ОБРАЗОВАНИЕ И ПИКОВЫЕ ПЕРЕЖИВАНИЯ

Если обратиться к какому-либо курсу или книге по психологии обучения, то в большинстве случаев окажется, что они не касаются сути дела – я имею в виду "гуманистическую" суть. В большинстве случаев обучение подают как приобретение ассоциаций, навыков и умений, внешних, а не внутренних по отношению к характеру, личности человека, по отношению к самому человеку. Подкрепления и условные рефлексы приобретаются подобно монетам или ключам, и в некотором глубинном смысле их можно израсходовать. На самом деле неважно, есть ли у меня тот или иной условный рефлекс. Если при звуке зуммера у меня происходит слюноотделение, а затем рефлекс угасает, то, по сути, ничего со мной не происходит, я ничего не теряю. Можно сказать, что объемистые тома по психологии научения не производят никакого эффекта – по крайней мере, для человеческой души, человеческой сущности.

Гуманистическая психология создала новую концепцию обучения, преподавания, воспитания. Попросту говоря, это концепция утверждает, что функция и цель образования и воспитания – сущностная, человеческая, гуманистическая цель – это, в конечном счете, "самоактуализация" личности, достижение полной человечности, овладение наибольшей высотой, доступной для человеческого рода или для данного индивида. Проще говоря, речь идет о том, чтобы помочь человеку стать настолько хорошим, насколько он способен.

Такая цель предполагает очень серьезные изменения всего, чему мы учим в курсе психологии обучения. Предметом перестает быть ассоциативное научение. Вообще-то, ассоциативное научение очень полезно, чрезвычайно полезно для обучения вещам, не имеющим важных последствий, или для обучения средствам, методам, которые в конечном счете взаимозаменяемы. Многие из вещей, которым нам надо научаться, именно таковы. Если кому-то необходимо запомнить словарь неродного для него языка, он станет заучивать его. Здесь способны помочь законы ассоциации. Или, если кто-то хочет научиться всем автоматизированным навыкам вождения автомобиля, включая реагирование на красный свет и т.п., то формирование условных рефлексов оказывается кстати. Оно важно и полезно, особенно в технологическом обществе. Но в том, что касается превращения в более хорошего человека, саморазвития и самоосуществления, того, чтобы "стать полностью человечным", – основной опыт обучения оказывается совсем иным.

В моей жизни такой опыт оказался гораздо более важным, чем занятия, слушание лекций, запоминание ответвлений 12 черепномозговых нервов, мест прикрепления мышц, рассечение человеческого мозга и прочего, чему учат в медицинских школах, что преподают в курсах биологии и других подобных курсах.

Намного более важным для меня оказался опыт отцовства. Наш первый ребенок изменил меня как психолога. Бихевиоризм, горячим приверженцем которого я был до того, оказался такой глупостью, которую я больше не мог выносить. Это стало просто невозможно. Появление второго ребенка и открытие, как глубоко могут различаться люди даже до рождения, сделали невозможным для меня мышление в духе психологии научения, исходящей из того, что кого угодно можно научить чему угодно. Или в духе теории Джона Уотсона: "Дайте мне двух младенцев, и я сделаю из одного это, а из другого – то". Можно подумать, что у него никогда не было детей. Мы слишком хорошо знаем, что родители не могут сделать из своих детей что угодно. Дети сами становятся чем-то. Часто лучшее, что мы можем делать, – это сопротивляться, когда ребенок давит слишком сильно...

Другим глубоким опытом обучения, который я ценю намного больше любого прослушанного мною курса или получения ученой степени, явился мой личный психоанализ – открытие моей собственной самобытности, моего Я. Еще одним базовым опытом – весьма важным – стала для меня женитьба. Здесь я научился гораздо более важным вещам, чем готовясь к получению степени доктора философии. Если задуматься о развитии различных сторон мудрости, понимания, жизненных умений, которыми мы хотели бы обладать, то мысли будут направлены на то, что я назвал бы внутренним образованием, внутренним обучением, то есть обучением тому, чтобы быть, во-первых, человеком и, во-вторых, именно таким человеком. Сейчас я занят тем, что пытаюсь охватить все явления, связанные с понятием внутреннего образования. Определенно я могу сказать одно: наше обычное образование выглядит немощным. Если начать думать в этом направлении, то есть о том, как стать хорошим человеком, а затем задать себе вопрос о предметах, изучаемых в средней школе, например: "Как курс тригонометрии помог мне стать лучше?" – то ответ прозвучит: "Никак, черт возьми!". В определенном смысле тригонометрия была для меня потерей времени. Мое раннее обучение музыке также было не очень успешным: оно научило ребенка с очень глубоким чувством музыки и большой любовью к фортепиано не учиться музыке. Моя учительница фортепиано в действительности научила меня тому, что от музыки надо держаться подальше. И мне пришлось снова учиться музыке самостоятельно, будучи уже взрослым.

