Состоящей при главнокомандующем вооруженными силами на Юге России

I. Мероприятия большевиков, направленные к уничтожению демократических

общественных организаций и к водворению на их место, насильственным путем,

советских организаций, основанных на диктатуре меньшинства. (Разгон органов

местных самоуправлений, избранных на основе всеобщего избирательного права.)

II. Уничтожение органов судебной власти, регулируемых нормами закона, и

замена их безответственными трибуналами, руководящимися "революционной

совестью". (Выяснение порядка этой замены и результатов ее. Уничтожение

организованной, юридически подготовленной защиты.)

III. Уничтожение установленной системы народного образования и введение

"демократической школы" без требования соответствующей подготовки.

(Выяснение результатов этой замены.)

IV. Провозглашение принципа свободы совести и наряду с этим гонение

против Церкви и ее служителей. (Поругание храмов, глумление над мощами,

иконами, священными предметами, разгон и расстрел крестных ходов, массовое

уничтожение духовенства и пр.)

V. Уничтожение коренных основ семьи. (Социализация женщин и детей.)

VI. Уничтожение свободы слова. (Закрытие всех периодических изданий,

кроме официозных и коммунистических.)

VII. Уничтожение свободы союзов и собраний. (Разгоны и расстрелы

инакомыслящих собраний, борьба с кооперативами и пр.)

VIII. Уничтожение неприкосновенности личности. (Обыски, аресты.)

IX. Экономические мероприятия:

1) Аграрная политика.

2) Национализация недвижимого имущества, торговли, банков, страхового

дела, фабрично-заводских предприятий, железных дорог и пр.

3) Конфискации, реквизиции и контрибуции.

4) Рабочая политика (деморализация рабочего класса, сокращение рабочего

дня, увеличение заработной платы за физический труд и в связи с этим

сокращение производительности труда).

X. Принудительные способы проведения коммунистических начал вообще и

диктатуры пролетариата, в частности.

1) Массовое уничтожение своих идейных врагов из числа мирного населения

-- интеллигенции, буржуазии, казачества и всяческое их угнетение.

(Принуждение к унизительным и не в меру тяжелым работам, лишение

продовольственного пайка и пр.)

2) Общий террор.

3) Индивидуальный террор как способ возмездия и устрашения.

XI. Противоречия между программными обещаниями коммунистов и

действительным их осуществлением.

XII. Характеристика руководителей центральной власти и исполнителей на

местах. (Образовательный ценз, возраст, уголовное прошлое, болезненная

наследственность, морфинизм, кокаинизм, алкоголизм и пр.)

Способы достижения ими власти (насильственный захват власти, подкуп и

пр.).

 

ПРОГРАММА

расследования особой комиссии по земельному вопросу

1) Произведен ли общий передел земли и не вызывает ли этот передел в

том виде, как он был произведен, недовольства и жалоб среди отдельных групп

крестьянского населения.

2) Вошли ли в этот передел, кроме надельных, также и

частновладельческие земли.

3) Не было ли случаев захвата крестьянами чужих земель, хуторских и

отрубных участков и не были ли все эти земли также включены в общий передел

земли.

4) Кто наделен землею, только ли местные крестьяне или также и пришлый

элемент, признают ли крестьяне примененный порядок наделения землею

справедливым или наблюдается обездоление одних и несправедливое обогащение

других.

5) Увеличилось или уменьшилось земледелие крестьян и в какой мере.

6) Увеличилась или уменьшилась посевная площадь, насколько и под

влиянием каких причин (гражданская война, мобилизация, влияние реквизиций

хлеба и т. д.).

7) Не изъяты ли целые площади земли как помещичьей, так и крестьянской

в распоряжение Советов для образования крупных советских или

коммунистических хозяйств и кто заведовал таковыми.

8) Не свозился ли в эти хозяйства живой и мертвый инвентарь,

насильственно отбираемый от помещиков и от крестьян.

9) Подвергались ли крестьяне принудительным работам в этих хозяйствах.

10) Производилась ли реквизиция урожая и скота, присылались ли

вооруженные отряды для отобрания хлеба у крестьян и как население на это

реагировало (восстания, уничтожение хлеба, зарывание его в землю и т. п.).

11) Действовали ли Советы (комитеты) бедноты, из кого они состояли и

каково было отношение их к различным группам крестьян. Не было ли

натравливания одних групп крестьян против других.

12) Преследовались ли более зажиточные крестьяне и в каких формах это

выразилось (отобрание земли, пользование их скотом, инвентарем и т. д.).

13) Много ли уничтожено крестьянских хозяйств.

14) Сохранились ли нетронутыми частновладельческие имения и были ли

какие-либо распоряжения об их уничтожении.

15) Сохранились ли посевы многолетних трав (клевер, люцерна и т. п.), а

также посевы, связанные с сельскохозяйственной промышленностью (свекла,

картофель для сахарных, винокуренных, крахмальных заводов).

16) Сохранилось ли племенное животноводство (скотоводство, коневодство

и т. д.) и не подвергались ли животные расхищению и уничтожению.

 

 

ПРИЛОЖЕНИЕ

 

ДОКЛАД

министра юстиции в Совет министров об учреждении "Государственной

комиссии по борьбе с большевизмом"10

С освобождением Петрограда из-под ига большевиков предстоит

расследование преступной деятельности лиц, заливших кровью и разоривших

страну и поправших все начала законности и свободы. Расследование,

естественно, не может ограничиться отдельными преступлениями этих лиц, а

должно будет охватить разрушительную деятельность их в целом, и притом не

только деятельность коммунистов и большевиков11 в тесном смысле слова, но и

всех тех лиц, которые так или иначе являлись их сотрудниками. Мера

субъективной виновности этих лиц будет представляться, конечно, весьма

различной в зависимости от той роли, которую они играли, и тех побуждений,

под влиянием которых они действовали. Особою заботой правительства должно

быть возможно полное единство деятельности лиц, на которых будет возложено

расследование преступной деятельности большевиков как в смысле точного

установления необходимых для наличности состава преступления признаков, так

и тех градаций субъективной виновности, в соответствии с которыми будут

разрешаться вопросы о способах пресечения обвиняемым уклониться от следствия

и суда. В целях объединения следственной деятельности необходимо поручить

расследование преступлений не рядовым судебным следователям, которые на

первых порах будут, вероятно, завалены большим числом текущих дел, а особым

судебным следователям по важнейшим делам. На каждого из таких следователей

должно быть возложено производство следствия в отдельной отрасли

государственного управления, например, в области финансов, торговли и

промышленности, продовольствия, народного просвещения, городского

самоуправления и т. п. К каждому из таких судебных следователей по особо

важным делам должно быть прикомандировано еще несколько следователей,

которые должны будут непосредственно производить те или другие следственные

действия. Главною же задачей судебных следователей по особо важным делам

будет общее руководство деятельностью лиц, к ним прикомандированных,

разрешение возникающих у них как общих вопросов, так и в особенности

касающихся привлечения к следствию обвиняемых, формулировка обвинения,

квалификация деяний их и меры пресечения им способов уклоняться от следствия

и суда.

