Судьба сына Дэн Сяопина

Как-то мне в руки случайно попал номер журнала “Мартовский ветер”. На его обложке внизу было написано — ежемесячное издание по политике, экономике, культуре и литературе, выпускается Всекитайским фондом по улучшению жизни инвалидов. Я стал перелистывать журнал и не смог оторваться. В нем содержались статьи, рассказывающие о различных сторонах жизни китайских инвалидов — об их труде, быте, учебе, отдыхе, спорте. Я с большим интересом прочитал материалы дискуссии под заголовком “Имеют ли инвалиды право на любовь?”, где откровенно, без прикрас обсуждались непростые вопросы, связанные с вступлением инвалидов в брак, их семейной жизнью и т.п. Но не только этим заинтересовал меня номер журнала “Мартовский ветер”. На его страницах я нашел статьи, поднимающие серьезные, нравственные проблемы — ответственность человека перед самим собой, другими людьми.

Аналогичный характер носили и другие номера журнала, с которыми мне удалось познакомиться. Большое впечатление произвела, например, повесть о днях тюремного заключения маршала Пэн Дэхуая во время “культурной революции”. Поразило и разнообразие жанров — публицистические очерки, документальная проза, рассказы. В каждом номере журнала помещались красочные фотографии, рисунки.

Откровенно говоря, меня несколько удивила подобная ориентация данного издания. Я поделился соображениями с одним из своих китайских знакомых. “Это неудивительно, — сказал он, — ведь главным редактором журнала является сын Дэн Сяопина — Дэн Пуфан, который в период “великой смуты” (так в Китае называют “культурную революцию”) пережил страшную трагедию”. Рассказ моего знакомого запал мне в душу, я стал искать материалы о Дэн Пуфане в китайской печати и вот что удалось узнать.

Весна 1966 г. застала Дэн Пуфана студентом четвертого курса физико-технического факультета Пекинского университета. Веселый, никогда не унывающий молодой человек, он легко сходился с другими, ибо никогда не старался подчеркивать свои высокие родственные связи, держался скромно. Дэн Пуфан одевался так же просто, как и другие студенты, питался вместе со всеми в той же университетской столовой, за те же 15 юаней. Именно этим, по-видимому, можно объяснить то, что его избрали комсоргом группы, приняли кандидатом в члены КПК. В его студенческой группе было несколько человек, пришедших с производства, учеба давалась им с трудом. Дэн Пуфан помогал этим студентам, как мог. За свою склонность к полноте он получил шутливое прозвище “толстяк”.

Когда появились первые “дацзыбао”, возвестившие о начале “культурной революции”, один из сокурсников Дэн Пуфана с тревогой спросил его — не испытывает ли он беспокойства в связи с происходящими в стране событиями. Тот ответил ему, что нет: “Мао Цзэдун хорошо относится к моему отцу, ибо он участвовал в борьбе с ревизионизмом как вне, так и внутри страны”.

Однако события разворачивались не так, как думал Дэн Пуфан. Вскоре Дэн Сяопин был объявлен “вторым лицом, находящимся у власти и идущим по капиталистическому пути” (“первый номер” получил Лю Шаоци) и арестован. Арест отца не повлиял на отношение к Дэн Пуфану многих его сокурсников. Они по-прежнему, как и раньше, искали его общества: “Толстяк, пойдем играть в баскетбол”, — слышал он не раз. Но теперь большой любитель спорта Дэн Пуфан старался отказываться от подобных приглашений, он не хотел создавать лишних проблем тем из студентов, кто проявлял к нему дружеское расположение. Любитель шуток, юмора, он старался оставаться один. (Вообще говоря, детям и родственникам опальных политических деятелей не позавидуешь. Помню, в конце тридцатых годов, да и позже у нас в ходу была формула “дети за отцов не отвечают”. Однако в действительности во многих случаях было иначе. В нашем доме жила сестра М.Н.Тухачевского, дочь которой — Марианна — была девушкой удивительной красоты. У нее была масса поклонников. Арест и гибель дяди, последовавшие затем арест и ссылка матери круто переменили ее жизнь. Многочисленные ухажеры немедленно покинули ее, она осталась одна и вскоре куда-то исчезла из нашего дома. Один из моих приятелей детских лет недавно сказал мне, что он встречал Марианну в 50-е годы, вскоре после двадцатого съезда КПСС, она так и не вышла замуж, никто не решился жениться на племяннице “врага народа”.)

Весной 1968 г. пришел черед и Дэн Пуфана. Он был арестован компанией Не Юаньцзы, сыгравшей едва ли не главную скрипку в бесчинствах периода “культурной революции” в Пекинском университете. В нашей печати эта женщина была ошибочно названа аспиранткой философского факультета. На самом деле Не Юаньцзы являлась кадровым партийным работником, она работала вначале на заводе, а затем на факультете освобожденным секретарем партбюро. Во время заключения Дэн Пуфан подвергался издевательствам, побоям, он стал инвалидом, у него оказались парализованными ноги. Мне рассказывали разные версии случившегося: согласно одной Дэн Пуфан приобрел увечье вследствие избиений, согласно другой — в результате покушения на самоубийство, он пытался выброситься из окна студенческого общежития, превращенного в тюрьму. В марте 1984 г., отвечая на вопрос, как он стал инвалидом, Дэн Пуфан сказал так: “Во времена “культурной революции” наш народ перенес множество страданий, к несчастью я оказался среди тех, кто также испытал их. Можно сказать, что моя жизнь в то время была сложной, она отнюдь не может доставлять кому-нибудь радости, поэтому я не хочу сегодня вновь возвращаться к этому периоду своей жизни”.

Оказавшись в больнице, Дэн Пуфан окончательно осознал всю пагубность “культурной революции”. Много лет спустя он уподобит ее сумасшедшему поезду, с шумом мчащему нацию в мрачную бездну. Время иллюзий прошло. По свидетельству очевидцев, Дэн Пуфан стоически воспринял свалившееся на него несчастье. В течение двух лет он находился в триста первой больнице Пекина, а затем был переведен в специальный интернат для инвалидов, здесь же в городе. Условия жизни там были ужасны — в комнате, куда его поместили, находилось еще десять человек, одни — разбитые параличом, другие — с деформированными суставами, третьи — нервные паралитики, четвертые — больные ревматическим артритом. Большинство инвалидов было лежачими, естественные надобности они справляли под себя. Санитарами работали двое: худой, изможденный старик, возраст которого перевалил за восемьдесят лет, и мальчик, страдавший слабоумием. Отопления в комнате не было. В центре ее стояла печка, огонь от которой обычно держался недолго, поэтому при минусовой температуре на дворе инвалиды хотя и были одеты в ватные куртки и брюки, чувствовали себя так, будто они находились не в помещении, а на улице. Отверженные люди, подлинное “дно” китайского общества — вот кем являлись обитатели этого интерната. Дэн Пуфан провел в нем целый год, здесь ему сообщили об исключении его из кандидатов в члены КПК. Как и другие инвалиды, он зарабатывал на жизнь изготовлением металлических корзинок для бумаг, платили немного: стенка корзинки “стоила” — 4 фэня (как я уже писал выше, фэнь — самая мелкая денежная единица, равная сотой части юаня), а ее основание — один фэнь. Дэн Пуфан работал споро, быстрее, чем остальные, но все равно зарабатывал не более 35 юаней в месяц.