В том, что я говорю о целях, состоит революционное отрицание науки XIX столетия и современной профессиональной философии, которая есть по сути технологией, а не философией целей. Таким образом, я отвергаю позитивизм, бихевиоризм и объективизм как теории человеческой природы. Я отвергаю всю модель науки, производную от той исторической случайности, что наука началась с изучения безличных, не касающихся человека вещей, не имеющих целей. Развитие физики, астрономии, механики и химии и в самом деле было невозможно, пока они не стали свободными от ценностей, нейтральными по отношению к ним, так что стала возможна чистая описательность. Большая ошибка, в которой мы теперь убеждаемся, в том, что эта модель, разработанная для изучения объектов и вещей, была использована для изучения человека. Это совершенно неподходящий метод. Он не работает.

Большая часть психологии построена по этой позитивистской, объективистской, ассоцианистской модели, свободной от ценностей и нейтральной по отношению к ним. Такая психология, разрастающаяся подобно коралловому рифу, накапливающая горы и горы фактиков о том и сем, не ложна, она попросту тривиальна. Чтобы не продешевить в отношении своей науки, я хотел бы указать здесь, что, по-моему, мы знаем довольно много важного о человеке. Вместе с тем, я считаю, что все это мы узнали главным образом с помощью нефизикалистских методов, методов гуманистической науки, которые теперь в большей мере нами осознаются.

Выступая на недавней церемонии открытия фестиваля в Линкольн-центре и рассматривая ситуацию в мире, Арчибальд Мак-Лейш, в частности, сказал: "Плохи не великие открытия науки: информация всегда лучше, чем невежество, независимо от того, что это за информация и что за невежество. Плоха вера, стоящая за информацией, вера в то, что информация изменит мир. Это не так. Информация без человеческого понимания подобна ответу без вопроса – она лишена смысла. А человеческое понимание возможно только через искусство. Именно искусство создает человеческую перспективу, в которой информация превращается в истину...". В определенном смысле я не согласен с А.Мак-Лейшем, хотя понимаю его. То, о чем он говорит, – это информация, не учитывающая новой революции, о которой шла речь, не учитывающая гуманистической психологии и, вообще, тех концепций науки, которые не только отвергают принцип свободы от ценностей и ценностной нейтральности, но считают своей обязанностью, долгом, необходимостью открытие ценностей – эмпирическое открытие, демонстрацию и доказательство существования ценностей, присущих самой человеческой природе. Работа в этом направлении сейчас активно ведется.

То, что сказал А.Мак-Лейш, было справедливо для двадцатых годов нашего столетия. Оно справедливо и сегодня, если не знать о новых направлениях психологии. "Человеческое понимание возможно только через искусство" – это было верно. К счастью, это уже не так. Теперь можно собирать информацию, которая способна внести вклад в человеческое понимание, информацию, в которую как бы встроены ценностные ориентиры, – информацию векторную, направленную, ведущую куда-то.

"Именно искусство создает человеческую перспективу, в которой информация превращается в истину", – сказал А.Мак-Лейш. Я не согласен с этим; по крайней мере, об этом можно спорить. У нас должны быть какие-то критерии, чтобы различать хорошее и плохое искусство. Насколько мне известно, в области художественной критики таких критериев пока нет. Но они начинают появляться, и один эмпирический ориентир в этом плане я могу дать. Вроде бы появляется шанс, что у нас будут какие-то объективные критерии, позволяющие отличить хорошее искусство от плохого.