Общее наблюдение за производством следствия по всем делам должно

принадлежать прокурору палаты, для наблюдения за производством отдельных

следствий будут командировать товарищей прокурора судебной палаты и

окружного суда. В случае необходимости производства следственных действий

вне Петрограда таковые производятся или местным судебным следователем, по

отдельному требованию судебного следователя по особо важным делам, или этим

последним, или одним из прикомандированных к нему следователей. В случае

возникновения каких-либо общих вопросов по производству следствия у

судебного следователя по особо важным делам он за разрешением их обращается

к прокурору палаты, который может пригласить для предварительного совещания

всех или нескольких наличных следователей по особо важным делам и лиц

прокурорского надзора.

В канцелярии прокурора палаты должны быть объединены все сведения о

лицах, привлеченных к следствию в качестве обвиняемых, а также копии

протоколов осмотров, приобщенных к делам книг и документов, имеющих общее

значение, т[о] е[сть] касающихся одновременно многих обвиняемых. Это

необходимо прежде всего ради экономии труда следователей, во избежание

излишнего повторения несколькими следователями иногда весьма сложной и

требующей много времени работы по составлению протоколов осмотра этих книг.

Основательное изучение всех этих книг, брошюр и прокламаций большевиков

приведет к познанию большевизма как общественной болезни во всех его

проявлениях и стадиях. Правильное понимание этой болезни, ее причины и

условия возникновения и эпидемического распространения только и может дать

указание на возможность борьбы с нею.

Все полученные отдельными следователями результаты исследований должны

делаться общим достоянием всех других следователей. Так, например,

преступная деятельность данного лица в сфере дипломатии должна быть

дополнена сведениями, полученными судебными следователями, расследующими

торговую и промышленную деятельность большевиков, и т. п. Только благодаря

вышеописанной организации оказалось бы возможным настолько полно и

обстоятельно проследить деятельность привлеченного к делу, что обвиняемые

были бы лишены возможности давать лживые и уклончивые объяснения своих

поступков. Такая система не только не замедлит хода расследования, но,

напротив того, будет способствовать скорейшему окончанию каждого дела. В то

же время, не оставляя ни одного обстоятельства неразъясненным,

вышеозначенная организация предварительного следствия получит возможность

привлечь к делу без изъятия деятелей большевиков, что крайне необходимо.

Опыт показал, что оставление без репрессий самых ничтожных участников

преступления приводит к необходимости со временем иметь дело с ними уже в

качестве главных виновников другого однородного преступления. Поэтому-то в

видах общественной профилактики необходимо расследовать самым тщательным

образом деятельность каждого большевика и предавать его суду только после

всестороннего расследования. Иначе слишком много лиц останутся

безнаказанными и через некоторое время снова начнут свою преступную

деятельность.

Для осуществления этих предложений я считаю необходимым два

мероприятия, которые могут быть осуществлены лишь при участии

главнокомандующего.

Во-первых, необходимо, чтобы в самый момент занятия Петрограда было

обращено внимание на сохранение полной неприкосновенности всех дел,

документов и бумаг, находящихся в помещениях, занятых большевистскими

учреждениями и должностными лицами. Конечно, оставляя Петроград, большевики

постараются по возможности уничтожить всякие следы своей деятельности. Но,

конечно, это не может удасться всякому, и по недостатку времени и по

небрежности следы всегда останутся. Тем более необходимо собрать и сберечь

все самые ничтожные обрывки писем, бумаг, документов. Может быть, ни в одном

уголовном процессе в мире вещественные письменные доказательства не будут

иметь такого значения, как в настоящих процессах большевиков. Это потому,

что почти все беспристрастные свидетели, не принадлежащие к партии

коммунистов, или умерли, или разъехались, или будут бояться давать

откровенные показания. Что же касается до принадлежности к партии лиц,

состоявших почти сплошь на службе в Совдепии, то, конечно, рассчитывать на

их правдивость нет возможности. При таких условиях клочок бумаги может иметь

громадное значение для установления вины или невиновности обвиняемого.

Во-вторых, необходимо, чтобы по занятии Петрограда комендантом города

было издано обязательное постановление, которое вменило бы всем лицам,

состоявшим на службе у большевиков, от высших до самых низших, в

определенный срок, не более трех дней, явиться в заранее указанные места и

дать ответ на целый ряд вопросов, касающихся их служебной деятельности.

Проект этого опросного листа прилагается. Не надо быть пессимистом для

того, чтобы признать, что ни военные поражения большевиков, ни судебная

борьба с ними не могут дать уверенности в уничтожении самых корней

большевиков. Даже после полного своего поражения большевизм будет тлеть и

временами вспыхивать. Вспышек большевизма следует ожидать не только в новых

местностях, где население не познакомилось с ним заранее, но также и там,

где, благодаря крайней неустойчивости в населении социальных, экономических

и политических взглядов, люди заинтересованные сумеют внушить населению

мысль, что развал государства, разорение и гибель промышленности явились

последствиями не большевизма, но лишь неудачного выбора вождей движения,

оказавшихся, дескать, не на высоте большевистских требований и идеалов. Если

вспомнить, что Венгрия, Финляндия, Эстония, Латвия и даже Германия, не

говоря уже об азиатских государствах, оказались не чуждыми большевизму,

который оказался чрезвычайно заразительным, то надо прийти к заключению, что

чрезвычайные профилактические меры против большевизма необходимы не только в

России, но на пространстве всего мира. Единственным радикальным средством

борьбы с ним может быть только раскрытие истинной его сущности. Необходимо

исследовать не только перед русским народом, но и перед народами мира все

источники зарождения большевизма, условий развития и отношения его ко всем

сторонам жизни как государства -- в области международной, правовой,

экономической, политической, так и народа -- в области чисто национальной,

религиозной, бытовой и т. п. Для такого всестороннего изучения большевизма я

предлагаю ныне же созвать в Петрограде "Государственную комиссию борьбы с

большевизмом". Комиссия должна быть образована немедленно вслед за взятием

белыми Петрограда.

В этой комиссии должны сосредоточиваться все сведения, касающиеся этой

язвы государственной и народной жизни. В состав ее должны были бы входить

как судебные деятели и государственные люди, так и ученые, и историки, и

литераторы.

Но, кроме того, так как широкие задачи этой комиссии могли бы быть

достигнуты при деятельном сотрудничестве заграничных кругов, то в состав ее

должны были бы войти все представители иностранных миссий. Последние

ознакомляли бы Комиссию со всеми явлениями социальной жизни их стран,

имеющими отношение к большевизму, а также со всеми приемами борьбы с

большевизмом в пределах их страны. Кроме того, представители иностранных

миссий могли бы взять на себя, помимо министерства иностранных дел, все

сношения русских судебных властей по исполнению отдельных требований их за

границей и заграничных требований в России и тем оказать большую помощь

достижением быстроты следствия.

Из вышеизложенного видно, что задача Комиссии двоякая: во-первых, чисто

судебная -- расследование деятельности большевиков и, во-вторых, --

научно-административная. О первой сказано достаточно. Что касается

административно-научной деятельности, то целью Комиссии должно быть прежде

всего раскрытие сущности большевизма.

Необходимо изучить историческое происхождение большевистской доктрины

из теоретических, научных и метафизических работ социалистических

мыслителей, проследить влияние социалистических учений на психологию

народных масс, а равно влияние исторических, социальных и политических

условий народной жизни на распространение большевизма и, наконец, проследить

приемы, условия и способы большевистской пропаганды не только во всех

классах и национальностях нашего государства, но и среди других народов.