В 1972—1978 гг. Дэн Пуфан — вновь в триста первой больнице, отношение к нему постепенно меняется в лучшую сторону, но состояние здоровья остается прежним. Дни его проходят в обсуждении с другими больными животрепещущих проблем, волновавших тогда всех китайцев — “культурная революция”, смерть Чжоу Эньлая, апрельские (1976 г.) события на площади Тяньаньмынь, смерть Мао Цзэдуна, арест “банды четырех”. Вместе с новым другом — таким же инвалидом Ван Лугуаном, ставшим им по причине наезда автомашины, он занимается мелким ремонтом радиоприемников, фотоаппаратов и часов для больных и медицинского персонала, благо у обоих была определенная техническая подготовка.

После выхода из больницы в 1978 г. Дэн Пуфан какое-то время работает на Пекинском телевизионном заводе в цехе по производству цветных телевизоров. Работает он всего лишь два часа в день, полную рабочую смену ему выдержать, конечно, невозможно.

Сделанный в 1980 г. рентгеновский снимок показал резкое ухудшение состояния здоровья Дэн Пуфана (произошло смягчение позвонков). Требовалась немедленная операция. Поскольку в Китае не оказалось врачей соответствующего уровня, его отправляют в Канаду в клинику одного видного специалиста. Тот в течение недели делает ему две сложнейшие операции на позвоночнике: во время первой была вставлена металлическая пластина между шестым и пятым позвонками, находящийся на ней крюк стал стягивать размягченные кости позвонков: во время второй — аналогичная пластина была установлена между вторым и третьим позвонками. Подвижность ног не удалось восстановить, но приостановилось ухудшение здоровья.

Пробыв в Канаде четыре месяца, Дэн Пуфан возвращается на родину и с этого момента начинается новый период в его жизни. Он обращает свое внимание на проблему медико-социальной реабилитации инвалидов.

Журнал “Мартовский ветер”, другие публикации китайской прессы позволяют составить общее представление о положении инвалидов. В настоящее время в Китае на миллиард 200 с лишним миллионов населения насчитывается 60 млн. инвалидов, включая умственно неполноценных людей, 3,5 млн. инвалидов — с парализованными ногами или вообще без ног. Единственное средство передвижения таких людей — коляска с ручным управлением, крайне неудобная в использовании. Коляска с электромотором стоила больших денег, причем заводы отказывались изготавливать их. Поэтому неудивительно, что многие инвалиды, живущие в Пекине, ни разу в своей жизни не побывали в расположенном в его окрестностях знаменитом Летнем дворце, не говоря уже о поездке в другие города.

Активность Дэн Пуфана и его друзей привела к тому, что проблема медико-социальной реабилитации инвалидов приобрела общегосударственное звучание, она стала предметом обсуждения на заседаниях депутатских групп Всекитайского собрания народных представителей (парламента страны), в Народном политическом консультативном совете Китая (организация единого фронта), министерствах и ведомствах. Уже в конце 1983 г. правительство выделило 26 млн. юаней на создание фонда реабилитации инвалидов, а 15 марта 1984 г. состоялась официальная церемония, посвященная учреждению Всекитайского фонда по улучшению жизни инвалидов, в которой участвовали видные партийные и государственные деятели. В его руководящем комитете около 40 человек, как инвалидов, так и физически здоровых людей. Фонд, одним из руководителей которого стал Дэн Пуфан, видит свои задачи в том, чтобы помогать инвалидам в решении проблем, связанных с медицинским обслуживанием, получении образования, трудоустройством, организацией отдыха: в Китае нередки случаи, когда работники государственных учреждений под разными, зачастую надуманными предлогами отказывают людям, имеющим увечья, либо физические недостатки в поступлении в средние школы и институты, получение соответствующей рабочей специальности, устройстве на работу. Последняя проблема обострилась в последние годы в связи с осуществлением в Китае экономической реформы. Стремясь помочь инвалидам в решении их жизненных проблем, представители Фонда обращаются в различные министерства и ведомства. Инвалиды почувствовали, что в лице Фонда появилась организация, по-настоящему заботящаяся об их интересах.

Предприятия, на которых работает свыше 35% инвалидов, освобождаются от налога на прибыль, те же, где их число превышает 50% — получают еще большие послабления. Труд инвалидов используется сегодня не только в ремесленном производстве, некоторые фабрики и заводы создают специальные цеха, где инвалидам поручается изготовление определенного рода изделий либо деталей. При этом практикуется совместная работа инвалидов с физически здоровыми людьми. Так в одном из цехов второй пекинской фабрики игрушек из 72 рабочих — 40 инвалидов. На 28 000 предприятии из общего числа работающих в 1 млн. человек около 400 тыс. инвалидов. В течение шестой пятилетки было трудоустроено всего 345 тыс. инвалидов. Особенно много для их устройства на работу делается в таких городах, как Пекин, Далянь, Шанхай, Шицзячжуань и др. Иногда заботу об инвалидах берут на себя отдельные крупные предприятия. Металлургический комбинат в Фушуни (пров. Ляонин) занял инвалидов — детей своих рабочих — на таких работах, как стирка белья, чистка и ремонт одежды и т.п. Это не только дало детям с искалеченной судьбой возможность почувствовать себя нужными обществу, но и принесло прибыль комбинату — 50 000 юаней за два года. Многие инвалиды стали заниматься индивидуальной трудовой деятельностью, главным образом в сфере обслуживания — 20 тыс. человек только за последнее время. Слепые все больше начинают работать в качестве массажистов. В негосударственных клиниках массажа, работает свыше 4000 слепых. В пекинской клинике массажа, которая считается самой лучшей в Китае, ее посещают и иностранцы, из 30 мастеров — 23 слепые люди в возрасте от 20 до 57 лет. На улицах китайских городов можно встретить моторикш-инвалидов.

В канун 1985 г. роскошные залы одного из лучших столичных ресторанов — ресторана “Пекин” — заполнили доселе невиданные посетители — инвалиды различных районов города, собравшиеся вместе отметить этот знаменательный день. Позднее фонд организовал съемку документального фильма, а затем и художественной ленты о жизни инвалидов. Аналогичные встречи проводятся и в последующие годы. Еще раньше в конце 1984 г. вышел первый номер журнала “Мартовский ветер”.