С моей точки зрения, в области искусства налицо полная и всеобщая неразбериха с ценностями. В музыке, например, попробуйте доказать что-либо относительно достоинств Джона Кейджа или Элвиса Пресли по сравнению с Бетховеном. В живописи и архитектуре присутствует подобная же неразбериха. Здесь также нет общепризнанных ценностей. Я не читаю музыкальную критику: она для меня бесполезна. То же касается и художественной критики, от чтения которой я также отказался. Я часто нахожу бесполезными и рецензии на книги. В отношении стандартов здесь царит полный хаос и анархия. Например, недавно газета "Субботнее обозрение" ("Saturday review") опубликовала положительную рецензию на одну из отвратительных книг автор которой – профессор теологии Джин Дженет. Книга полна неразберихи. Автор доказывает, что Зло теперь стало Добром, причем этот парадокс обосновывается с помощью словесной игры: если зло доходит до предела, то оно каким-то образом становится добром. За этим следуют восторги по поводу прелестей педерастии и наркомании. Каково читать это несчастному психологу, тратящему столько времени на помощь людям, стремящимся избавиться от этих бед! Как может взрослый человек рекомендовать эту книгу в качестве пособия по этике и руководства для молодежи?

Когда А.Мак-Лейш говорит, что произведения искусства ведут к истине, он думает об определенных произведениях, отобранных им, Арчибальдом Мак-Лейшем, но, скажем, его сын может и не согласиться с ним. И тогда А.Мак-Лейш мало что сможет сказать в обоснование своего подхода. Здесь нет способа убедить кого-либо. Это может быть символом пути, в поворотной точке которого, я чувствую, мы находимся. Мы как бы сворачиваем за угол. Происходит нечто новое, что явно отличается от того, что было, – и это не отличия во вкусах или произвольно устанавливаемых ценностях. Сделаны эмпирические открытия. Обнаружены новые факты, и именно из них выводятся всевозможные предложения, касающиеся ценностей и воспитания.

Одно из открытий состоит в том, что человек обладает потребностями более высокого порядка, инстинктоподобными потребностями, которые служат частью его биологической организации – например, потребностью в оценке, в уважении, потребностью в свободе саморазвития. Открытие высших потребностей влечет за собой целый ряд революционных следствий.

Во-вторых, момент, о котором я уже упоминал применительно, в частности, к социальным наукам. Многие люди начинают понимать, что физикалистская, механистическая модель была ошибочна, и что она привела нас... куда? К атомным бомбам. К превосходной технологии убийства, как в концлагерях. К Эйхману. Эйхмана нельзя опровергнуть с помощью позитивистской философии или науки. И его действительно не удалось опровергнуть, пока он был жив. Он не знал, что такое плохо. Что касается его лично, он хорошо делал свою работу. И это в самом деле так, если забыть о целях и ценностях. Я обращаю внимание на то, что профессиональная наука и профессиональная философия стремятся забыть о ценностях, исключить их. Но это должно привести к эйхманам, к атомным бомбам, Бог знает к чему!

Я боюсь, что тенденция отделять хороший стиль или талант от содержания и целей может приводить к такого рода опасностям.

К великим открытиям З.Фрейда мы можем теперь кое-что добавить. Его большая ошибка, которую мы теперь исправляем, состояла в том, что он думал о бессознательном просто как о нежелательном зле. Но бессознательное содержит в себе также корни творчества, радости, счастья, доброты, человеческой этики и ценностей. Мы знаем, что существует здоровое бессознательное, так же как нездоровое. И новые направления психологии изучают его в полной мере. Экзистенциальные психиатры и психотерапевты вводят его в практику. Получают распространение новые виды психотерапии.

Итак, существует хорошее сознание и дурное сознание, хорошее бессознательное и дурное бессознательное. Далее, добро реально – в нефрейдистском смысле. З.Фрейда подвел его позитивизм. Вспомним, что он вышел из физикалистской, химикалистской науки, он был невролог; и дал печатную клятву развивать психологию, которую можно было бы полностью свести к физическим и химическим утверждениям. Вот чему он посвятил себя. Конечно, он сам опроверг эту свою точку зрения.

Что касается той высшей человеческой природы, на открытие которой мы претендуем, вопрос в том, как ее объяснить? Фрейдистское объяснение основано на сведении добра ко злу. Если я добр, это лишь реактивное образование против моего стремления убивать. Каким-то образом склонность к убийству оказывается здесь более фундаментальным качеством, чем доброта. А доброта – это способ скрыть и вытеснить это качество, защититься от осознания того факта, что на самом деле я убийца. Если я щедр, то это реактивное образование в противовес скупости, потому что в глубине, на самом деле, я скуп. Когда знакомишься с этими забавными рассуждениями, напрашивается вопрос, представляющийся ныне очевидным: почему не предположить, например, что убийство людей – это реактивное образование в противовес испытываемой к ним любви? Это столь же законный вывод, и, судя по фактам, для многих людей он ближе к истине.