Такое изучение большевизма должно покоиться на точных объективных

результатах и научном исследовании положительных фактов, добытых

следственными властями и установленных судебными приговорами.

Как необходимый результат деятельности проектируемой Комиссии должен

явиться, во-первых, ряд научных исследований сущности социальной болезни

большевизма; во-вторых, выработка чисто практических мероприятий

государственной власти для действительной борьбы со столь великим злом.

Возможно, что эти мероприятия будут проведены в международном масштабе. И,

наконец, в-третьих, ряд популярных книг и общедоступных брошюр, выясняющих

сущность большевизма.

Я прошу Совет министров одобрить в принципе предложения об образовании

Государственной комиссии борьбы с большевизмом, дабы я имел возможность

приступить к подробной разработке способов осуществления вышеизложенных

мыслей и соображений.

Министр юстиции (подпись) Е. Кедрин

Начальник канцелярии (подпись)

В. Срезневский Секретарь

Октябрь 1919 года

С подлинным верно:

А. Герцен

Место

печати

ОПРОСНЫЙ ЛИСТ

ГОСУДАРСТВЕННОЙ СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ

1. Фамилия лица, дающего показания.

2. Имя.

3. Отчество.

4. Если фамилия менялась, какие, когда и по какому поводу были фамилии

и партийные имена и прозвища.

5. Возраст (дата рождения).

6. Место рождения.

7. Национальность.

8. Религия.

9. Семейное положение (состав семьи).

10. Где семья находится?

11. Когда и по какому случаю прибыл в Петроград?

12. Занятие или служба до 25 октября 1917 года.

13. Источники существования, занятие или служба после 25 октября 1917

года (указать последовательно прохождение службы).

14. Состоял ли в политической партии, в какой и с какого времени?

15. Принуждал ли кто-либо вступить в партию коммунистов (кто и когда)?

16. В каком положении был в партии коммунистов?

а) Называл ли себя сочувствующим?

б) Был ли зарегистрирован в партии коммунистов сочувствующим?

в) Состоял ли в партии коммунистов кандидатом?

г) Был ли зарегистрирован коммунистом? Примечание: Если сохранилась

партийная карточка, она должна быть приложена.

17. В случае состояния в партии коммунистов, каковы были мотивы

вступления?

18. Состоял ли членом профессионального союза и какого именно и не

занимал ли должности в президиуме этого союза?

19. Участвовал ли в митингах в качестве оратора, когда, где, по какому

поводу и в какой партии?

20. Состоял ли на службе в Красной армии, в какой должности, не состоял

ли комиссаром, был ли в сражениях?

21. Имелось ли разрешение на хранение оружия и какого, кем и на какой

предмет выданное?

22. Если был заключен в тюрьму большевиками:

а) когда, б) за что, в) где, г) по чьему распоряжению или доносу, д)

сколько времени содержался в заключении, е) кто сидел вместе, ж) кто

допрашивал и по какому поводу, з) кто был начальником тюрьмы, и) был ли

присужден и к какому наказанию, к) какие случаи казни известны заявителю

(сообщить имена казненных, их вины и даты казней).

23. Был ли заключен в тюрьму белыми, когда и за что, сколько времени

содержался, кем и почему был освобожден?

24. Пострадал ли от большевиков, когда, в чем и от кого?

25. В случае службы в советских учреждениях указать: а) в каких состоял

должностях (если состоял на службе в нескольких должностях, то ответить на

нижеследующие вопросы в подробности относительно каждой должности), б) с

какого и по какое время, в) по какой причине поступил на службу, г) какой

получал оклад, д) какого рода дела ведало учреждение12, е) какого рода дела

ведал заявитель, ж) возлагались ли особые поручения, какие и по какой

должности, з) получались ли деньги, и в какой сумме и по какой должности, и)

кто стоял во главе учреждения, к) кто были сослуживцы, л) где помещалось

учреждение, если оно было раньше в другом месте, следует указать прежние

адреса, м) были ли на службе в учреждении коммунисты или сочувствовавшие им

и кто именно?

26. Кто может подтвердить правильность показаний?

27. Фотографический снимок.

28. Отпечаток пальца.

29. Особые приметы или физические недостатки (глухота, слепота), не

страдал ли какой-либо конституционной болезнью (падучая, алкоголизм,

малокровие).

30. Подпись.

 

С подлинным верно:

Секретарь А. Герцен

 

Печать управляющего делами Совета министров правительства

Северо-Западной области России.

 

Дело No 1

ОСОБАЯ КОМИССИЯ ПО РАССЛЕДОВАНИЮ ЗЛОДЕЯНИЙ БОЛЬШЕВИКОВ, СОСТОЯЩАЯ ПРИ

ГЛАВНОКОМАНДУЮЩЕМ ВООРУЖЕННЫМИ СИЛАМИ НА ЮГЕ РОССИИ

АКТ РАССЛЕДОВАНИЯ

по делу об аресте и убийстве заложников в Пятигорске в октябре 1918

года

Громкие призывы руководителей Октябрьской революции 1917 года к

беспощадной борьбе с отдельными лицами и целыми классами, не желающими стать

на так называемую советскую платформу, провозглашенные в первые же дни

Октябрьского переворота, стали приводиться в исполнение на Кавказских

Минеральных группах не сразу, и лишь по прошествии почти целого года после

их провозглашения известные советские власти начали прибегать к таким

крайним мерам, как взятие заложников.

Первым шагом в этом отношении, вызванным общим распоряжением

центральной советской власти, был приказ No 73 Чрезвычайной комиссии

Северного Кавказа13 по борьбе с контрреволюцией, саботажем и спекуляцией,

пропечатанный в No 138 от 25 сентября (8 октября) 1918 года "Известий ЦИК

Северо-Кавказской советской социалистической республики, окружного исполкома

Советов и Пятигорского совдепа".

В этом приказе значится, что во исполнении приказа народного комиссара

внутренних дел тов. Петровского14 подвергнуты заключению в качестве

заложников следующие представители буржуазии и офицерства: 1) Рузский15

(бывший генерал), 2) Багратион-Мухранский (бывший князь), 3) Шаховской Л.

(бывший князь), 4) Шаховской Владимир (бывший князь) и другие, всего 32

человека.

Все эти лица, как это изложено в заключительной фразе приказа,

подлежали расстрелу в первую очередь "при попытке контрреволюционного

восстания или покушения на жизнь вождей пролетариата".

Аресты лиц, содержавшихся затем в качестве заложников, как то

установлено произведенным следствием, последовали в разное время, после

набегов отряда полковника Шкуро16 на Кисловодск и Ессентуки. Так, в

Ессентуках 29 августа 1918 года был арестован бывший министр путей сообщения

С. В. Рухлов; также 3 сентября был арестован генерал-майор Мельгунов,

70-летний старец, и приблизительно в те же дни генерал Колзаков,

подполковник и штабс-капитан Четыркины, есаул Федышкин и поручик

Малиновский. Затем 11 сентября в Ессентуках же были арестованы: генерал

Рузский, генерал Радко-Дмитриев17 с сыном поручиком, князь С. П. Урусов,

член Государственного совета князь Н. П. Урусов, князья Л. В. и В. А.

Шаховские, генерал князь Багратион-Мухранский, П. С. Толстой-Милославский и

А. К. и П. К.Шведовы.