По мнению Дэн Пуфана и других руководителей Фонда, необходимо преодолеть бытующие среди многих людей, в том числе молодых, неуважительное отношение к тем, кто имеет физические недостатки и увечья. Нередко в общественных местах инвалиды подвергаются насмешкам, оскорблениям. И здесь, считает Дэн Пуфан, очень много зависит от общего морального климата в обществе. “Необходимо осуществлять воспитание в духе гуманизма, — говорит он. Подобных уроков недостает не только молодежи, но и людям среднего возраста, части кадровых работников. Гуманизм — это прогрессивное, культурное наследие человечества. Однако некоторые наши товарищи упорно цепляются за догмы и выступают против гуманизма, что свидетельствует о сильном влиянии “левацкой” идеологии. По-моему, необходимо с детского сада, с начальной школы учить гуманизму, чтобы уже в детстве молодые люди приобретали гуманистические черты”.

В деятельности Всекитайского фонда по улучшению жизни инвалидов есть поучительные моменты. Конечно, многое зависит от того, что большую роль в его деятельности играет Дэн Пуфан, но, в конце концов, инвалидам безразлично, от кого зависит решение их проблем, им важна помощь и участие. В Китае из 60 млн. инвалидов 50 млн. уже в той или иной степени охвачены процессом социальной и медицинской реабилитации, то есть они либо трудоустроены, либо получают медицинскую помощь. Во всем этом несомненная заслуга Дэн Пуфана, унаследовавшего характер отца.

На нем, как и на многих других детях высокопоставленных родителей, отразилась сложная гамма чувств, связанных с отношением к ним со стороны простых китайцев. Многие из этих детей “удачно” занялись предпринимательской деятельностью, очевидно в силу родственных связей, что вызывает раздражение в обществе. Это повлияло и на отношение к Дэн Пуфану.

В последние годы в Китае стали говорить о зазнайстве Дэн Пуфана, о том, что он стал меньше думать об интересах инвалидов, а больше о собственном благополучии трудно сказать, достоверна эта информация или нет, во всяком случае при выборах в состав кандидатов в члены ЦК партии на ее последнем (сентябрь 1997 г.) XV съезде Дэн Пуфан получил наибольшее количество голосов против и занял самое последнее место в конце списка.

11. “РУССКИЙ С КИТАЙЦЕМ — БРАТЬЯ НАВЕК?”

В 50-ые годы тема советско-китайской дружбы была едва ли не самой центральной в советской печати, пропаганде, весьма популярным был лозунг: русский с китайцем — братья навек. Тогда казалось, что ничто не может омрачить наших отношений. Я до сих пор помню радушное, восторженное отношение рядовых китайцев к советским людям, которые мне лично довелось наблюдать в Китае. Политические амбиции Н.С.Хрущева и Мао Цзэдуна привели вначале к охлаждению отношений, а затем и к их разрыву.

После моей первой после длительного перерыва поездки в Китай (в 1985-86 гг.) меня часто спрашивали, как там относятся к советским людям, Советскому Союзу рядовые граждане. На этот казалось бы простой вопрос трудно было дать однозначный ответ. Как-то в одной из наших газет я прочитал статью журналиста, который написал о том, что чуть ли не все китайцы желают скорейшего восстановления дружбы между двумя нашими странами.

В действительности все обстояло гораздо сложнее. Годы отчуждения сделали свое. Нас, советских людей, в Китае просто плохо знали. Обычно когда китаец — на улице, в общественном транспорте, магазине, театре — видел человека европейского обличия, он принимал его за американца, в худшем случае за англичанина, француза и др., но уж никак не за русского. Так нередко бывало и со мной. Помню, как-то я возвращался из города в Пекинский университет. Обратившийся ко мне китаец, увидев, что я говорю по-китайски, спросил: “Американец?”, — не получив ответа, но будучи уверен, что так оно есть, стал рассказывать о себе. Оказалось, что он учится в Китайском Народном университете, у него большой интерес к США, ему там многое нравится и он хочет поехать туда учиться. Конечно, бывало и иначе. Однажды в автобусе один пожилой китаец, узнав, что я из Советского Союза, стал, не обращая внимания на окружающих, делиться своими воспоминаниями о пятидесятых годах, о том, как он работал с советскими специалистами. Последние действительно оказали Китаю неоценимую помощь в создании основ экономики страны. Вообще говоря, теплые чувства о Советском Союзе, нашем сотрудничестве сохранили многие китайцы в возрасте примерно шестидесяти лет и старше. Россия по-прежнему живет в сердцах китайцев, учившихся или стажировавшихся в Советском Союзе в 50-60-ые годы, вообще людей старшего поколения и, конечно, русистов. Один знакомый русист рассказывал мне, что в России он чувствует себя лучше, чем в Китае, что ему нравятся русские люди с их открытостью в разговоре, гостеприимством. “Мне очень нравится русская кухня, — говорил он, — к чему я не могу до сих пор привыкнуть, так это к селедке”. Что касается китайской молодежи, то она, откровенно говоря, в массе своей относится к нам, России, нейтрально, равнодушно. То же самое можно сказать и о рядовых китайцах среднего и старшего возраста. Только однажды я стал объектом откровенно враждебного отношения к себе в одном из городов, где редко бывают иностранцы. Гораздо чаще бывали случаи, когда люди на улице или в поезде переставали поддерживать разговор, узнав, что я из Советского Союза, я им был неинтересен. Страна, утратившая свое былое могущество, уже не вызывает такого интереса, какой раньше существовал по отношению к Советскому Союзу. Общее чувство, бытующее в настоящее время в Китае по отношению к русским — это сочувствие или даже жалость. Теперь умы, сознание все больше занимают Япония, западные страны и, конечно, США. Могущество последних вызывает у них уважение. Как-то на одной их шанхайских улиц я подошел к старой, отнюдь небогатой женщине, торговавшей старыми книгами и журналами. Она спросила меня: “Вы — американец?” и не дожидаясь ответа сказала: “Мне нравятся американцы”. И это было сказано в мае 1999 года, уже после того, как американская авиация совершила налет на здание китайского посольства в Белграде.