Но вернемся к главной идее, к волнующему меня новому развитию в науке, новому моменту в истории. У меня очень сильное ощущение того, что я нахожусь в центре исторической волны. Что скажут историки о нашем времени через полтораста лет? Что было действительно важно? Что происходило? Что завершилось? Я полагаю, что многое из находившегося ранее в центре внимания действительно исчерпало себя, и что "растущая верхушка" человечества будет расцветать в течение ближайших ста или двухсот лет, если только нам удастся выжить. Историки будут говорить об этом как о повороте истории, когда, как указывал А.Н.Уайтхед, вы получаете новую модель, новую парадигму, новый способ восприятия, новые определения старых слов, приобретающих дополнительные смыслы. Внезапно к вам приходит озарение, инсайт, и вы становитесь способны видеть вещи иначе, чем прежде.

Одним из следствий поворота, о котором я говорю, служит отказ – категорический, но обоснованный при этом эмпирически (а не религиозно, произвольно или априорно), от фрейдистского представления о неизбежном, внутреннем, сущностном противоречии между потребностями индивида, с одной стороны, и нуждами общества и цивилизации, с другой. Мы теперь знаем кое-что О том, как создать условия, при которых потребности индивида будут не противостоять потребностям общества, а синергично согласовываться с ними, так что и те и другие будут работать на общие цели. Я подчеркиваю, что это эмпирическое утверждение.

Другое эмпирическое утверждение касается пиковых переживаний. Изучая их, мы задавали группам людей и индивидам вопросы такого рода: "Каков был момент наибольшего экстаза в вашей жизни?". Или, как спрашивал один из исследователей:

"Приходилось ли вам переживать запредельный экстаз?". Можно было предположить, применительно к общей популяции, что такие вопросы заставят всего лишь вытаращить глаза. Но было получено много ответов. Конечно, моменты трансцендентного экстаза носят сугубо личный характер, о них не говорят публично. Они вызывают смущение, стыд, они не "научны" (а это для многих людей – страшный грех).

Исследуя пиковые переживания, мы обнаружили очень много "спусковых крючков" – видов опыта, "запускающих" такие переживания. По всей видимости, большинство людей (или даже почти все люди) имеют пиковые переживания, испытывают экстаз. Чтобы узнать о них, можно задать вопрос о "наиболее радостном, самом счастливом, блаженном моменте всей вашей жизни". Можно задавать вопросы, подобные тем, какие задавал я: "Каковы были особенности вашего самочувствия в такой момент? Чем отличалось от обычного ваше видение мира? Что вы ощущали? Каковы были ваши побуждения? Как вы изменились (если это произошло)?". Я могу сообщить, что, как следует из статистики эмпирических отчетов, два наиболее легких пути достижения пиковых переживаний – это музыка и секс. Я оставляю в стороне половое воспитание, поскольку обсуждение этого вопроса преждевременно. Но я уверен, что придет время, когда мы не будем хихикать по этому поводу, а отнесемся к вопросу серьезно и будем учить детей, что есть много путей к блаженству, таких, как музыка, любовь, инсайт, прекрасный луг, умный ребенок и т.д. Секс – один из этих путей, и музыка – один из них. Эти пути наиболее легки, наиболее распространенны, и их легче всего познать.

Для нашей цели выявления и изучения пиковых переживаний было бы полезно составить список разновидностей вышеупомянутых "спусковых крючков". Но список получается настолько длинным, что оказываются необходимыми определенные обобщения. Похоже на то, что любой опыт встречи с подлинным совершенством, любое движение к высшей справедливости или высшим ценностям должно вести к пиковым переживаниям. В действительности это не всегда так, но все же именно такое обобщение я бы сделал в отношении многих вещей, о которых мы говорили. Напомню, я говорю здесь как ученый. Моя речь не похожа на научную, но это новый вид науки. Скоро будет опубликована диссертация, которая продемонстрирует, что эта гуманистическая наука привела, я бы сказал, к одному из немногих реальных улучшений в области беременности и родов со времен Адама и Евы. Это диссертация о пиковых переживаниях при естественных родах (Tanzer, 1967). В них действительно заключен мощный источник пиковых переживаний. Мы знаем, как поощрять такие переживания; мы знаем наилучший путь, позволяющий беременным испытывать мистические (если угодно – религиозные) переживания, просветление, откровение, инсайт. Так женщины сами говорят в интервью. Они говорят, что становятся другими людьми. Ряд пиковых переживаний приводит их к тому, что я называю "бытийным познанием".