В Пятигорске были арестованы сенатор барон Медем, подъесаул Колосков,

полковник Карганов, подполковник Карташев, генерал Назиненко, генерал

Чижевский, капитан Русанов, генерал Евстафьев, полковник Чичинадзе,

полковник барон де-Форжет, полковник Саратовкин и полковник Беляев, а в

Кисловодске -- князь Ф. М. Урусов, бывший министр юстиции Н. А.

Добровольский, генерал Шевцов, генерал-лейтенант Цирадов, генерал-лейтенант

Тохателов, генерал Перфильев, генерал Бойчевский, генерал Смирнов,

полковники Трубецкой, Власов, генерал Корнеев, капитан Софронов, генерал

Железовский, генерал Кашерининов, генерал Пархомов, генерал Игнатьев,

генерал-лейтенант Ушаков, генерал князь Туманов, генерал Тришатный,

полковник Николаев, полковник Рудницкий и др.

В Железноводске были арестованы контр-адмирал гр[аф] А. Б. Капнист18,

бывший начальник Морского генерального штаба, и подполковник Г. А.

Махатадзе.

Наибольшее количество заложников было арестовано в Кисловодске, где 2

октября 1918 года была произведена регистрация гг. офицеров. Руководствуясь

данными этой регистрации, большевики на следующий день стали производить

самые тщательные обыски, преимущественно у генералов и полковников и,

независимо от результатов обысков, арестовывали заранее намеченных лиц. Во

многих случаях при этих обысках красноармейцы забирали вещи, оставшиеся на

руках их владельцев, несмотря на многочисленные предыдущие обыски, как-то:

одежду, белье, ордена, а в особенности серебро и золото. Последнее, согласно

объяснению председателя Чрезвычайной следственной комиссии города

Кисловодска вдове генерала от инфантерии В. Д. Шевцовой, предназначалось,

будто бы, для уплаты контрибуции немцам.

Всех арестованных препровождали в гостиницу "Нарзан 1-й", где их

помещали в одной небольшой комнате. Помимо лишения самых примитивных удобств

и тесноты, арестованные в течение всей ночи с 3 на 4 октября 1918 года

совершенно не могли заснуть, т[ак] к[ак] ежеминутно в их комнату врывались

красноармейцы, украшенные похищенными при обысках орденами и лентами, и,

глумясь над заключенными, командовали им "смирно".

Утром 4 октября имело место избиение одного из заложников. В тот же

день, около 2-х часов пополудни, всех заложников повели из гостиницы "Нарзан

1-й" на товарную станцию Кисловодск для отправления в город Пятигорск.

Провожавшим было разрешено проститься с ними.

По приезде в г. Пятигорск заложники были отведены для дальнейшего

содержания под стражей в номера Новоевропейской гостиницы на Нижегородской

улице; обстановка, в которой находились заложники, была удручающей. Двери в

этой гостинице, называемой большевиками "концентрационным лагерем", плотно

не затворялись, во многих окнах стекла не были вставлены, дули постоянные

сквозняки, и, хотя на дворе стоял октябрь, печи не топились. В постелях

гнездилось такое количество клопов, что многим заложникам приходилось по

этой причине спать на полу. При таких условиях случаи заболевании со

смертельным исходом были довольно часты.

Тяжесть положения заболевших усугублялась тем, что тюремного врача не

было, и заложники сами должны были заботиться о приглашении частного

доктора, что было крайне затруднительно. Не менее затруднительно было

получение необходимых лекарств.

Кормили заключенных плохо: раз в день давали борщ и фунт хлеба, но при

этом им не возбранялось получать пищу от близких людей.

Заложников за время содержания их в "концентрационном лагере" не

допрашивали и заставляли самих исполнять всевозможную черную работу: пилить

дрова, мести полы и т. п. Престарелые и заслуженные генералы подчас были

вынуждены носить дрова на квартиру молодого коменданта номеров Павла

Васильевича Мелешко.

Генерал Рузский, наряду с другими заложниками, должен был подметать

свою комнату, для чего он пользовался веником, принесенным полковнику

Чичинадзе его женою. Однажды генерал Рузский мыл тарелки. Заставший его за

этим занятием секретарь Чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией

Стельмахович спросил его, как он себя чувствует. Не поднимая глаз, генерал

Рузский ответил: "Ничего". "Как ваше здоровье?" -- продолжал расспрашивать

Стельмахович. Генерал Рузский, опять не глядя на Стельмаховича, сказал:

"Какое может быть здоровье при моих преклонных летах?" Затем Стельмахович

спросил: "А вы знаете, кто я?" -- и получив односложный ответ "нет",

несколько раз повторил, что он -- Стельмахович, но и это не заставило

генерала Рузского изменить своего преисполненного достоинством отношения к

навязчивому собеседнику.

Особенно тяжки были для заложников мучения нравственного свойства,

которые им приходилось терпеть за время их пребывания в номерах

Новоевропейской гостиницы. Нередко в караул попадали озлобленные

красноармейцы, и тогда обращение с заключенными становилось невыносимым.

Грубые большевики всячески глумились над беззащитными людьми и порой

обращались с ними, как с собаками, и гнали их из коридора в номера со

словами: "Пошли вон в свои конуры, барбосы".

Взгляд матросов-большевиков, приходивших в "концентрационный лагерь",

на заложников в достаточной мере характеризуется словами одного из матросов,

сказанными в их присутствии: "Здесь (т[о] е[сть] в Новоевропейских номерах)

сидят не люди, а медведи и волки, которых нужно повести на [гору] Машук и

поступить с ними так же, как с Николаем II19, рассеяв их прах".

Не могли также не действовать на душу заложников самым угнетающим

образом посещения "концентрационного лагеря" палачом, который подробно

рассказывал, как он мучит и убивает свои жертвы.

Единственным утешением для заложников были свидания, которые официально

должны были продолжаться 15 минут и разрешались лишь два раза в неделю: по

средам и воскресеньям; за известное же денежное вознаграждение караульных

свидания могли быть ежедневными и более продолжительными.

К несчастью для заключенных в Новоевропейских номерах, и это их

единственное утешение длилось недолго. В начале октября 1918 года в коридоре

гостиницы испортились провода электрического освещения. Один из рабочих,

присланных для исправления этого повреждения, вошел в номер, где содержался

граф Бобринский, и шепнул ему, что он казак и что подготовляется попытка

освободить арестованных. Граф Бобринский поверил этому человеку, осматривал

с ним гостиницу и обсуждал план побега. Каким-то образом действия графа

Бобринского стали известны надсмотрщикам и в результате он был переведен в

"яму", подвал Чрезвычайной комиссии. Во всех номерах гостиницы был

произведен тщательный обыск, сопровождавшийся отобранием у заложников

карандашей и бумаги. Строгости усилились, и свидания с посетителями стали

возможны лишь в одном из отведенных для этой цели номеров, и

продолжительность свиданий была ограничена пятнадцатью минутами.

В таких условиях содержались заложники в названной гостинице. В

середине октября их было там около 160 человек, в том числе и все 59 лиц,

показанные в приказе No 6 расстрелянными. Некоторые из заложников, казаки,

взятые в станицах Марьинской и Лабинской, были впоследствии освобождены по

ходатайству станичников. Там же содержался и бывший член Государственного

совета Н. С. Крашенниников, расстрелянный ранее других заложников.

