздух.

Его последним доводом оказалась сочащаяся рана смягчения вины.

– Убийственное неистовство? Легко сказать. Мы все испытывали позывы к оружию, рвущиеся, как чиханье. Не прячьте это от себя. Добавьте ещё, что свобода редко бывает разумна, и никогда – невинна. Надо ли использовать возможность? Раз уж мы посадили неземной башмак, наверно, используем его. Принуждал ли кого‑нибудь Эл Шифа? Какой такой властью? Есть ли у них собственное мнение? Ну, давайте ради дискуссии предположим, что нет. Что останется, кроме грубого кровавого насилия? И нам необходимо признать, что это известные рукомахи. Гильберт Вэм однажды устроил интересную демонстрацию, в ходе которой избивал каждого, кто стоял и смотрел, – и некоторых других. Однако сегодня, по его собственному свидетельству, мы слышали, что Эл его изменил к лучшему. Чед Виагра посадил Гильберта на нож, Гильберт утопил Чеда, и для них тема теперь закрыта. Вы можете даже сказать, что в Чеде был отсвет психологии жертвы. И это произвольное насилие, бездумное и бесцельное, – просто, маскирующее поведение. Извинения, что оставят нас за скобками? Бритва Оккама – чем проще правда, тем мучительнее её признавать. Мы должны, согласно Цицерону, изучать каждую вещь в самом совершенном образце. Давайте возьмем человека с улицы. Осаждённого со всех сторон насилием и расщеплёнными системами властей. Глаза навыкате, лицо странное, штаны цвета мутного нефрита. Он потеет, как проклятый. Изливает потоки ругательств на мелких, юрких псов. Густо покрыт свиным салом. И да, если его обидеть, он убьёт. А чего мы ещё ожидали? Мы вечно и неправдоподобно удивляемся. Ещё мы зовём себя господами нашей планеты. Да, нам принадлежат бурлящие алмазные копи звёзд. Но что мы есть, как не комки кислорода?

– Говорите за себя, мистер Спектр, – сердито фыркнул судья. – Я не знаю, то ли вы свихнулись, как мышиное дерьмо, то ли мое владение нашим прекрасным языком исходит гноем, но во имя Господа, придерживайтесь ужасных фактов – сетчаточные полосы моей мигрени навевают мне мысли на ваш счёт.

– Благодарю, ваша честь. Перед вами стоит, в сущности, простой вопрос, леди и джентльмены присяжные. Предполагая, что эти бедные идиоты убивают объекты своей ярости вместо невинных свидетелей или даже набитых изображений, что нарушил доктор? Правительство взяло закон в собственные руки – хорошо, пускай наказание соответствует преступлению. Ознакомьтесь на собственном примере и посмотрите, остались ли вы довольны. Жители Светлопива доведены до отчаяния. Почему их отчаяние должно быть тихим?

– Во имя мира, – сказал судья. Присяжные решили, что доктор виновен как

чёрт. Но кто‑то из власть имущих принял слова Спектра близко к сердцу. В час убийства двенадцать мрачных наблюдателей собрались, чтобы посмотреть на казнь подушки на электрическом стуле.

 

Сэмплер

– Ты слишком умный и похож на прожектор, Эдди. Ты каждым жестом заявляешь, что влюблён в своё пальто. – И? – И ты похож на студента – бродишь здеся, несёшь херню, никто не хлопает глазами, всё прекрасно. Они решат, что ты…

Бестиарий

Альбатрос: невыразительная перелётная птица. В “Поэме о Старом Мореходе” Кольридж повесил его мёртвого на шею главному герою в отчаянной попытке… Летучая мышь: этот зверь безвреден, если найти его в почкообразном лотке. Краб: напиши обличительные свидетельства на его спине и смотри, как он побежит.

Хвост

 

– Сто процентов браков кончаются разводом, побегом или смертью.

Она отвечает не сразу, и это была единственная пауза, отразившаяся на лице, которое распространялось вокруг носа, как круги на пруду. Едва войдя в мой инкрустированный морскими желудями офис, она развернула батарею поведенческих знаков и скиталась в поисках эмоций наблюдателя. Она уподобилась охотнику, трепыхающемуся в собственных капканах.

– Не возражаете, если я закурю?

– В пределах разумного.

Она вытаскивает папироску и играет ещё пару игр. Если она обнаружит паука в ванной, наверняка начнёт с ним флиртовать.