Существующий интерес к гражданам западных стран, японцам объясняется многими причинами, в частности тем, что именно они стали первыми иностранцами, которые оказались в Китае после многих лет изоляции страны от внешнего мира. Промышленники, коммерсанты, ученые, студенты, туристы из стран Запада, а их в последние годы приезжают миллионы. Особенно много японцев, которые, как мне кажется, устраиваются в Китае капитально, во всяком случае именно они составляют значительную часть иностранных студентов, предпринимателей, туристов. Сюда следует добавить западную и особенно японскую технику, которая широко представлена в различных городах страны. Все это создает своеобразный “имидж” о западном мире (включая сюда Австралию и Японию). Интерес к Западу в немалой степени “подогревается” опытом общения с молодежью из этих стран, приезжающих на учебу в китайские университеты, студенты и аспиранты из США и Западной Европы ведут себя скромно в быту, и в то же время раскованно, естественно в повседневном общении, в массе своей это приятные молодые люди, которых привел в Китай серьезный интерес к его народу, языку, истории и культуре, что не может не нравиться китайцам. Вспоминаю одну молодую швейцарку Барбару, изучавшую китайскую историю. Дочь богатых родителей — не то банкиров, не то промышленников, она уже с восемнадцати лет живет самостоятельно, по ее словам — она должна сама пробить себе дорогу в жизни. В Китае она довольствуется малым — небольшой комнатой в общежитии, неприхотливой китайской пищей, несколько раз она совершала поездки по стране в сидячем вагоне.

В течение многих лет китайская пресса публиковала только негативные материалы о советской действительности. После 1985 г. положение резко изменилось — стала помещаться объективная информация о различных сторонах жизни советских людей, происходившей в нашей стране перестройке. Естественно, что среди различных представителей китайского населения, в первую очередь интеллигенции, резко возрос интерес к нашей стране. Он буквально нарастал, чему я сам был свидетелем. Информированность китайцев о том, что происходит у “северного соседа”, улучшилась. Их интересовало буквально все — сущность, глубина, ход экономической реформы и характер демократизации общественно-политической жизни; само содержание понятия “гласность” (оно переводилось здесь как “открытость”) и масштабы обновления партийных кадров; отношение к перестройке со стороны различных слоев населения, в том числе работников партийного и государственного аппарата, и роль партии в современных условиях; достижения и трудности перестройки, положение в общественных науках и последние новинки в литературе и искусстве, и оценка исторических личностей, таких, как И.В.Сталин, Н.С.Хрущев, Н.И.Бухарин (в 1988 г. сразу в двух китайских издательствах в разных переводах вышел роман А.С.Рыбакова “Дети Арбата”), еще раньше, в начале 80-х гг., с грифом “для внутреннего использования” были изданы произведения А.И.Солженицына. Происходила переоценка событий недавнего прошлого, исторических деятелей. Многие китайцы по-прежнему винили Н.С.Хрущева в ухудшении советско-китайских отношений, вместе с тем они считали правильной, по существу, его критику культа личности И.В.Сталина, хотя и были несогласны с ее формой. Новый подход к оценке деятельности И.В.Сталина в немалой степени объяснялся уроками “культурной революции”, когда в Китае во многом были совершены аналогичные преступления.

Общий тон высказываний вначале был положительным, я не встречал ни одного человека, который бы не приветствовал перестройку в советском обществе, демократизацию общественной жизни, при этом зачастую складывалось впечатление, что мои собеседники как бы примеряли то, что происходило у нас, к аналогичным процессам в своей стране, независимо от того, шла ли речь о системе управления экономикой или о политике в отношении интеллигенции. Они не скрывали, что их интерес объясняется желанием понять, насколько социально-экономические преобразования, происходящие в нашей стране, соответствуют подлинным идеалам социализма, в чем общность и в чем различие в осуществлении экономической реформы в Советском Союзе и в Китае; насколько глубоко перестройка затронула политическую жизнь и, наконец, есть ли в советском опыте последних лет что-либо заслуживающее внимание и могущее быть использовано у них, в Китае.

Большой популярностью в Китае в середине 80-х гг. пользовался М.С.Горбачев, импонировала его молодость (в сравнении со своими политическими лидерами), неординарность суждений. Многие китайцы проявляли интерес к его политической и теоретической деятельности, приходилось слышать такие высказывания: “Горбачев — решительный человек, он беспощаден к плохо работающим, отсталым кадрам”, “Горбачев — настоящий реформатор”, “Его реформа политической структуры заслуживает всяческой поддержки”. В ходе бесед приходилось сталкиваться с широким спектром высказываний — от серьезных аналитических оценок, продиктованных глубокими раздумьями о судьбах мирового социализма, до наивных суждений, являющихся результатом плохой осведомленности, либо отсутствием научного подхода. Так один из моих собеседников, проделавший путь из Москвы в Пекин по железной дороге, как-то заметил, что осуществлению реформ мешает-де огромная территория и богатые природные ресурсы Советского Союза: “У вас все есть, вы довольны существующим порядком вещей, у вас нет поэтому стимулов к развитию, другое дело — Япония, которая во многом зависит от внешнего мира”.

В суждениях моих собеседников о Советском Союзе уже не было прежнего пиетета, какой был в пятидесятые годы. И это естественно, помимо стереотипов, сформировавшихся под влиянием официальной пропаганды в 60-70-ые годы, немалая вина ложилась на нас самих — большое количество серьезных проблем, существовавших в советском обществе. Вспоминается теплый майский вечер в гостинице одного из провинциальных университетов. Нас трое — я и двое преподавателей философского факультета, мы сидим уже три часа, обсуждаем проблемы развития марксистской философии, уровень философских исследований в Китае и Советском Союзе, в общем, идет профессиональный разговор. Вроде бы уже все сказано, все обсуждено, но мои собеседники не торопятся уходить. Наконец, один из них, решившись, спрашивает: “Скажите, все-таки в чем причина серьезных трудностей и недостатков, существующих в Советском Союзе, ведь прошло сорок лет после окончания Отечественной войны, а вы все не можете выйти на передовые рубежи науки и техники, по-настоящему доказать преимущество социализма как общественной системы”. Я не помню, что конкретно стал говорить, по-видимому, как было принято тогда, начал рассказывать об отсутствии у нас безработицы, громадном объеме жилищного строительства, оплачиваемых отпусках и т.д. Китайский философ прервал меня: “Я согласен с Вами, но сегодня этого недостаточно. Мы должны убедить молодежь в правильности нашего пути, нужны поэтому более конкретные свидетельства в пользу преимущества социализма. Например, наши молодые люди имеют теперь возможность сравнивать советскую технику с западной и японской и в большинстве случаев сравнение не в пользу советской. Ну, объясните мне, почему вы до сих пор не научились делать хорошие цветные телевизоры, такие, какие производят японцы?”. Мне вспомнились в этой связи 50-ые годы, уже тогда китайцев, работавших вместе с советскими специалистами, поражал своеобразный “вещизм” своих “старших братьев” — огромное количество багажа, увозимого ими на родину. Китайцы, естественно, не могли не задаваться вопросом — если советские люди живут хорошо, как пишут их газеты, то почему они покупают в Китае так много разнообразных вещей бытового характера?