Другим местом заключения для заложников в городе Пятигорске служил

подвал Чрезвычайной комиссии, помещавшейся в доме No 31 по Ермоловскому

проспекту. Этот подвал, прозванный "ямой", находится в угловой части дома

Карапетянца, образуемой Кисловодским проспектом и Ессентукской улицей. Вход

в подвал со двора дома и уровень пола подвального помещения находятся на

трехаршинной глубине по отношению к уровню мостовой. Высота потолка --

четыре с половиной аршина. Небольшие для сравнительно значительной площади

подвальных помещений окна устроены, по большей части, на трехаршинной высоте

от пола и заделаны решетками. Почти во всех окнах стекла выбиты. Стены сыры.

Кроватей в этой мрачной "яме" не было. Лишь нескольким людям удавалось

получить места на немногих досках, настланных вдоль стен некоторых

помещений; остальные, если они не имели собственных подстилок, были

вынуждены лежать прямо на голом, до невероятности загрязненном

цементированном полу. Временами подвал бывал переполнен до крайности. Так,

например, в угловой комнате, площадью от 110--115 кв. аршин, набивалось до

70 человек. Само собою разумеется, что при таких условиях уголовные

преступники содержались вместе с заложниками. Света в подвале было настолько

мало, что днем с улицы ничего не было видно, вечером же, когда арестованные

зажигали керосиновые лампочки, можно было видеть, что некоторые спали на

досках у стен, что кое-кто лежал на принесенном из дому матраце; иные же,

сидя на полу с вытянутыми вперед ногами и прислоняясь к стене, писали

что-то, положив бумагу на свои колени. Заложники сидели скучные, а уголовные

из красноармейцев и матросов часто собирались кучкой посреди угловой комнаты

и пели революционные песни.

Вершителем судеб лиц, попадающих в "яму", был комендант дома

Чрезвычайной комиссии "товарищ" Скрябин, бывший каторжник. Он не расставался

с плеткой, бил ею, гонял арестованных из одной комнаты в другую, ругался,

кричал и часто повторял, что все офицеры должны быть расстреляны. По мнению

Скрябина, заложников слишком хорошо содержали в Новоевропейской гостинице.

Если бы это зависело от него, то он сажал бы арестованных попеременно в

кипяток и холодную воду. Скрябин сознавался в том, что он воодушевляется,

расстреливая людей, и что весь смысл его жизни заключается только в этом.

При наличии такого признания, является вполне понятным, что Скрябин не

упустил удобного случая, представившегося ему во время бывшей в Пятигорске

вследствие занятия отрядом полковника Шкуро Ессентуков паники, и

собственноручно убил четырех арестованных, выведенных на двор "Чрезвычайки"

для отправления их на вокзал. Одним из любимых видов глумления над

генералами и полковниками, попадавшими в "яму", были принудительные работы

по очистке двора и отхожих мест без помощи каких бы то ни было

вспомогательных средств, лопат, метел или тряпок.

Подвал дома Карапетянца являлся, собственно говоря, этапным пунктом

почти для всех арестованных. Из этого подвала арестованных, после

непродолжительного содержания в нем, обыкновенно препровождали или в тюрьму,

или в "концентрационный лагерь". Лишь некоторых арестованных задерживали в

"яме" в течение более длительных сроков. В этот же подвал приводили людей,

обреченных на смерть, и сажали их в особую комнату.

Третьим местом заключения арестованных в Пятигорске, по данным

произведенного расследования, была тюрьма. По общему правилу свидания с

заключенными там не допускались, и если вдова полковника М. И. Махатадзе и

получила разрешение на посещение своего мужа, содержавшегося в тюрьме, то

это может быть объяснено лишь рассеянностью Стельмаховича, подписавшего

поднесенный ему пропуск, не прочтя текста бумаги.

Сначала в означенной тюрьме придерживались принципа отделения

политических арестованных от уголовных, но затем это перестали соблюдать.

Питание арестантов было неудовлетворительно. Утром и вечером им давали

кипяток, днем похлебку и 2 фунта хлеба на весь день.

В тюрьму часто являлись агенты-провокаторы Чрезвычайной комиссии и под

видом контрреволюционеров предлагали заключенным свои услуги для передачи

разных сведений. Когда их выгоняли, они грозили расстрелами.

В числе многочисленных арестованных в тюрьме содержались полковник

Шульман, Николай Волков, поручик Костич, подпоручик Клочков, подполковник

Попов, поручик Гутарев-Иванов, поручик Шафоростов, Семен Куликович, член

Государственного совета Н. С. Крашенниников, граф Гавриил Бобринский,

подпоручик Кузьмин, о[тец] Иоанн Рябухин и студент Михаил Андреев.

Жизнь не замедлила доставить местной советской власти случай для

приведения в исполнение угрозы, заключавшейся в вышеприведенном приказе No

73 "Чрезвычайной комиссии Северного Кавказа по борьбе с контрреволюцией,

саботажем и спекуляцией", именуемой в просторечии "Чрезвычайкой", и когда

умер "товарищ" Ильин20, командовавший Северо-Западным фронтом, от

полученного им во время боя ранения в голову, то большевики, сочтя это

обстоятельство за покушение на жизнь одного из вождей пролетариата, казнили

на третий день после похорон Ильина, 6 октября 1918 года, нескольких из

арестованных ими лиц, а именно: гвардии полковника Случевского, полковника

Шульмана, штабс-капитана Костича, фельдшера Волкова, поручика Шафоростова и

бывшего председателя "Союза увечных воинов" Беляева (старика, слепого на оба

глаза).

В это время уже назревала так называемая "Сорокинская авантюра",

повлекшая за собою столь трагические последствия для многих заложников.

Главком Сорокин21, энергичный и крайне властолюбивый человек с ярко

проявляемыми юдофобскими взглядами, опасаясь, с одной стороны, мести

советской власти, грозившей ему за неудачи на Кубани и за жестокие расправы

с провинившимися подчиненными, а с другой -- желая заменить былую свою

популярность неограниченной властью военного диктатора для ограждения себя

от надвигавшейся опасности, попытался совершить переворот. С этой целью

13/26 октября 1918 года Сорокин приказал чинам своего штаба арестовать

председателя ЦИК Советской кавказской республики Рубина, председателя

краевого комитета партии большевиков Крайнего, заведывающего Чрезвычайной

комиссией при Революционном совете Рожанского, товарища председателя ЦИК

Дунаевского и члена ЦИК Власова, которые, за исключением последнего, были

евреи и казались ему опасными. В тот же день стало известно, что эти лица

были убиты.

По объяснению непосредственных исполнителей этого расстрела, Сафронова,

бывшего предводителя большевиков на Доно-Кубанском фронте, Костяного --

адъютанта Сорокина, и Рябова -- коменданта сорокинского штаба, содержавшихся

в тюрьме вместе со свидетелем полковником Шведовым, Сорокин ненавидел

евреев, которые возглавляли собою краевой исполнительный комитет. При своих

поездках в комитет Сорокин окружал себя большой свитой и объяснял это тем,

что не хочет быть среди жидов, а хочет быть среди своих. Такие же настроения

были и у сотрудников Сорокина. Например, Рябов, необузданный по природе

человек, сопровождал Крайнего и, идя впереди него на вокзале, рассталкивал

толпившийся народ со словами: "дорогу жиду..." Помимо этих черт своего

характера, Сорокин, по объяснению вышеназванных его сподвижников, решился на

кровавую расправу, негодуя на постоянное вмешательство ЦИК в военное дело,

что, как находил Сорокин, мешало военным операциям.