– Я знаю, вы занятый человек, мистер Атом. Я заметила, когда вошла, как вы глазами изучаете пространство. Но не могу даже рассказать вам, через что я прошла. В нынешней атмосфере нельзя переборщить с осторожностью.

– Вон парень, который знал, как держать проблемы на расстоянии. – И я указываю на книгу на полке “Лунный Ад” Джона У. Кэмпбела. – У каждого свой способ. Я, например, делаю анаконд из желатина. Но вы одной рукой зовёте будущее, а другой – отгоняете. Этот ваш жених – ему можно верить?

– Он совсем не агрессивный.

– Я не об этом спрашивал, но пусть будет так. Вы знаете что‑нибудь о его вредных привычках?

– Он не целуется с пылесосом, если вы об этом.

– Как он тратит деньги?

– Создаётся впечатление, что он бухгалтер.

– О как! И вы хотите, чтобы я проследил за ним и просто описал каждый его шаг.

– Я знаю, что вы думаете обо мне, мистер Атом.

– Безжизненная и зажравшаяся.

– А… ладно. Но, видите ли, мистер Атом, я должна продвигаться вперёд, открыв оба глаза. Предбрачная сводка – необходимое условие свадьбы. Вы же понимаете?

Поднимаю лицо от стола, дабы обозначить внимание.

– Считайте, мы договорились. Но придётся немало попрыгать.

– Насчёт денег…

– Деньги не надо на счёт, деньги надо в чемодан. Я заберу его завтра и приступлю к работе.

– Сколько времени вам понадобится?

– Двенадцать ваших земных часов. Исключая время на туалет. Не волнуйтесь ни о чём.

Объект движется к северу от Валентайн. Вероятно, в ботинках какая‑то форма питания. Развязная походка, но отражение в витринах рассказывает другую историю, включающую всю группу мариачи*.

* Мексиканские уличные музыканты.

Объект входит в “Бар Задержанной Реакции” и демонстрирует анилиновую инфекцию постоянным посетителям, провоцируя громкий смех. Он опрокидывает корзину сморщенных голов, которые, как шарики, разлетаются по полу. Объект проталкивается сквозь толпу, народ хлопает его по спине и называет “Трахуил”. Он всходит на сцену и начинает распускать животных, надувает их, они становятся похожи на воздушные шары. Бармен презентует ему трофей, сияющий, как губы свежепойманного карпа, и объект благодарит всех присутствующих со слезой, выжатой из глаз. Он говорит про “воздаяние” и “наш общий враг”. О “великом огне”. Объект движется на северо‑восток и останавливается на углу Кэли, раздувая щёки, как херувим карты. Косясь на пожилых дам, он протыкает ребёнка леденцовой палочкой и убегает, вопя про “первую жертву”. Немалое количество криков раздаётся со всех сторон. Несколько раз доносится слово “торакс“2.

** Thorax (лат.) – грудная клетка.

Объект занимает столик в ресторане, громко и неоднократно обращается к нему как к “хлебалу хавалъника”, пока, оглашая небеса смехом, не покидает территорию в принудительном порядке. Потом вышагивает по местности, издавая таинственный звон, как монета в копилке. Входит на рынок, приближается к рыбному лотку и порет камбалу лопатой для снега, потом бухается на колени, громко рыдая. “Уже мертва”. Объект заползает под фруктовый лоток, переворачивается на спину и трижды бьёт ногой вверх, пока его не вытаскивают. Скачками убегает по рынку, переворачивая корзины, выпуская голубей, скрывается на улице, забитой машинами.

Объект стоит на ведре и кричит на прохожих: “Я в таком настроении, когда не до философии. Я жарю своё отвращение на тёмном гриле и держу ярость в безысходном положении с помощью абсолютного терпения и вандализма. Рука об руку, удовольствия высаживают войска у меня в саду. Тёплые лапы выстукивают по улице. Как? Любой может так же. Когда что‑то только что запрещено законом, он неизбежно задерживается на несколько минут. Зрите на освобождение пищи от ночи и убейте подлого кооператора. Когда обаяние слабеет, выдумайте гонения и, уходя, рыдайте. Это не больно и всегда забавно. Прижмите неожиданные губы к голубым челюстям. Вы отказываетесь, мадам? Вот оно, грубое сердце человека, а? Всё, что могут перейти мои ноги, я проигнорирую. Я сделаю свою жопу участницей каждого сумасбродства в мире. Царапины моды – метка патриота”. Объект провозглашает превосходство США в годовых мировых продажах оружия. “На десять миллиардов долларов только антидемократичным правительствам. И исключая такие орудия пыток, как это”. И стреляет из сетемёта в уличного мима. Потрясённый 60000 вольт, злополучный актёр ввинчивается в стену, голова сплющивается так, что он похож на Гэри Бауэра. Объект повторяет фразу “Зацепите!” во весь голос тридцать пять раз, а потом утверждает: “Горилла хихикала. Это устройство. У него есть особенности. Мы входим в тропический лес. Когда я говорю, меня окружают геотермики. Заберите меня отсюда”. Невысказанное содержание его обличительной речи желтит воздух, Он прыгает в толпу, бросая собачьи игрушки под ноги и вгоняя их в безумие капиталистической жадности.