Мы должны создать новый словарь для всех этих неразработанных проблем. "Бытийное познание" – это в действительности то познание, о котором говорили Платон и Сократ; я бы сказал, это почти что технология счастья, чистого совершенства, чистой истины, чистого добра и т.п. В самом деле, почему не создать технологию радости, счастья? Я должен добавить, что это единственный известный способ индуцирования пиковых переживаний у отцов. Когда моя жена и я впервые начинали такие исследования среди студентов колледжа, мы обнаружили, что только женщины говорят о пиковых переживаниях, связанных с появлением на свет детей, но не мужчины. Теперь, однако, у нас есть способ научить и мужчин испытывать пиковые переживания в связи с рождением ребенка. В некотором смысле речь идет о том, чтобы измениться, увидеть вещи иначе, начать жить в ином мире, по-иному познавать его и как бы двигаться к тому, чтобы в дальнейшем всегда жить счастливо. Имеющиеся данные говорят о различных путях к мистическим переживаниям. Они настолько многочисленны, что, по-видимому, лучше сейчас обойтись без их рассмотрения.

Я обнаружил, что о пиковых переживаниях сообщают в связи с впечатлениями от классической музыки. Мне не встретилось пиковых переживаний, вызванных Джоном Кейджем или фильмами Энди Уорхола, или абстрактно-экспрессионистской живописью, или еще чем-либо в этом роде. Пиковые переживания, рождающие большую радость, экстаз, видение другого мира или другого уровня бытия приходят благодаря классической музыке – творениям великих классиков. Я должен отметить также, что музыка сливается здесь с танцами или ритмикой. В контексте данной области исследований между ними нет больших различий; они проникают друг в друга. Я могу добавить даже, что когда я говорил о музыке как пути к пиковым переживаниям, я включал в нее танцы. Для меня музыка и танец всегда слиты. Ритмический опыт, даже очень простой (будь то хорошее исполнение румбы или то, что дети проделывают с барабаном), – я не знаю, назовете ли вы это музыкой, танцем, ритмикой, физическими упражнениями или чем-либо еще. Но так или иначе, любовь к телу, его понимание, благоговение перед ним – это, несомненно, хорошие пути к пиковым переживаниям. Последние же в свою очередь выступают как хорошие пути (не гарантированные, но, как показывает статистика, обнадеживающие) к "бытийному познанию", к восприятию платоновых сущностей, внутренних ценностей, конечных ценностей бытия. А такое восприятие обладает своего рода терапевтическим эффектом, как в плане исцеления от недугов, так и в плане роста в направлении самоактуализации и полной человечности.

Другими словами, у пиковых переживаний часто бывают последствия. Они могут быть очень важны. В определенном смысле такие последствия может вызывать музыка, искусство. Они могут действовать подобно психотерапии, если человек стремится к определенным целям, знает свое нынешнее состояние и осознает направление своего движения. Мы явно можем говорить, с одной стороны, о разрушении симптомов по аналогии с разрушением шаблонов поведения, тревожности и т.п.; с другой стороны, о развитии спонтанности, смелости, олимпийского или божественного юмора, сенсорного и телесного осознания и т.д.