Противная Сорокину партия приняла решительные меры, и Сорокин, видя,

что его план потерпел крушение, вынужден был бежать из Пятигорска. Тем

временем, на созванном самим же Сорокиным состоявшемся в станице

Невинномысской Чрезвычайном съезде Советов и представителей революционной

Красной армии бывший главком Сорокин был объявлен вне закона как изменник

революции и, согласно изданному приказу, должен был быть немедленно

арестован вместе с его "сворой" (штабом) и доставлен под усиленным конвоем в

Невиномысскую "живым или мертвым для всенародного справедливого и открытого

суда". Во исполнении этого приказа Сорокин был арестован в г. Ставрополе, но

доставлен он в Невинномысскую не был, т[ак] к[ак] после ареста был убит

одним из членов Чрезвычайного съезда. Дальнейшая участь большинства лиц,

содержавшихся в качестве заложников в "концентрационном лагере", была

предрешена на упомянутом выше Чрезвычайном съезде в станице Невинномысской.

В 4-м пункте резолюции, вынесенной этим съездом, съезд заявляет, что каждый

покушавшийся на жизнь члена трудящихся масс без всенародного суда считается

изменником дела революции, и сами трудящиеся массы на белый террор буржуазии

ответят массовым красным террором.

Приведенная резолюция опубликована на первой странице No 157 "Известий

ЦИК Севере-Кавказской советской социалистической республики", от 2 ноября

1918 года (по новому стилю). На той же странице начинается статья,

озаглавленная "Красный террор" и заключающая в себе приказ No б Чрезвычайной

комиссии по борьбе с контрреволюцией следующего содержания:

Вследствие покушения на жизнь вождей пролетариата в городе Пятигорске

21 октября 1918 года в силу приказа No 3 от 8 октября сего года, в ответ на

дьявольское убийство лучших товарищей, членов ЦИК и других, по постановлению

Чрезвычайной комиссии расстреляны нижеследующие заложники и лица,

принадлежащие к контрреволюционным организациям:

1. Рузский (генерал)

2. Урусов Сергей (князь)

3. Урусов Николай (князь)

4. Урусов Федор (князь, генерал)

5. Капнист (граф, контр-адмирал)

6. Медем (барон, сенатор)

7. Колосов (подполковник)

8. Карганов (полковник)

9. Рубцов (полковник)

10. Шаховской Леонид (князь)

11. Шаховской Владимир (князь)

12. Рухлов (министр путей сообщения)

13. Добровольский (министр юстиции)

14. Бочаров(полковник)

15. Колзаков (генерал)

16. Карташев (полковник)

17. Шевцов (генерал)

18. Медведев (генерал)

19. Исакович (полковник)

20. Савельев (полковник)

21. Пирадов (генерал-лейтенант)

22. Похателов (генерал-лейтенант)

23. Перфилов (генерал-лейтенант)

24. Бойчевский (генерал-майор)

25. Васильев(полковник)

26. Смирнов (генерал)

27. Алешкевич (генерал-майор)

28. Трубецкой (полковник)

29. Николаев(полковник)

30. Радницкий (генерал-майор)

31. Власов Михаил (купец 1-й гильдии)

32. Федоров(подпоручик)

33. Федоров (казак)

34. Назименко (генерал)

35. Чижевский (генерал)

36. Русанов (капитан)

37. Мельгунов (генерал)

38. Бобринский (граф)

39. Евстафенко (генерал)

40. Радко-Дмитриев (генерал)

41. Игнатьев (генерал)

42. Желездовский (генерал)

43. Кашерипников (генерал)

44. Ушаков (генерал-лейтенант)

45. Турин (подполковник)

46. Бобрищев (подъесаул)

47. Туманов (князь, генерал)

48. Чичинадзе (полковник)

49. Форжеш (полковник)

50. Багратион-Мухранский (генерал)

51. Шведов (полковник)

52. Малиновский (поручик)

53. Саратовкин (генерал)

54. Покотилов (генерал)

55. Рашковский (полковник)

56. Дериглазова (дочь полковника)

57. Бархударов (полковник)

58. Беляев (полковник)

59. Тришатный (генерал-майор)

Чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией в заседании своем от

31 октября сего года постановила расстрелять нижеследующих лиц:

1. Волкову Феклу Никитишну, за подстрекательство и содействие в

грабеже.

2. Случевского Евгения (полковника), начальника штаба

контрреволюционной организации в городе Пятигорске.

3. Кашкадамова Павла (юнкера), члена штаба контрреволюционной

организации в гор. Пятигорске и соучастника взрыва патронного завода.

4. Назарьяна, агента контрреволюционного штаба г. Пятигорска.

5. Касперсова (офицера), агента контрреволюционного штаба и сообщника в

заговоре взрыва патронного завода в гор. Пятигорске.

6. Беляева Николая, за принадлежность к контрреволюционной организации.

7. Волкова Николая, помощника начальника контрразведки Шкуро,

Ессентуки.

8. Волкова Владимира, агента контрреволюционного штаба станицы

Ессентукской.

9. Шульмана Рудольфа (полковника), члена контрреволюционного штаба гор.

Пятигорска.

10. Костича Бориса (офицера), члена контрреволюционного штаба гор.

Пятигорска.

11. Клочкова (офицера) за неявку на регистрацию согласно приказа ЧК 83

и намерение перейти в отряд Шкуро и за имение у себя подложного документа

советской власти.

12. Попова (офицера), члена контрреволюционной организации в гор.

Пятигорске и соучастника в заговоре взрыва патронного завода.

13. Бойтенко -- агента контрреволюционного штаба в гор. Пятигорске.

14. Шафороста Александра, агента контрреволюционного штаба в

Пятигорске.

15. Иванова-Гутарева Павла (поручика), за передачу карт Пятигорского

округа в контрреволюционный штаб в гор. Пятигорске.

16. Куликовича Семена (фальшивомонетчика), контрреволюционера.

17. Малина Антона (бывшего жандарма), за провокацию против советской

власти.

18. Крашенинникова Петра Николаевича (сенатора)

19. Графа Бобринского, за принадлежность к контрреволюционной

организации.

20. Кузьмина Анатолия, за принадлежность к отряду Шкуро (как агента).

21. Пацука (жандарма), за принадлежность к контрреволюционной

организации.

22. Черного, за участие в контрреволюционном заговоре по делу Сорокина.

23. Богданова -- то же.

24. Гриненко -- то же.

25. Коновалова Ивана (фальшивомонетчика), пойманного на месте

преступления при сбыте фальшивых знаков.

26. Коновалова Павла, как фальшивомонетчика.

27. Переверзева Ивана -- то же.

28. Хандогина Ивана -- то же.

29. Буслаева Василия -- то же.

30. Бордзаева Пуваль -- то же.

31. Тамбиева 1-го (князя) -- за организацию контрреволюционного отряда,

за участие в боях в таковом.

32. Тамбиева 2-го Мураза Бека -- то же.

33. Синько -- за принадлежность к отряду Тамбиева и за вооруженное

восстание.

34. Супруна -- то же.

35. Тарана Якова -- то же.

36. Кокаева Фому -- то же.

37. Погребняка Ивана -- то же.

38. Зайченко Сергея -- то же.

39. Щербакова Алексея (командира, контрреволюционера) .