Мимо проходит коза, впряжённая в катафалк. Объект переодевается в спецовку и штаны из синей парусины, и когда катафалк возвращается, он забирается на борт со словами: “Попробуй быть пережитком”. Преследуемый объект движется к хайтековой подземной берлоге на краю города. Он распределяет задания среди неконтролируемой галереи ассассинов, снимает перчатку, обнажая стальную руку. Стремительно инспектирует отряд самолётов‑распылителей в расширяющемся ангаре. Со свирепым смехом молотит розовое тесто в деревянном баке. Читает нотацию молодому последователю со словами: “Безвольно и обильно мечтаем мы об одобрении, расторопно реагируя на двухоктавные приказы. Человек путешествует между наёмными мучениями, а? Молчаливый, как паук, высыхающий в чашке. Да, героизм уменьшается при осмотре”. Он снимает очки, достаёт шпильки из волос, и золотой беспорядок гривы рассыпается по обнажённым плечам. “Приступайте к процедуре самоуничтожения. Эта омерзительная планета – моя”.

Надев ниспадающее чёрное платье, объект движется мимо гигантской подсвеченной карты мира, размеченной символами ракет, опускается по сырой каменной лестнице через сжатые напластования соплей, латекса, костей и жира в поганую, освещенную факелами пещеру, опускается на колени перед гигантским рогатым младенцем, сделанным из гранита. Глаза младенца распахиваются, и нарастающий голос утверждает, что ‘“вполне удовлетворён”. Объект восседает на трон из коленей демона и начинает отращивать светящуюся бороду под ускоряющийся ритм бьющих барабанов. Странные незрячие создания – морлоки, как пить дать, – воют в катакомбах и поклоняются ему, как своему богу. Следует волнообразное священнодействие, причудливые тени вспучиваются в свете факелов. Объект принимается пожирать человеческое мясо, рыча: “Я дьявол! Я дьявол!” – через кровавую решётку клыков.

– Как вам кофе?

– Ужасный. – Она теребит сумочку и некое подобие меховой шапки. – Ох, мистер Атом, как я волновалась.

– Вы сидите, мисс?

– Что же вы за детектив – вы же видите, что да. – Она вцепилась в сигарету, крутит её в пальцах. – Ну? Вы за ним проследили?

Я неспешно откидываюсь назад.

– Да.

– И?

На улице отдалённая коповозка издаёт брачный рёв кита.

– Всё проверено. Он чист, как свист. Смело выходите замуж.

 

Лежебока

Мир и рукотворная виртуальность – две архитектуры, казалось бы, несовместимые. Виртуальные игры сделаны так, что стоит понюхать герань – и ты… Лежебоки – те, кто просто так наслаждается игровой средой и избегает событий,… Блендон Фривей типичен в этом отношении – его девушка Гласпи Гринлайт говорила, сам его отказ сражаться антисоциален и…

Пассажир

Пытаюсь осознать разницу между эталонным горожанином и манекеном для битья. Превращаюсь в одного из них. – Слышал песню “Будь Клоуном”? Существует ли призыв ко злу и хаосу мрачнее,… Гляжу на стену – я врезался в дверь героя. В центре её иллюминатор, предоставляющий удобную визуализацию счастливой…

Грозная Слава

Гостеприимство – один из видов обмана. На самом деле – один из лучших. Доказательство – пудинг, разлетевшийся на моём бледном лице одним бодрым… – Ох, оказаться в Англии в самый суровый месяц, сэр, – объявил Гувер, входя с… Гувер принёс с собой серебряный поднос с чаем “Эрл Грей”, который я привык принимать внутривенно.