Не раз приходилось слышать следующее: “Перестройка, которую вы начали, — это хорошее, необходимое дело, но разве правильно браться сразу за решение всех проблем, связанных с сельским хозяйством, промышленностью, политическими структурами”. “Мы начали постепенно, вначале взялись за сельское хозяйство, легкую промышленность, сферу услуг — ввели семейный подряд, разрешили индивидуальную трудовую и предпринимательскую деятельность. Тем самым мы решили проблему пищи и одежды. Затем занялись промышленностью, теперь приходит очередь реформы политической структуры, наличие в этой области многих проблем тормозит дальнейшее осуществление экономической реформы. Конечно, мы и раньше делали кое-что в политической области, но не очень широко. Вы же хотите провести крупномасштабные реформы сразу во всех сферах — экономической и политической, городе и деревне. Это может привести к трудностям, которые опрокинут перестройку”. Довелось мне слышать высказывания и о том, что в степени осуществления экономической реформы Китай идет впереди Советского Союза и что вообще “мы много говорим, но мало делаем”, обычно это говорили китайцы, побывавшие у нас, они ссылались на нехватку продуктов питания — мяса, овощей, фруктов, высококачественных товаров ширпотреба, низкий уровень развития сферы услуг, плохое обслуживание в магазинах, столовых и т.п.

Постепенно в кругах китайской интеллигенции стало нарастать разочарование и перестройкой, и самим М.С.Горбачевым, ибо экономическая и политическая ситуация в Советском Союзе не улучшалась, а, наоборот, ухудшалась. Распад Советского Союза большинство китайцев старшего возраста, прежде всего членов партии, встретило с горечью — нельзя не учитывать, что независимо от идейно-политического конфликта с Советским Союзом в 50-70-ые гг. они видели в нем страну, близкую Китаю по своим социальным идеалам. На смену симпатии пришло разочарование. Это — во-первых, а во-вторых, теперь Китай оставался один на один с Соединенными Штатами Америки.

В настоящее время в китайском обществе возобладал реалистический подход к событиям 1991 г. Конечно, подавляющее большинство китайцев резко отрицательно оценивает теперь деятельность М.С.Горбачева, именно его они считают виновным в развале Советского Союза (вины Б.Н.Ельцина они здесь не чувствуют). Но китайцы — прагматики, они понимают, что ушедшего не вернешь, поэтому необходимо относиться к России как к существующей данности. В Китае отлично сознают, что Россия утратила роль великой державы, однако, учитывая ее географическое местоположение и соответственно геополитические позиции, научно-производственный потенциал, следует развивать с ней добрососедские отношения, но не более того. Ни о каком возвращении к дружественным отношениям 50-х годов не может быть и речи. Два года назад один шанхайский профессор сказал мне: “Между государствами не может быть дружбы, ибо у каждого из них есть свои интересы”. Китайские специалисты по экономике и политике проявляют большой интерес к нынешним событиям в России под углом зрения изучения хода экономической реформы, в частности акционированию предприятий, процессу приватизации, созданию коммерческих банков и т.п. Очевидно, что их интерес обусловлен, в первую очередь, стремлением избежать тех негативных последствий, которые принесла России экономическая реформа Гайдара-Чубайса (метод “шоковой терапии” оценивается здесь отрицательно). Торгово-экономические отношения между двумя странами, в которых Китай, несомненно, заинтересован, наталкиваются на бюрократические препятствия, нераспорядительность со стороны российских министерств и ведомств. На одной из встреч активистов Общества российско-китайской дружбы с китайским послом последний заметил, что иногда неизвестно, с кем в России при решении того или иного конкретного дела следует иметь дело, приходится сталкиваться и с непредсказуемостью российских чиновников. В связи с этим нельзя не видеть, что значительная часть российской политической элиты ориентирована на Запад и ее инициативы в отношении Китая нередко носят спонтанный характер.

За последние двадцать лет Китай повернулся лицом к Западу, объем его торговли только с США составляет десятки миллиардов долларов. Это не значит, однако, что Китай не заинтересован в экономических связях с Россией: в Китае большое количество безработных, их число будет увеличиваться по мере углубления экономической реформы, демографическое давление Китая на российскую Восточную Сибирь и Дальний Восток будет возрастать.

Как я уже писал выше, молодые китайцы в своей массе стремятся поехать в западные страны, Японию, Австралию, землей обетованной для них является США, что касается России, то сюда едут, я имею в виду заниматься торговлей, далеко не всегда честные, культурные люди. Одна молодая и что очень важно интеллигентная китайская предпринимательница, имеющая свое дело не только в Китае, но и в Австралии, как-то сказала мне, что ей стыдно находиться в Москве вместе с китайскими “челноками” — настолько они некультурны. Но именно последние зачастую формируют “имидж” китайцев в России. Для получения легальной возможности проживания в нашей стране они используют различные средства, в основном на платной основе поступают в вузы. Некоторые стремятся навсегда остаться в России. Лет пять назад, провожая своих друзей в Домодедовском аэропорту, я совершенно случайно столкнулся с одним молодым китайцем. Находясь в легком подпитии, он похвастался мне своим российским заграничным паспортом, выданным на Сахалине. Фотография была его, а фамилия — корейская (как известно, на Сахалине до сих пор проживают российские корейцы).

Следует сказать, что точно так же обстоит дело и с россиянами, приезжающими ныне в Китай. Это, как правило, “челноки”, которые часто забывают о том, что они находятся в чужой стране, стране другой культуры и традиций. На известном всем торговцам пекинском рынке Ебаолу, где российские “челноки” совершают большинство своих сделок, нередко можно услышать ненормативную русскую лексику вперемежку с пьяными возгласами.

Чтобы представить себе бытующие ныне в Китае представления о России и россиянах, расскажу кратко содержание фильма, который осенью 1996 г. мне довелось посмотреть на борту самолета китайской авиакомпании, следующего рейсом из Пекина в Москву. Один молодой китаец, не помню точно, по-моему учитель по профессии, решивший заняться торговлей, приезжает в один из городов Дальнего Востока (по-видимому, Благовещенск). Здесь его встречает друг, приехавший в Россию раньше. Он сразу же ведет новичка на квартиру, где он живет вместе со своей русской любовницей. Встреча друзей завершается широким застольем, в котором принимают участие и русские компаньоны старожила-китайца. После застолья тот ложится со своей любовницей в постель, правда “откровенных сцен”, какие присутствуют в российских и западных фильмах, здесь нет. На другой день старожил предлагает новичку русскую девушку в качестве любовницы, тот отказывается, ибо у него другие моральные принципы.