40. Карташева Владимира -- за расстрел двух невинных женщин.

41. Орлова Василия -- за принадлежность к контрреволюционной

организации.

42. Прокофьева Николая -- то же.

43. Андреева Михаила -- то же.

44. Махарадзе Георгия -- то же.

45. Рябухина Ивана (священника) -- за молебен в станице Ессентукской о

даровании победы кадетам.

46. Кошелева Георгия -- за денежное вымогательство.

47. Полонскую Эльзу (литераторшу) -- за принадлежность к

контрреволюционной организации.

 

Подписали:

председатель Атарбеков

члены: Стельмахович, Щипулин, М. Осипов

Скрепил: секретарь Абовьян

 

Итак, сами большевики признали в своем официальном органе, что убийство

многочисленных заложников является ничем иным, как актом красного террора.

Это событие, о котором извещает приведенный выше приказ за No 6,

произошло при следующих обстоятельствах.

В холодный и ветреный осенний вечер 18 октября 1918 года, под мелким

дождем и при густом тумане, препятствовавшем видеть на один квартал вперед,

из тюрьмы было выведено 13 арестованных, которых остановили затем на

Нижегородской улице возле номеров Новоевропейской гостиницы.

Тем временем какой-то матрос, командир карательного отряда, состоявшего

из конных матросов и называвшегося "батальоном смерти", распорядился вызвать

в коридор гостиницы всех бывших налицо заложников и по имевшемуся у него

списку стал поименно выкликать их. Таким образом было вызвано матросом 52

человека из числа 59-ти, показанных в приказе No 6 расстрелянными. Остальные

7 человек частью не были в тот момент в "концентрационном лагере", а частью,

по невыясненной причине, не были вызваны матросом. Некоторым заложникам

хотелось верить, что эта необычная перекличка предвещает перемену к лучшему

в их тяжком образе жизни. Настроение у многих повысилось, и людям, склонным

к оптимизму, обещание немедленного освобождения после выполнения некоторых

формальностей в "Чрезвычайке" не казалось неправдоподобным. Предложение

забрать с собою вещи еще больше подбодрило заложников, и многие из них стали

надеяться на то, что в худшем случае их тревожат для перевода в более теплое

помещение. Но радость заложников была кратковременна. Удары нагаек

"товарищей" рядовых "батальона смерти" тотчас же по выходе заложников на

улицу быстро вернули их к суровой действительности. Подъезд гостиницы был

освещен, а потому, несмотря на густой туман, стоявшие на улице 13 человек,

приведенные из тюрьмы, видели, как человек шестьдесят заложников быстро,

один за другим, со свертками в руках выходили на улицу.

Раздалась команда "шашки наголо", и вереница людей, обреченных на

смерть, тронулась по Нижегородской улице и повернула налево по Романовскому

проспекту.

Дул порывистый, холодный ветер. Кто мог, кутался в одеяло. Среди

заложников были больные. У одного из них, у Малиновского, было воспаление

легких и, температура превышала 40°. Его жена накинула на него плед.

Какой-то красноармеец сорвал его с несчастного и бросил его г-же Малиновской

со словами: "Возьми свой платок. Ты молода, и он тебе пригодится, а ему на

Машуке его не надо".

Больными чувствовали себя генералы Рузский и Радко-Дмитриев, а также

отец Иоанн Рябухин, который не расставался со Св. Евангелием. Шли медленно и

долго. Больные устали.

Всех заложников вели в Чрезвычайную комиссию на угол Ермолаевского

проспекта и Ессентукской улицы. Там генерал Рузский падал в обморок.

По прибытии к дому Карапетянца, где помещалась "Чрезвычайка", всех

заложников заперли в одну из комнат верхнего этажа. Из этой комнаты их

поодиночке вызывали в другую, где с них снимали одежду, которую тут же

бросали на пол. К моменту вызова во вторую комнату 59-го заложника там

лежали груды всевозможного платья. Тут же заложникам скручивали руки за

спину и туго перевязывали их тонкой проволокой, после чего только переводили

в третью комнату.

В таком именно виде, в одном белье, со связанными за спиною руками,

повели часть заложников на городское кладбище.

К 11 часам вечера жуткое шествие прибыло к месту своего назначения и

остановилось у запертых кладбищенских ворот. Красноармейцы стали стучать

прикладами ружей в дверь сторожки, где живет смотритель кладбища Валериан

Обрезов, и требовали немедленно пустить их на кладбище. На вопрос Обрезова,

кто это, последовал ответ "товарищи", после чего Обрезов вышел из сторожки.

Следом за ним вышел и кладбищенский сторож Артем Васильев. Еще утром 18

октября большевики заказали Обрезову большую яму. Ее вырыли на городском

кладбище в левом заднем углу (северо-западном). К вечеру привезли несколько

гробов из больницы, и т[ак] к[ак] других ям не было, то Обрезов приказал

опустить эти гробы в яму, заказанную утром большевиками.

Один из конвойных, бывший как бы за старшего, приказал отсчитать из

всей партии приведенных людей 15 человек. Обрезов и Васильев пошли вперед,

показывая дорогу к упомянутой могиле, а выделенные из 25-ти приведенных

заложников 15 человек, окруженные красноармейцами, вооруженными с головы до

ног, пошли за ними. Остальные заложники остались у ворот кладбища. Шли всю

дорогу медленно, шаг за шагом, прямо по дороге в глубь кладбища.

Дорогой генерал Рузский заговорил тихим протяжным голосом. С грустной

иронией заметил он, что свободных граждан по неизвестной причине ведут на

смертную казнь, что всю жизнь он честно служил, дослужился до генерала, а

теперь должен терпеть от своих же русских. Один из конвойных спросил: "Кто

говорит? Генерал?" Говоривший ответил: "Да, генерал". За этим ответом

последовал удар прикладом ружья и приказ замолчать. Пошли дальше все тем же

тихим шагом. Все молчали.

Не доходя до приготовленной ямы, около ограды места Тимашева, все

остановились, и красноармейцы приказали заложникам раздеться. Среди общей

тишины заложники стали исполнять отданный им приказ. Кто-то из них,

обратившись к красноармейцу, сказал: "Товарищ! Если я виноват перед вами,

простите меня..." Тот ответил: "Нет, не виноват; только раздевайся скорее".

Потом кто-то крикнул: "Немец!" -- и опять все затихло.

Началась рубка. Рубили над ямой, шагах в пяти от нее. Первым убили

старика небольшого роста. Он, вероятно, был слеповат, и спрашивал, куда ему

идти к яме. Палачи приказывали своим жертвам становиться на колени и

вытягивать шеи. Вслед за этим наносились удары шашками. Палачи были неумелые

и не могли убивать с одного взмаха. Каждого заложника ударяли раз по пять, а

то и больше. Некоторые стонали, но большинство умирало молча. Только один

казнимый отрывистым голосом выкрикнул: "Товарищи!" -- и умолк. Обрезов и

Васильев отошли в сторону. До них отчетливо доносился хруст разрубаемых

костей. Помимо неопытности палачей, нанесению метких ударов в шею, очевидно,

препятствовала темнота. После того как было покончено с первыми четырьмя

жертвами, старший команды приказал: "Беритесь теперь за генерала Рузского.

Довольно ему сидеть, он уже разделся".

Свидетель Васильев показал, что генерал Рузский перед самой своей

смертью ничего не говорил. Это показание находится в противоречии с

показаниями свидетелей Вагнера и Тимрота.