Мэриленд

– Сроду не думал, что найду вот так контуры в жалобе. – Ужасно адская штука. – Ага, Генри, ну наконец‑то. Передвижной обезьянник пролетел через

Интервью

– Мистер Фендер, входите, рад, что вы смогли прийти. Как, нормально нашли нас? – Я стёр адрес… – А, да, ясно, присаживайтесь, давайте уберу эти ксерокопии подальше.

Вот Такой Метаболизм

Когда Менвит Усанса однажды утром пробудился от беспокойных снов, он обнаружил себя в своей постели, превратившегося в гигантского жука. Тело стало… Всё это произошло, пока он спал. Словно проводные глаза в стенах стеклись к… ”Что со мной случилось? – думал он. – Что теперь делать? Была же какая‑то процедура?”

Танцзал

Я снова зашёл в квартиру и обнаружил Гувера, бередящего веки регулятором утюга. – Только что был у доктора. Ну же, вскрой меня! – Я сел за крутящийся стол и… – Часто, сэр. Ничем не могу помочь, кроме как наблюдать, как вы водите ручкой по бумаге.

Фиаско

 

Когда бандит Гарри Фиаско смотрелся в зеркало, он не видел извивающуюся щупальцами массу сгущенного отвращения, которую в такие моменты видим все мы. Он решил, что его внешность – эталон, по которому весь мир должен настраивать свою цветовую гамму. Его волосы стали его религией, и он считал город Светлопив хаотичным и неполноценным по сравнению с их сводчатым самообладанием. Но он решил пойти навстречу городу, а не против него. Простой человек.

Однажды он увидел, как сморщенная старуха с нервной собачкой вот‑вот шагнёт в размытую улицу, полную машин. Он выхватил собачку из‑под колёс разгоняющегося такси.

– Собака, я чаю, суть нежный плод, – сказал он и взял бабушку за руку. – И вам тут не рекомендуется переходить дорогу, мэм.

Мисс Кидди Кауфман была известна своей непредсказуемой реакцией. На этот раз она отреагировала воплем “Полиция!”, и Гарри бежал так быстро, как только несли его руки и ноги. Когда описание бабушки вылилось в фотопортрет на манекене Армани, копы потащили Гарри на опознание.

Шеф Генри Блинк, чьё пузо – один из нескольких объектов, видимых из космоса, разжёг “Гинденбург” и выставил шокирующие факты в воплебудке. Похоже, старуха решила, что обнаружила скрытое послание в высказывании Гарри – при фонетическом реверсировании “Собака, я чаю, суть нежный плод. И вам тут не рекомендуется переходить дорогу, мэм” превратилась в куда более угрожающее “Мэм, уродский тибидох цапнул меня за руку, и тут, мать, вы должны мне тысячу баксов”.

Блинк издал глубокий смешок, уставив сигару на подозреваемого.

– Классический лохотрон Стари Трг, пацан. Дармовщинка. Такие аферы приносят больше денег, чем война, а? Или другие лосиные рога мотивов. Ты никчёмный человек, если посмотреть, Фиаско. Надо было выбрать чего попроще – “Нашёл Деньги” или “Обсчёт”.

Гарри стрельнул в Блинка взглядом, но оковы наручников притупили удар, вкупе с коленопреклонённой прозой и прочей классикой.

– Не понимаю, что вы имеете в виду, мистер Блинк.

– Ясен перец, не понимаешь, Гарри, – ты мелкая шестёрка, вышел погулять. Твои паро‑

вички так и кричат об этом – “Стигмата Хард‑бол” и “Дэу 51”, они? Корейский полуавтомат в ухватке на лодыжке – что может быть лучше для знакомства со спаниелем? По‑моему, ты болен, чувак. Тебя причёска не мучает?

– Без труда не вытащишь и рыбку из пруда.

– Я же говорил, больной. Наслаждайся парадом.

В комнате наблюдения, полчаса спустя, Блинк и мисс Кидди Кауфман смотрели через двойное раздвижное окно на шестерых мужчин в комнате неудачников, все лицами вперёд, согбенные и шаркающие, спинами к стене с разметкой под рост. Все шестеро в одинаковых одеждах. Фиаско – третий.

– Не стоит выигрывать в пробах на роль в криминальной студии. Никто с той стороны стекла не видит нас, бабушка. Выбирайте номер и не ожидайте сотрудничества от этих ублюдков.