Попытки учителя заняться торговлей оканчиваются неудачей, ибо у него нет коммерческой жилки. Однажды на улице его избивают пьяные хулиганы. Кстати, русские в картине представлены сплошными пьяницами — пьют все и всюду, с закуской и без нее. Единственное светлое пятно пребывания учителя в России — знакомство с девушкой, обучающейся в балетной школе. Их дружба постепенно перерастает в любовь. Но неудачи в торговле побуждают молодого китайца покинуть Россию. Фильм заканчивается на оптимистической ноте. Возлюбленная китайца вместе с балетной труппой приезжает в Китай, он приходит на концерт и вновь видит ее. В финале фильма молодые люди говорят о своем желании быть вместе...

В течение многих лет в Китае существовал глубокий интерес к советской философии, ибо в 30-60-ые годы именно через книги советских авторов китайские ученые черпали свое представление об основных проблемах философии. В последние двадцать лет, в связи с широким развитием отношений Китая с Западом, положение изменилось, теперь китайская философская общественность “открыта всем ветрам”. Однако интерес к советской, российской философии продолжает существовать. За период с 1978 по 1998 годы переведено свыше 100 советских, российских книг по философии, несколько сот статей. Переводимые книги и статьи дают более или менее адекватное представление об уровне советской, российской философской науки, хотя иногда для перевода выбирают и случайные вещи (так в конце 80-х гг. была переведена книга по философским вопросам естествознания, изданная еще в 1961 г. и уже тогда не обладавшая большой научной ценностью. Иногда переводились книги малоизвестных советских авторов). В 1986 г. В библиотеке Пекинского университета я насчитал не менее 500 книг по философии, изданных в Советском Союзе и России. В кругах китайских философов широко известны имена А.А.Гусейнова, Б.М.Кедрова, И.С.Кона, П.В.Копнина, Н.И.Лапина, В.А.Лекторского, А.Ф.Лосева, И.С.Нарского, Т.И.Ойзермана, В.С.Степина, В.И.Толстых, И.Т.Фролова, В.С.Швырева и др. Однажды, зайдя по делам в кабинет информации философского факультета Пекинского университета, я застал там двух оживленно беседующих молодых преподавателей. Узнав, откуда я, один из них сказал: “Недавно я прочитал работу Лекторского “Субъект, объект, познание”. Отличная книга”. Мне были приятны такие слова о действительно интересной работе своего коллеги. К сожалению, эта книга доступна лишь небольшому кругу философов, поскольку она не переведена на китайский язык. После выступления в одном из университетов ко мне подошла молодая девушка, почти девочка. Я принял ее за школьницу, оказалось, что она — аспирантка философского факультета, пишет диссертацию на тему “Взгляды И.Т.Фролова на проблему человека”. Во время беседы выяснилось, что она знакома со многими работами видного российского ученого. Самостоятельно изучив русский язык, она прочитала их в подлиннике, позднее я встречал ее в Москве на стажировке в МГУ. В июне 1997 г. в Институте философии Российской академии наук состоялась защита кандидатской диссертации Бао Оу на тему: “Влияние идей Б.М.Кедрова на развитие современной китайской философии науки”.

В 80-х годах мне нередко приходилось выслушивать замечания критического плана в адрес советской общественной науки, упреки ее в догматизме и начетничестве. Как-то в беседе со мной один видный китайский философ сказал: “Вы знаете, я обычно читаю лишь середину статей ваших обществоведов, начало и конец пропускаю”. Когда я спросил почему, он ответил: “В начале статьи советские авторы обычно воспроизводят точку зрения классиков по рассматриваемому вопросу, вроде того, что “Маркс указал... и т.п.”, а в конце обычно идут ссылки на решения очередного партийного съезда”.

Однажды в мой обычный приход на философский факультет Пекинского университета я увидел, что сотрудникам выдается переведенный на китайский язык учебник “Основы марксистской философии” (под редакцией академика Константинова), значительная часть литературы распространяется среди преподавателей бесплатно. Увидев меня, один молодой доктор наук скептически отозвался об этом учебнике. Мне пришлось сказать, что этот учебник не отражает уровень советской философской науки, что у нас есть интересные философы, публикуются поисковые исследования.

Резко отрицательно оценивают китайские ученые и выступление А.А.Жданова на философской дискуссии 1947 г. В 1989 г. в переводе на китайский язык вышла книга Г.Ф.Александрова “История западноевропейской философии”. Автор предисловия к ней профессор Пекинского университета Ван Юнцзян объяснил мне, что издание предпринималось с целью восстановления реальной исторической картины идейной борьбы в советской философской науке. Дело в том, сказал он мне, что китайские философы знакомы лишь с мнением А.А.Жданова о книге Г.Ф.Александрова, а содержание самой книги им неизвестно. Между тем, как показывает характер высказываний А.А.Жданова, он не знал не только историю философии, но и философию вообще.

На рубеже 80-90-х годов в кругах китайской философской общественности возрос интерес к философской мысли России конца XIX — начала XX в., стали появляться переводы трудов В.Соловьева и Н.Бердяева, В.Розанова, Л.Шестова и др.

Мне приходилось встречаться с целым рядом специалистов по советской, российской философии, работающими в научных учреждениях и вузах Пекина, Шанхая, Гуанчжоу, Нанкина, Харбина проф. Ань Циннянем, Ван Кэцянем, Ван Юнцзяном, Лин Цзияо, Ли Шандэ, Тан Сяшэном, Цзя Цзэлинем, Чэнь Юнцюанем и др. Одни из них — выпускники советских университетов, другие — овладевшие русским языком в самом Китае в 50-60-ые годы, третьи — молодые люди, приступившие к изучению российской философии сравнительно недавно. Всех их объединяет глубокий интерес к ней. Иногда в разговорах с ними я обнаруживал, что они лучше, чем я осведомлены о содержании многих дискуссий, происходивших среди советских и российских философов, взглядах того или иного ученого. У них сложились свои представления, свои критерии оценки советской, российской философской науки, во многом совпадающие с нашими, но кое в чем и нет. Именно благодаря их усилиям в Китае до сих пор сохраняется изучение российской философии. Они являются руководителями и членами Общества по изучению философии Восточной Европы и России, которое регулярно, раз в два года, проводит конференции, посвященные российской философии. За последние годы опубликовано несколько книг, посвященных советской философии.

Вместе с тем в последнее время число китайских философов, владеющих русским языком или интересующихся русской философией, неуклонно уменьшается. Аналогичная тенденция наблюдается и в области изучения русской истории и литературы. Это связано с общим падением в Китае интереса к России, обусловленного снижением ее удельного веса в мировой политике, уменьшением ее роли в мировом сообществе. В то же время в Китае до сих пор популярны русские народные песни, песенное творчество советских композиторов. В любом более или менее приличном ресторане теперь есть караоке. И в списке песен, которые вы хотите послушать или исполнить сами, обязательно есть “Катюша”, “Степь, да степь кругом”, “Подмосковные вечера” и др.