Свидетель Вагнер утверждает со слов присутствовавшего при казни

Кравеца, бывшего председателя Чрезвычайной следственной комиссии гор.

Кисловодска, что генерал Рузский перед самой смертью сказал, обращаясь к

своим палачам: "Я -- генерал Рузский (произнеся свою фамилию, как слово

"русский") и помните, что за мою смерть вам отомстят русские". Произнеся эту

краткую речь, генерал Рузский склонил свою голову и сказал: "Рубите".

Свидетель же Тимрот удостоверил, что он был свидетелем разговора

бывшего председателя "Чрезвычайки" Атарбекова, Стельмаховича и политического

комиссара 2-й армии с подошедшим к ним неизвестным Тимроту лицом. Разговор

имел место в кооперативе "Чашка чаю". Подошедший спросил Атарбекова, правда

ли, что красноармейцы отказались расстрелять Рузского и Радко-Дмитриева.

Атарбеков ответил: "Правда, но Рузского я зарубил сам, после того, как он на

мой вопрос, признает ли он теперь великую российскую революцию, ответил: "Я

вижу лишь один великий разбой". "Я ударил, -- продолжал Атарбеков, --

Рузского вот этим самым кинжалом (при этом Атарбеков показал бывший на нем

черкесский кинжал) по руке, а вторым ударом по шее". На эти слова Атарбекова

Стельмахович или политический комиссар заметил, как ему не надоело об этом

рассказывать.

Генерал Рузский, согласно показанию свидетеля Васильева, скончался

после пяти нанесенных ему ударов, не издав при этом ни единственного стона.

Казнь неповинных ни в чем людей представляла собою столь жуткое

зрелище, что два палача-красноармейца отказались исполнять свои гнусные

обязанности. Старший команды отправил их к кладбищенским воротам. Один из

этих красноармейцев, казак, рассказывал впоследствии подробности казни. "Ну,

и негодяи, -- начал он свой рассказ, -- натешились. Рубили сначала руки,

ноги, а потом уже голову. Да еще перед рубкой начальник отряда нещадно бил

их резиновой плеткой".

Умерщвление первых 15-ти заложников длилось больше часу. Покончив с

этой партией, красноармейцы позвали Обрезова и Васильева и спросили у них,

имеется ли еще вырытая яма.

Обрезов и Васильев отправились на поиски, а в это время были зарублены

остальные 10 человек.

Уходя, красноармейцы сказали Обрезову и Васильеву: "Вы, деды, не

ложитесь спать. Мы часа через полтора приведем еще человек тридцать".

Действительно, через некоторое время красноармейцы вновь привели 37

человек. Опять Обрезов и Васильев пошли вперед; за ними шли заложники и

конвой. Шли медленно и молча.

Когда приблизились к деревянным воротам госпитального кладбища, то

шествие остановилось, и опять был отдан приказ отсчитать 15 человек. Их

повели по госпитальному кладбищу к холерному. Не доходя до ямы, против

калитки на городское кладбище их остановили и приказали раздеваться. Когда

все разделись, началась рубка.

Обрезов спрятался за памятник, а Васильев за ограду. Ни разговоров, ни

стонов слышно не было. До слуха Обрезова доносился лишь хруст костей.

Во время этой рубки Обрезова за чем-то позвали. Подходя к месту казни,

он услыхал, что один из казнимых, которого как раз рубили в то время,

заругался и стал требовать, чтобы его лучше рубили. "Раз рубишь -- так

руби", -- воскликнул он. Палач, по-видимому, неопытный, остервенился и,

приговаривая: "Мало тебе, так на же!" -- стал наносить несчастному удар за

ударом. Во всяком случае, этот заложник получил не менее десяти ударов.

Палач добил его уже лежачего. Только один матрос рубил умело, и обреченные

просили его, чтобы он, а не кто-нибудь иной, нанес им смертельный удар.

Когда кончили рубить первых 15 человек, то трое красноармейцев

отправились вместе с Обрезовым к воротам. Там отсчитали еще 10 человек,

которых красноармейцы отвели к яме и тоже стали рубить. Тут кто-то из

палачей крикнул: "Эй, Кирюшка, подавай людей". Привели последних заложников,

и их тоже зарубили.

Всю эту партию красноармейцы свалили в яму. Приказав затем засыпать

могилу землей, красноармейцы сейчас же ушли с кладбища. Но едва ли они пошли

домой пешком. Эти красноармейцы, утомленные ночной работой на пользу

советской власти, не могли не возбудить по отношению к себе внимания и

участия со стороны своих товарищей. Поэтому товарищ Гущин, которому "ребята

жаловались на то, что им далеко ходить" на кладбище, позаботился выслать за

ними грузовой автомобиль.

Когда Обрезов возвратился к себе в сторожку, на Нахаловской церкви

ударило три часа ночи.

Таким образом, большевики, согласно установившейся у них к тому времени

практике, закончили свое дело до рассвета. Пятигорскими жителями было

замечено, что советская власть по каким-то соображениям стала предпочитать

расправляться со своими жертвами под покровом ночи, старательно избегая

производить казни, особенно массовые, при дневном свете.

Расследованием установлено, что когда палачи-красноармейцы, совершив в

ночь на 19 октября 1918 года свое кровавое дело, вернулись в "Чрезвычайку",

то перед сном они сказали одному из представителей советской власти:

"Довольно мы вас поубивали, теперь можно и отдохнуть".

Но советская власть не согласилась с мнением исполнителей ее

предначертаний, и на следующую же ночь, т[о] е[сть] на 20 октября, на так

называемом холерном кладбище разыгралась такая же трагедия, как и накануне.

Среди многочисленной партии погибших в этот раз людей были священник и одна

женщина. Обрезов и Васильев и в этом случае присутствовали при казни.

На утро могильщики засыпали могилы. Тонкий слой земли покрыл

изуродованные тела мучеников и скрыл их на время от людских взоров. Но вид

местности, прилегающей к обеим могилам, в утро 20 октября не переставал еще

красноречиво свидетельствовать о злодеяниях минувших ночей.

Вокруг могил стояли лужи крови. Кое-где лежали осколки человеческих

костей. Ближайшие к месту казни кресты и надгробные памятники были обагрены

кровью и обрызганы мозгом. Земля на значительном протяжении была настолько

пропитана кровью, что, когда один из красноармейцев, вероятно пришедший

проконтролировать, как это полагалось у большевиков, работу своих товарищей,

ступил на дорогу, прилегающую около одной из могил, то из-под ног его

брызнула кровь, и он по щиколотку погряз в кровавой гуще.

На окровавленной земле валялись ботинки и галоши, брошенные

заложниками.

Палачи-красноармейцы получали 10 рублей "с головы" каждого казненного.

Возможно, что как раз в то время, когда они протягивали свои руки за этим

позорным заработком, из свежей, едва присыпанной землей могилы слышались

тихие стоны заживо погребенных людей. Эти стоны донеслись до слуха Обрезова

и могильщиков, пришедших ранним утром 20 октября 1918 года насыпать

могильный холм. Как бы не сознавая ужаса своего повествования, Обрезов

рассказывал об этом свидетельнице А. А. Колесниковой и добавил, что из

могильной ямы даже выглядывал, облокотившись на руки, один недобитый

заложник, умолял вытащить его из-под