Кауфман выпучила глаза, строя рожи, как булькающая овсянка.

– Не спешите, мисс Кауфман, могила до сих пор ждала вас, подождёт ещё немного.

– Он стоял рядом со мной – они могут повернуться боком?

– Мальчики, повернитесь налево, – приказал Блинк в микрофон, и они нехотя подчинились, каждая конечность тяжёлая, как дубинка.

– Он перепугал меня, когда потребовал денег. Можно, чтобы они покричали?

– Потребуйте косарь, ребятки, – громыхнул Блинк в микрофон.

Ребята по очереди попросили денег, с разными степенями скуки в голосе.

– Должно быть, он истинный мыслитель, раз выдал такую хитрую уловку.

Блинк нагнулся к микрофону.

– Сформулируйте мощную мысль, ребята. Подозреваемый номер один, жуя жвачку, протянул:

– Летающее блюдце вогнутое, а не выпуклое. Закатив глаза, номер два поёрзал, а потом решительно заявил:

– Вода стекает в водосток против часовой стрелки в южном полушарии. Если бы часы изобрели в Австралии, повлияло бы это наблюдение на то, в какую сторону крутятся стрелки часов?

Гарри Фиаско издал тяжёлый вздох и затараторил:

– А, под нашими жизнями наша смерть тянется, как пустая плёнка под записью. – Он в смущении поднял глаза на планку ламп.

Номер четыре пробурчал что‑то себе в грудь.

– Чего там? – рявкнул Блинк.

– Гора не превосходит горизонт, – гнусаво повторил парень.

Номер пять вытер нос рукавом и неохотно сказал:

– Да, пчела слишком тяжёлая, чтобы летать, – она просто поворачивает мир под собой с помощью телекинеза.

– Если никто не является островом, – объявил номер шесть, – я хочу выебать Манхэттен.

Посреди взрыва смеха Блинк повернулся к старухе.

– А я чего говорил?

Всё отлично и шоколадно, но Гарри Фиаско в комнате неудачников откровенно мучался. Стоя перед односторонним зеркалом, он по мере поступления указаний разглядывал пятерых собратьев по несчастью.

– Побегайте на месте, ребята.

Фишка опознания в том, что все должны быть одеты одинаково, чтобы свидетели разглядывали человека, а не шмотки. Но вещи на этих чуваках были такого низкого качества, что и сравнивать нечего. Цвета воспроизведены топорно. Сидит нелепо. Один парень словно вырядился в панцирь омара. Когда Гарри побежал на месте, он ещё начал свирепо трясти головой. Они его вообще ни в грош не ставят.

– Помахайте рукой перед носом, как слоновьим хоботом.

По идее, надо избегать и сильных различий в строении тел, но эти парни едва ли подчинялись тем же основам анатомии. В поле зрения попал мужик “летающее блюдце”. Политое Мейсом, его лицо являло собой бунт столкнувшихся видов. Он чисто выбрил свой любимый подбородок, но два других оставил на развод. В центре его обтянутого атласом лба цвёл прыщ, прямо как чертополох. В своей тишотке он выглядел злой карикатурой на Гарри.

Лицо парня прямо справа от Гарри казалось прозрачным. Его голова была мешаниной вен и бордовой паутиной, откуда смотрели глаза, как из недр позорного наказания. Его личность являлась безуспешной экспериментальной пиццей из костяного звездофрукта и выжженных поверхностных каналов, его штаны пузырились на коленях. Но он смотрелся вполне счастливым.

– Изобразите, что вы накачиваете большие кипы сена в амбар.

Номер четыре был мусорным подводным пидором, он чувствовал бы себя как дома, если бы комнату затопило, и стекло заволокло водорослями, и он бы их медленно объедал, неторопливо разевая рот. Увеличенная зона носа словно специально расширялась, чтобы присосаться к поверхности иллюминатора, с лязгом отодвинуть последний, и после отвалиться в изнеможении с осознанием, что трудная работа выполнена на отлично. Они думают, он похож на этих уродов?

– Вы дирижируете оркестром, ребята, но внезапно в театре начинается пожар, и вы ведёте людей на выход. Вперёд.