Многие китайцы тепло вспоминают советские фильмы еще 30—40-х гг., с успехом прошли по экранам страны произведения советских кинематографистов 70—80-х гг. и в том числе — экранизация произведений А.С.Пушкина, “Служебный роман”, “Москва слезам не верит”, “Вокзал для двоих”. Естественно, что российских фильмов последних лет в Китае не увидишь по причине их неприемлемой для китайского общества идейно-политической направленности, а также пропагандируемых в них нравственных устоев и идеалов.

Следует откровенно признать, что в Советском Союзе в первой половине 80-х гг. плохо знали современный Китай, не поняли сущности проводимой в нем экономической реформы, содержание идейных процессов в китайском обществе. В свое время ни практические работники, ни дипломаты, ни ученые не смогли дать адекватной оценки решениям 3-го, а затем и 6-го Пленумов ЦК КПК одиннадцатого созыва. В стране происходили радикальные перемены, а в нашей печати появились статьи о модификации маоизма. Чтобы увидеть эти перемены, достаточно было пройтись по улице Дунчжимыньнэй, которая находится всего лишь в пяти минутах ходьбы от посольства... В настоящее время кое-кто пытается представить Ю.В.Андропова сторонником кардинальных изменений в советском обществе. Если это так, то как объяснить, что в своем докладе на июньском пленуме ЦК КПСС 1983 г. он говорил о необходимости продолжения борьбы с маоизмом. Только тем, что он (как впоследствии и М.С.Горбачев) был решительным противником структурных преобразований в социально-экономических отношениях социализма. Попросту говоря, он был в этих вопросах догматиком. Горбачев оказался менее дальновидным политиком, чем Хрущев. Тот уже в июле 1954 г., менее чем через год после своего избрания на пост первого секретаря ЦК КПСС, посетил Белград и восстановил нормальные отношения с Югославией. В противоположность Хрущеву Горбачев посетил Пекин только в мае 1989 г., через четыре года после того, как он встал во главе партии. Он упустил драгоценное время для заимствования китайского опыта. Нам не хватало творческого взгляда на вещи, умения рассматривать социально-экономический опыт развития Китая последних лет в контексте его традиций и культуры, исторических судеб мирового сообщества вообще.

В первой половине 80-х годов в нашем обществе были люди, которые призывали к заимствованию китайского опыта. Одним из них был автор этих строк. Весной 1986 г. я направил письмо в Центральный Комитет КПСС, где писал о необходимости пересмотра нашей политики в отношении Китая, отказа от многих устаревших оценок, серьезного изучения теории и практики социально-экономических преобразований в этой стране целесообразности использования китайского опыта. Однако к моему мнению тогда не прислушались...

В последние годы положение в России с изучением различных сторон современного китайского общества значительно улучшилось, однако результаты исследований российских китаеведов оказываются в основном невостребованными руководством страны. Ориентированное в своей политике на Запад, оно не хочет принимать во внимание ценный опыт соседней страны, хотя недавняя однотипность социально-экономических структур, политическая и идейная общность в прошлом объективно требуют учета механизма, этапов и результатов экономической реформы в Китае.

Не следует забывать и о том, что в первой половине XX в. Россия играла важную роль в развитии северо-восточного Китая.

Осенью 1998 г. мне едва ли не первому из граждан России довелось посетить Порт-Артур, по-китайски Люйшунь. В течение многих лет этот город и сейчас являющийся военно-морской базой был закрыт для посещения иностранцев. И сейчас в городе есть “закрытые районы”.

В Люйшуне (Порт-Артуре) много мест, связанных с Россией — дореволюционной и советской. Здесь и дом, в котором жил царский наместник Алексеев, и построенное в русском стиле здание железнодорожного вокзала, дом офицеров Советской Армии и, наконец, форты и укрепления, известные по русско-японской войне 1904-1905 гг. Теперь это места паломничества китайских туристов.

Посетил я и кладбище, где похоронены солдаты и офицеры русской армии. На отдельном участке — захоронения солдат, евреев по национальности. Здесь же могилы советских летчиков, погибших в корейской войне 1950—1953 гг. В центре кладбища — памятник, символизирующий подвиг Советской Армии в войне с Японией в 1949 г.

Посещение русского кладбища Люйшуня (Порт-Артура) оставило у меня тягостное впечатление, всюду чувствуется запустение — могилы не прибраны, памятники и надгробия покрыты мхом, надписи на них во многих случаях стерты... Местные китайские власти по мере своих возможностей стараются поддерживать минимальный порядок, однако их усилий явно недостаточно. Что же касается властей нашей страны — Советского Союза и России, то после передачи в середине 50-х гг. Люйшуня Китаю историческая память о своих соотечественниках, навсегда оставшихся в китайской земле, как бы перестала существовать. Мне кажется, что близкие погибших воинов даже не знают, где похоронены их отцы и деды.

В 20—40-х годы нынешнего столетия центром русской эмиграции в Китае был Харбин. В те годы в этом городе жили десятки тысяч русских, в пятидесятые годы большинство из них уехало в Советский Союз, кое-кто подался в Австралию, США, другие страны. Последние оказались в лучшем положении, чем те, кто уехал на свою историческую родину. Они получили хорошую работу, заняли достойное место в обществе. Те же, кто оказался в Советском Союзе, первое время были на положении париев, — они не всегда могли получить работу по специальности, их не пускали в города Центральной России, отправляли на местожительство в Сибирь и Казахстан. Это тем более прискорбно, что большинство из эмигрантов были искренними патриотами своей Родины. И все это происходило уже после смерти И.В.Сталина, во времена Н.С.Хрущева.

Раньше в Харбине было несколько православных храмов, главный находился в центре города, в деревянном здании, отличавшемся особой архитектурой. Но оно было уничтожено во время “культурной революции”. Теперь здесь осталась единственная во всем Китае православная церковь. В других городах страны действующих православных храмов теперь нет. В 1955 году в Пекине прекратила свое существование российская духовная миссия, основанная еще в XVIII веке. С 1960 г. на ее территории стали располагаться административные и жилые постройки советского посольства, в настоящее время здесь находится посольство России.

Теперь в харбинской церкви осталось около тридцати прихожан, большинство из них женщины. Отец Григорий — из китайцев. Православная церковь не просто храм Божий для немногочисленной группы русских — это и место общения, своего рода клуб, где происходит обмен новостями... Ходит сюда и один старый поляк. Здесь в Харбине в 1986 г. у меня произошла интересная встреча. Мне очень хотелось найти бывшее здание советского генерального консульства, где когда-то, в тридцатые годы, жили мои родители и где я родился. Никто из местных китайцев не знал его местоположения. Не могли помочь мне и те немногочисленные русские, которых я встретил в православной церкви. Правда, все в один голос говорили, что следует подождать одного русского старого харбинца, возможно, ему что-нибудь известно. Через час к зданию церкви подошел старик в сером габардиновом плаще. Как оказалось, ему 94 года, живет он в городе очень давно, с двадцатых годов. Несколько лет назад старик остался один, жена его умерла. Перед смертью она просила похоронить себя в США, где живут обе ее дочери от первого брака. И вот в возрасте почти 90 лет “харбинский старожил” совершил перелет за океан. Он показал мне провинциальные американские газеты, сообщавшие об этом событии. Но мой новый знакомый не остался в США, он вернулся обратно в Харбин.