Далеко не последнее значение имеет то, что музыка, ритмика, танцы – это прекрасные пути движения к выявлению своей самобытности. Мы построены таким образом, что этот вид "спускового крючка", этот вид стимуляции оказывает существенное влияние на нашу автономную нервную систему, железы внутренней секреции, на наши чувства и эмоции. Наши знания в области физиологии недостаточны для понимания того, почему это происходит. Но это происходит, и переживания, о которых идет речь, носят безошибочный характер. В этом они подобны боли, также представляющей собой безошибочное переживание. Для людей с вакуумом переживаний (которые составляют трагически большую долю населения), людей, не знающих, что происходит внутри них, и живущих по часам, расписаниям, правилам, законам, советам соседей, – короче говоря, для людей, управляемых другими, – музыка, ритмика и танцы представляют собой путь открытия своего Я. При этом возникают сигналы изнутри, голоса, вопящие: "Черт побери, это хорошо! Никогда не сомневайся в этом!". Таков путь, точнее, один из путей, которым мы пытаемся учить самоактуализации и открытию своего Я. Открытие своей самобытности приходит через голоса внутренних побуждений, через способность слушать их, через реакцию на них и вообще через все, что происходит внутри нас. Одновременно в этом можно увидеть опытный тип образования, который (если бы мы нашли время рассказать о нем) мог бы привести к созданию параллельных образовательных учреждений, к школе другого типа.

Математика может быть столь же прекрасна, в такой же мере вызывать пиковые переживания, как и музыка; но, конечно, есть учителя математики, посвятившие себя тому, чтобы не допустить этого. Я никак не воспринимал математику с эстетической стороны, пока не прочел в возрасте тридцати лет несколько книг на эту тему. Пиковые переживания могут вызывать и история, и антропология (если понимать под ней обучение иным культурам), и социальная антропология, и палеонтология, и науковедение. Здесь я опять хочу обратиться к данным. Работая с людьми, отмеченными большими творческими достижениями, с крупными творческими учеными, обнаруживаешь, что они говорят на языке пиковых переживаний. Образ ученого должен измениться, он уступает место образу творческого ученого, живущего пиковыми переживаниями. Он живет ради тех славных моментов, когда проблема оказывается решенной, когда внезапно он начинает видеть в микроскоп вещи совершенно иначе, чем раньше. Это моменты откровения, озарения, инсайта, понимания, экстаза. Они жизненно необходимы ученому. Ученые очень смущаются и стесняются говорить на эту тему, отказываются обсуждать ее публично. Необходима очень деликатная "акушерская" работа, чтобы извлечь наружу эти вещи, но я извлек их. Они существуют, и если вам удается убедить творческого ученого, что над ним не будут смеяться по этому поводу, то он стыдливо признается в том, какие высокие эмоции испытывал, например, в момент, когда критическая корреляция оказалась верной. Но вообще-то об этом не говорят, и, с точки зрения обычного учебника по методологии научных исследований, все это – сущий вздор.

Моя точка зрения иная. Если мы в достаточной степени осознаем то, что мы делаем, если мы достаточно философичны и склонны к прозрениям, то мы сможем использовать опыт, который легче всего ведет к экстазу, к откровению, к просветлению, блаженству и восторгу. Мы сможем использовать этот опыт как модель для обучения, например, истории или любой другой области человеческой деятельности.

Наконец, впечатление, которое я хотел бы положить в основу дальнейших разработок (и полагаю, что здесь кроется проблема для любого, интересующегося художественным воспитанием), состоит в том, что эффективное образование в таких областях, как музыка, изобразительное искусство, танцы и ритмика, по своей сущности гораздо ближе, чем обычная "базовая учебная программа", к "внутреннему образованию" рассматриваемого здесь типа, предполагающему в качестве своей существенной части обучение каждого собственной самобытности. Если образование не делает этого, оно бесполезно. Образование должно учить тому, как расти и в каком направлении, что хорошо и что плохо, что желательно и что нежелательно, что выбирать и чего не выбирать. Применительно к этой области внутреннего обучения, внутреннего преподавания и внутреннего образования я полагаю, что искусства, особенно упомянутые мною выше, так близки нашей психологической и биологической сущности, нашей самобытности, что, вместо того, чтобы относиться к соответствующим курсам как к украшению или роскоши, мы должны сделать их основой образования. Я имею в виду, что в таком образовании могут содержаться проблески бесконечного, высших ценностей. Сердцевиной такого внутреннего образования вполне может быть обучение изобразительному искусству, музыке и танцам. (Для детей я бы поставил на первое место танцы. В форме простой ритмики они наиболее доступны детям двух, трех или четырех лет). Опыт такого обучения вполне мог бы служить в качестве модели, с помощью которой мы могли бы попытаться спасти остальную часть школьной программы от угнетающих ее бесцельности и бессмысленности, порожденных "свободой от ценностей" или "ценностной нейтральностью".

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Библиотека Фонда содействия развитию психической культуры (Киев)

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>