Чем больше он думал, тем более оскорбительной и неприемлемой казалась ситуация. Трепеща и дёргая конечностями, как виолончелист, номер пятый казался рабочим муравьем – переростком, способным утащить в тележке вдвое больше своего веса и улететь чёрт знает куда с лёгким ветерком. Он выглядел как оживший киоск с инструментами, ощетинившийся пылающими воздухостворками и увенчанный лицом, похожим на расколотый шлакоблок. Хлопья тёплого пепла вылетали из его деревянных ушей. Глаза распахнулись, испуская алкоголь. Что за фигня?

– Вам восемь лет. Рождественским утром вы открываете подарок. Вы возбуждены. Разрываете ленту, обёртку, последние слои, обнажаете коробку, она всех цветов радуги. Вы трясёте её – это тот скейт, который вы так хотели? Потом открываете – чёртик на пружинке выскакивает на вас, вы чувствуете испуг. Вы плачете от страха и разочарования. Мама и папа не понимают, почему вы разозлились. Они пытаются утешить вас, но поздно, вы уже замыслили месть. Покажите её, ребята.

Эволюционный эквивалент сдавленного всхлипа, номер шесть – огромная прямоходящая мыслящая кишка, стоящая посреди локализованного облака болотного газа. Ворованные брови обнаружены в нахмуренном взгляде пульсирующего пищевого тракта. Это дышащий клин копчёного лосося.

Потея, как ублюдок, Гарри задохнулся в безумной ярости. Он сломал строй, бессвязно вопя про сало, жабры, бивни. Он бросился в тёмное окно.

– Я не похож на этих людишек! – лопотал он, и, всхлипывая, пал на колени. – Я не могу здесь!

В комнате наблюдения Блинк и Кидди Кауфман смотрели, как Гарри выскальзывает из виду, оставляя на стекле полосу геля для волос.

– Это тот парень, правильно? – громыхнул Блинк.

– Не‑а, – каркнула в отвращении старуха. – Тот, с кем я встретилась, был по‑настоящему крут.

 

Звукоритм

С час позаписывав в парке птиц, я неспешно побрёл назад через город, микрофон в рюкзаке регистрирует уличное движение. Улицы – как глубины забитой… Избиение закончилось, а я и не заметил. Копы рассматривали меня глазами… Уже на улице ощутил четыре треснувших ребра – бывало и хуже, а я смеялся при правильном лечении. Отчасти я был сам…

Перетягивание каната

В точке столкновения тёмных и социальных наук лежит контрадинамика. Эта система открывает по человеческим существам огонь противоречивых приказов,… Многие предпочитают детский труд из‑за энергетической податливости детей… Но нашлись и специалисты по манипуляциям, которые для собственных целей упёрли технологию контра в форме чакральной…

Прощайте, Уши

Раньше я уже писал на тему переломать мне все кости. Теперь мне снова угрожают тем же обращением, и я решил, что должен тщательно проработать для… В человеческом скелете 206 основных костей – уже достаточно напряжённо и… Но давайте предположим, что найдётся кто‑то с материально‑техническими способностями, достаточными для…

Чёрный Треугольник

Четыре человека сидели и развлекались на тайный лад в Кубе, в комнате визуальной проверки на две мили под горой в Блюмонте, Виргиния. – Что есть закон как не раздвоенное копыто, впечатанное в живот упавшего… – Мы все знаем, ты преодолеваешь здесь сигары, Адмирал, – протянул Бобби Киммит, посыльный президента. – Ну что,…

Обречённый на Тусовку: Кто Виноват, Что Делать

Представьте любое социальное событие. Соглашения ходят кругами, как хищники. Каждое приглашение в бар – растворитель. В одной комнате может быть… 1. Приезжать на крошечной машине, лопающейся от злости. 2. Уступать несуществующим шантажистам и оставлять трепетный автограф на лице перепуганного ребёнка.

Возмущённый

Все говорят, у меня вырастет опухоль размером с аэростат заграждения, если я не успокоюсь. Такая моментально разорвёт человека моей комплекции.… Я решил сохранить своё негодование во внешнем накопителе. Поразил себя иглой… Каждый вечер я прокладывал шнуры нервов и отправлялся спать, просыпаясь свежим и готовым к противостоянию с очередным…

Ангельская Пыль

Кассета с записью ангела проникла всё‑таки в порномагазин, и на неё нарастили обильную плоть. Три белых простака, усталые и сбитые с толку,… – …право исчезнуть, – говорил он. – Мораль – идеальная машина времени. В своём доме без окон Капер Тел в замешательстве обнаружил, что его редкая радость прервана дьявольским арлекином,…