Два часа мы ходили по Харбину, он показал мне здание, где в тридцатые годы размещалось здание советского генконсульства — теперь здесь помещаются творческие союзы провинции Хэйлунцзян. Я не спрашивал старика о том, почему он не вернулся на родину в пятидесятые годы. Сам же он не затрагивал эту тему. Самое интересное состояло в том, что он был ярым патриотом России. По возвращении в Пекин я рассказал о своей встрече знакомым работникам посольства. Оказалось, что они знают моего “гида по русскому Харбину”. В годы революции он служил в армии Колчака, эмигрировав в Харбин, превратился в домовладельца, в пятидесятые годы получил советское гражданство. В той же церкви я встретил старую простую женщину в типично русском пальто — “тетю Фросю”. Всю свою жизнь в Харбине она жила тем, что прислуживала богатым русским и китайским семьям. В ответ на мой вопрос, почему она не вернулась на родину в 50-е годы, она ответила: “Здесь похоронен мой муж”. По-видимому, он был солдатом или казаком. У меня и сейчас перед глазами жалкая фигурка старой русской женщины, оказавшейся в чужой стране и так и оставшейся в ней...

В ряде китайских городов можно встретить женщин из бывшего Советского Союза. Это самые стойкие из тех, кто во времена “великой дружбы” вышли замуж за китайцев. Я пишу “самые стойкие”, потому что большинство из этих женщин не смогли приспособиться к условиям китайской жизни и еще до начала “культурной революции” вернулись в Советский Союз. Десять лет назад в Шэньяне я был в гостях у пожилой украинки, еще в 40-х годах ставшей женой китайца, приехавшего в Советский Союз учиться летному делу. У них родилось двое сыновей. После возвращения в Китай ее муж дослужился до генерал-майора, занимал ряд высших должностей в военно-воздушных силах. С началом “культурной революции” его карьера рухнула. Он и, естественно, его жена были репрессированы. После 1978 г. китайский летчик становится ректором университета в Шэньяне. На этом посту он проработал до своей смерти. Сейчас его жена живет вместе с сыновьями, она очень любит внуков, внуки очень любят ее, они спят в одной комнате, но общаться по-настоящему не могут. Эта женщина так и не выучила китайский язык, а внуки не знают русского. В последние годы вновь стали появляться смешанные браки. Но теперь уже мужья-китайцы в большинстве случаев не увозят своих русских жен в Китай, а остаются в России.

Гораздо позднее на Тайване я встретил чету пожилых русских людей, обоим за восемьдесят. Оба они поженились в Латвии, где оказались после октября 1917 г. В декабре 1944 г. мой новый знакомый, как представитель российского населения Латвии, участвовал в Праге в известном конгрессе народов России, организованном генералом Власовым. После 1945 г. судьба кидала его семью по многим городам и странам. В конечном счете он осел в Австралии, а на Тайвань приехал корреспондентом радио “Свобода”, а затем стал преподавать там русский язык. И что характерно, точно так же, как и колчаковский офицер из Харбина, он остро, с болью в сердце, переживал все последние события в Советском Союзе, России. “Мы боролись с большевизмом, но не с Россией...”, — сказал он мне во время одной из наших встреч.

В последнее время развиваются связи России и Китая в области культуры, науки, просвещения, спорта. Хотя мне представляется, что сотрудничество в тех же общественных науках, например, имеет много резервов, неиспользованных возможностей. Западные обществоведы в отличие от российских более частые гости в Китае. Они понимают все возрастающую роль Китая в современном мире. Один китайский профессор, живущий в настоящее время постоянно в США, рассказывал мне, что в американских университетах в последние 2-3 года примерно в 2 раза возросло количество кафедр по Китаю с соответствующим сокращением количества кафедр по России.

Высказывая свое принципиальное неприятие гегемонизма и однополярного мира, Китай стремится держаться в стороне от конфликтных ситуаций в мире. И это вполне понятно, стране приходится решать трудные задачи модернизации.

Однако косовский кризис и связанная с ним бомбардировка НАТО Югославии, разрушение китайского посольства в Белграде изменили сдержанный прежде тон китайского руководства, средств массовой информации страны. В течение примерно двух недель было опубликовано большое количество критических статей, осуждающих политику НАТО и прежде всего США. Они начинались, как правило, так: “Возглавляемый США блок НАТО совершил агрессию в Югославии”. В этот период стало появляться и больше материалов позитивного плана о России. Один иностранец, долгое время живущий в Китае, сказал мне тогда: “Китайцы вдруг вспомнили, что существует Россия”. В китайской печати регулярно появляются публикации о России, однако их количество значительно меньше аналогичных публикаций о западных странах, Японии. Подобное можно объяснить лишь тем, что китайским средствам массовой информации не хочется лишний раз затрагивать “болевые точки” России — кризис экономики, межнациональные конфликты, политическую нестабильность.

В последние годы в разговорах с китайцами постоянно сталкиваешься с их недоумением по поводу кризисных явлений в экономике России, общей политической нестабильности в стране. Ход их рассуждений примерно следующий: “Россия обладает огромной территорией, богатыми сырьевыми ресурсами, высокоразвитым научно-техническим потенциалом, большим количеством хорошо подготовленных и знающих кадров во всех отраслях народного хозяйства. И тем не менее Россия находится в тяжелом положении. Объясните, в чем причины этого...”. Отсюда, естественно, напрашивается вывод о неправильной стратегии реформ и в связи с этим о некомпетентности высшего руководства страны. Вообще говоря, события в России последних служат для китайской пропаганды прекрасным аргументом в пользу своей модернизационной модели развития.

Очевидно, что отношения России и Китая не могут вернуться к тем, которые существовали в 50-ые годы. Тем более после “демократических реформ” 90-х гг. Китай идет по иному, чем Россия, пути. Он проводит действительно независимую внешнюю политику, определяемую соображениями национальной безопасности. Однако у обеих стран существуют обоюдные интересы, их стратегические позиции в целом ряде вопросов безусловно совпадают, прежде всего относительно мер безопасности в Азии.

В XXI веке судьбы мирового сообщества во многом будут зависеть от Китая, поэтому в интересах России иметь если не союзнические, как в пятидесятые годы, отношения, что в настоящее время невозможно, то хотя бы добрососедские, дружественные.